— Мама! — завопил он, как только в ее кабинете сняли трубку.
— Ты ошибся, мальчик, — сказал чужой бас, и пошли короткие гудки.
Блинков-младший позвонил домой, но папа не вернулся. Да и не стал бы он сидеть дома, пока его единственный сын и страдающая за свою честность фотомодель оставались в опасности.
Зато Ирка была дома. Она ни о чем не подозревала и, сняв трубку, первым делом выговорила Блинкову-младшему за невоспитанность. Деликатные люди, сказала она, кладут трубку после пятого звонка. Деликатные люди понимают, что если никто долго не подходит, то, может быть, этот никто в ванной.
— Они похитили Нину Су! — крикнул Блинков-младший, отчаявшись вставить в Иркины наставления хоть словечко. — Слушай…
Ирка моментально ухватила самую суть. Ведь у нее папа тоже служил не в керосинной лавке, а в отделе физической защиты налоговой полиции.
— Простота! — сказала Ирка. — Звонишь в контрразведку и мамочку зовешь! Надо говорить: «Оперативная необходимость!», и тебя свяжут, с кем надо. Ты хоть адрес знаешь, куда тебя завезли?
Блинков-младший посмотрел на особняк, хотя помнил, что таблички с адресом там нет.
— Не знаю, — сказал он охрипшим голосом.
— Значит, проси, чтобы контрразведка засекла твой телефон, — нашла выход Ирка. — А я позвоню папе. Держись, Блинок!
Ничего себе, вздохнул Блинков-младший, снова набирая номер контрразведки. Он чувствовал, что влюбляется в Ирку.
— Оперативная необходимость! Я сын подполковника Гавриловской!
На этот раз Блинков-младший начал правильно. Чужой бас в мамином кабинете все быстро понял и стал принимать меры. От Блинкова-младшего требовалось только говорить не переставая, чтобы пеленгаторы контрразведки могли засечь его радиоволну. И он говорил! Он говорил, зная, что все такие разговоры записываются, и теперь, если даже помощь не подоспеет вовремя, его голос на пленке изобличит грязных бизнесменов и не даст им уйти от заслуженной кары!
— Готово, — перебил его бас. Они уже познакомились. Бас назвался майором Василенко. — Только у тебя не радиотелефон, а обычный, проводной. Установлен в дачном поселке Мытищинского Всемирного Банка.
У Блинкова-младшего екнуло сердце. А вдруг пеленгатор ошибся, и помощь подоспеет совсем не туда?!
— У меня же трубка с антенной! — закричал он.
— Так это, наверное, такой аппарат, чтобы отойти с трубкой в сад или еще куда, — успокоил его майор Василенко. — А главный телефон проводной, и стоит в доме. Ты же близко от дома?
— Близко, — подтвердил Блинков-младший.
— Ну вот… — майор Василенко сделал тягучую, очень неприятную паузу и торопливо сказал:
— Они слушают! Положи трубку на место и сейчас же прячься!
Когда тебе приказывает майор контрразведки, нечего задавать глупые вопросы. Сказано, прячься — надо прятаться. Тем более, что спрашивать было некого, в трубке пипикали сигналы отбоя. А на веранде особняка зажегся свет! Тень бабьелицего телохранителя упала на застекленную дверь. Она приближалась и с каждым шагом становилась все громаднее.
Блинков-младший скоренько закинул трубку в перчаточный ящик и перебрался назад, к дивану. Он раскладывался очень легко: потянешь сиденье на себя, и спинка опускается, открывая щель в багажник. Упав на эту опустившуюся спинку, Блинков-младший вкатился в щель. Оставалось закрыться, то есть поднять спинку. Но как ее поднимешь, если там ни ручки, ни какого-нибудь выступа?! Тем, кто делал этот роскошный лимузин со всеми удобствами, в голову не пришло, что диван будут складывать изнутри, из багажника. Блинков-младший обломал ногти, цепляясь за ворс ковровой обивки, но спинка поднялась только наполовину и так застряла. Щель, в которую он влез, стала шириной с ладонь. Блинков-младший отполз к задней стенке багажника и загородился складным столиком.
Он слышал, как открылась дверца лимузина.
— Заперто было! — вслух удивился бабьелицый. С минуту он копошился, кряхтя и чертыхаясь, и вдруг закричал:
— Есть! Георгий Козобекович, трубка еще теплая! Где-то здесь он, паршивец! Только что выскочил! Я спускаю Лорда!
Поискать Блинкова-младшего в лимузине, который был заперт, бабьелицый не догадался. И то, что с диваном непорядок, его не насторожило. Нина Су ехала на этом диване, и бабьелицый мог подумать, что это фотомодель опустила спинку.
