— Мяса ты кусок, — прошепелявил князь. — Буратина безмозглая.
И на лимузин обрушилось бегемотье тело Чака. Видно, поверженный князь дернул его за ногу, потому что удара Блинков-младший не слышал.
Сопя, кхэкая, кхакая и повизгивая, грязные бизнесмены стали драться. Удары так и сыпались, как будто целая рота солдат разгружала вагон с белокочанной капустой. Лорд лаял с подвывом и шумно рыл землю лапами. Ему очень хотелось ввязаться, только он еще не решил, на чьей стороне.
Тут где-то не очень далеко заревело и задребезжало. Блинков-младший боялся поверить себе. Чтобы потом не разочаровываться, он стал представлять, какой еще механизм, кроме, понятно, «горбатого», способен производить такие звуки. У него получился мотоцикл без глушителя, волокущий на веревке не меньше десятка ржавых противней.
Но это и в самом деле был Автомобиль, Который Никогда Не Угонят! С пушечным грохотом он протаранил ворота, подкатился к дерущимся и, кажется, немного на них наехал, потому что оба завопили.
— Вы окружены! — громовым голосом крикнул старший Блинков.
Конечно, его единственный сын больше не мог отсиживаться в багажнике! Он просто был обязан появиться в самый решающий момент схватки, чтобы, используя фактор внезапности, хотя бы дать пенделя бабьелицему Чаку.
Увы. Благими намерениями выстлана дорога в ад, как говорят осторожные люди. Дурацкий диван заклинило, и вместо того, чтобы эффектно выскочить, Блинков-младший унизительно долго выползал из-за спинки.
Его, конечно, все заметили. Старший Блинков, поджимая больную ногу, подскакал к лимузину и встал у дверцы, угрожающе выставив перед собой палочку бразильского дона. Помочь Митьке выкарабкаться папа не мог. Было бы опасно соваться в лимузин, подставляя врагам спину.
— Ну вот, вся компания в сборе! — восторженно завопил бабьелицый. Палочки старшего Блинкова он совсем не испугался. — Ну что, одноногий, влип?! А я тебя предупреждал! Я тебе говорил, что ты покойник!
По-борцовски пригнувшись и расставив руки, он двинулся на папу. В этот самый момент Блинков-младший, наконец, выдавился из-за дивана и, не теряя времени, саданул Чака дверцей лимузина. Килограммов пятьдесят стали и пуленепробиваемого стекла очень своевременно соприкоснулись с бабьей физиономией. Она вся как-то съехала набок и стала падать, разумеется, вместе с Чаком.
— Ну ты совсем! Ты знай меру-то! — негодующе воскликнул бабьелицый, барахтаясь на земле. Как будто у них была товарищеская встреча до первой крови и существовала какая-то мера. Все негодяи такие. Они любят бить живых людей и очень удивляются, если кто-нибудь вдруг начинает бить их.
Блинков-младший недолго наслаждался плодами победы. Ударом ноги Чак захлопнул дверцу, и он оказался взаперти. Дверца лимузина изнутри была не такая, как у нормальных автомобилей: ни одной ручки, только кнопки. Пока Блинков-младший тыкал в них наугад, Чак успел вскочить на ноги и получил по своей многострадальной физиономии палочкой бразильского дона. Палочку он отобрал и сломал об колено. А потом коротко и страшно ударил папу открытой ладонью про лицу. Это была не пощечина, а специальный боевой удар. У старшего Блинкова вздернулся подбородок, и он упал, как подкошенный. А Чак занес ногу, чтобы ударить его в голову!
Тут в дело вмешались сразу трое.
Во-первых, сзади на Чака налетел князь Голенищев-Пупырко-старший, который был, конечно, грязный бизнесмен, но совсем не хотел становиться убийцей.
Во-вторых, Блинков-младший сумел открыть дверцу и выкатился им под ноги. Чак с князем кувыркнулись через него и рухнули на пытавшегося подняться папу.
В-третьих, показал свои боевые качества Лордик. Последние минут пять он совсем ошалел от непонятного поведения людей и ни во что не вмешивался. Он сидел, широко расставив передние лапы, и даже не лаял, а только вертел головой, глядя то на Чака, то на князя, то на старшего Блинкова. Но когда появился Митька, пахнущий ненавистными кошками, пес решил, на чьей он стороне, и нельзя сказать, что это было правильное решение.
Придавленный ногами рухнувшего Чака, Блинков-младший не сразу понял, что происходит. Его собственную ногу сжало как будто стальными тисками, а потом…
К чести Лорда, он оказался настоящим боевым псом и не стал калечить мальчишку. Он стал всего-навсего полосовать зубами оскверненные кошачьим запахом джинсы и по ленточке спускать их с Блинкова-младшего.
Блинков-младший заорал!
И папа, конечно, заорал: «Не троньте парня, гады!». Он же не видел, что это не гады, а пес.
Гады тоже орали. Бабьелицый вопил: «Ща я тебе вторую ногу оторву!», а князь: «Не смей, Чак!».
В этом всеобщем оре послышался негромкий лязг, который узнали все.
И все замолчали.
— Встать! — скомандовал сварливый толстый голос. Вместе с лязгом автоматного затвора эта команда производила большое впечатление. Даже Лорд послушался и перестал терзать блинковские джинсы.
Блинков-младший первым выкарабкался из кучи малы и стоял, боясь посмотреть на человека с автоматом. Очень хотелось, чтобы он оказался контрразведчиком. Но вряд ли контрразведчик обувается на боевое задание в лаковые туфли. И брюки с шелковыми лампасами это, согласитесь, излишество для контрразведчика на боевом задании.
— Георгий Козобекович, а князь к ним переметнулся! — разрушив остатки блинковских надежд, басом наябедничал бабьелицый Чак.
— Разберемся и воздадим, — пообещал генеральный спонсор. — Как говорится, всем сестрам по серьгам мешалкой. Пойди Нинку приведи. Сейчас поедем.
Громила Чак повернулся на пятках и не пошел, а побежал исполнять приказание. Было ясно, что генеральный спонсор не привык повторять.
Князь в это время помог встать старшему Блинкову. Бледный от ненависти, с кровоподтеком на подбородке, папа в упор глядел на своего главного врага.
Глава девятнадцатая
Крах преступной группировки
— Не пожирайте меня глазами, Олег Николаевич, я не омар под белым соусом, — сострил генеральный спонсор и тут же показал осведомленность в делах Блинковых: — Вы еще не продали садовый участок? А это, надо полагать, ваш сын Дмитрий?
— Парня не троньте, — угрюмо сказал старший Блинков.
— Тронем, Олег Николаевич. И парня тронем, и вас тронем, а будет надо, и супругу вашу контрразведчицу тронем так, что не найдут, — с издевательской вежливостью сказал генеральный спонсор. — А вы как думали?! Влезу, думали, в большие дела, и мне за это ничего не будет?
— Это вы влезли в мои дела, — мрачно сказал папа.
— Признаю свою ошибку, — кивнул генеральный спонсор, поглаживая автомат волосатой лапой. — Я не думал, что встречу серьезное сопротивление. Но что теперь-то делать? На этот бар потрачены такие деньги, каких вам за всю жизнь не заработать. Куплен пивзавод, мало того, все уже на ходу, пиво бродит, и если через неделю его не продать, оно начнет