Зато Лорд сразу же кинулся в лимузин! Вот когда Блинков-младший еще раз вспомнил Толиковых чистоплотных и независимых кошек. Сам он давно не чуял кошатины, но для собаки этот запах, пусть утренний, пусть хоть вчерашний, хуже, чем красная тряпка для быка. Было слышно, как, подвывая от усердия, ротвейлер лезет через водительское кресло. Вмиг он оказался у дивана и, оглушительно лая, стал корябаться и засовывать нос в щель над спинкой. Блинков-младший притаился за складным столиком, думая, что короток столик, ноги точно видны.
— Лордик, Лордик, ты же друг человека, скотина! — шептал он, взывая к благородству ротвейлера.
Скотина Лордик оскалился и по-своему прогавкал, что, мол, некоторые с кошками путаются, а туда же, о благородстве вспомнили. Его сахарные клыки были совсем рядом! При желании Блинков-младший мог бы потрепать Лорда по брыластой щеке. Но разве у нормального человека может появиться желание потрепать по щеке осатаневшего ротвейлера?!
Открылась задняя дверца лимузина. Блинков-младший окаменел.
— Обивку мне когтями драть, собачье мясо! — разъярился бабьелицый. Коротко звякнула цепь и со шмяком впилась в бок усердного Лорда. — Жрачку почуял, собачье мясо! Ищи, мальчишку мне ищи, собачье мясо!
Лордик протестующе выл. Он был не виноват в том, что оказался умнее хозяина.
За воротами просигналила машина, и мучения служаки Лордика прекратились.
— Хватит с тебя, — мирным голосом сказал бабьелицый. — Пойдем глянем, кто там.
Дверца осталась открытой. Блинкову-младшему сильно захотелось выскочить из лимузина и перепрятаться. Но справа был бабьелицый с Лордиком, слева особняк с генеральным спонсором, который как пить дать смотрел в окно.
Громыхнул засов, машина с неизвестным подъехала и остановилась рядом с лимузином.
— Здорово, Чак. Ну как, привез? — спросил неизвестный и оказался очень даже известным князем Голенищевым-Пупырко-старшим.
— Привез, а что толку? — вздохнул бабьелицый Чак. — Во-первых, молчит, во-вторых, отпускать ее нельзя. Просто нельзя, осознаешь?
— Не надо подробностей! — нервно сказал князь. — Не вмешивай меня в свои дела!
— Ты не понял, князь, — нехорошим голосом прошипел бабьелицый. — Мы тебя вызвали не подробности рассказывать. И дела у нас не мои, а наши общие. Мы сейчас вместе с тобой пойдем и сделаем все, что надо. Как в песне: «Если радость на всех одна, на всех и беда одна».
Вот когда Блинкову-младшему стало по-настоящему страшно! Одно дело догадываться и совсем другое — собственными ушами услышать, что грязные бизнесмены собираются погубить прекрасную Нину Су! И еще он подумал, что после фотомодели главный свидетель теперь он, Дмитрий Блинков. Расправившись с Ниной Су, грязные бизнесмены начнут охоту за ним.
— Короче, кидаем ее в твою машину и отчаливаем, — продолжал бабьелицый. Князь подавленно молчал. — Лимузин придется бросить. Его за версту заметно, а у нас контрразведка на хвосте.
— Что еще? — прошелестел князь, ему было совсем плохо. — Кто там у нас еще на хвосте — Интерпол, парочка десантных бригад, международные силы быстрого реагирования?
Бабьелицый ржанул.
— Не бери в голову, князь, это случайность. Какой-то пацан что-то увидел и позвонил маме, а мама контрразведчица.
— Его не Митя зовут? — насторожился князь.
— Не знаю, мы с середины слышали.
— У меня соседка контрразведчица, а ее сын учится с моим парнем, — сообщил князь странным звенящим голосом. Но бабьелицый ничего особенного не заметил.
— Это плохо, — сказал он, — Отпускать его нельзя. Георгий Козобекович говорил мне, а я несерьезно отнесся. Давай, я направо по дороге, ты налево. Лорда тебе дам.
— Георгий Козобекович всегда только говорит, а делать заставляет нас. И никогда ни в чем не виноват… Ты же умный, Чак! — проникновенно сказал князь. — Ты сообрази: пока что у нас на совести разбитые стекла, а будут две жизни. За стекла мы отмажемся, тем более, что их уже вставляют, а…
Послышался сухой короткий удар, и князь отлетел на лимузин с такой силой, что Блинкова-младшего качнуло, как в люльке.
— Это на тебе одни стекла, а меня два года разыскивают за особо тяжкое преступление, — с ленцой сказал бабьелицый Чак, добавляя князю, скорее всего, в живот. Звук был такой, будто бы месили тесто. — И ты со своими стеклами навел на нас контрразведку. Думаешь теперь соскочить?! Нет, князь, ты сейчас возьмешь Лорда, поймаешь мальчишку и станешь, как я. Или, если тебе очень хочется, станешь честный, но дохлый.
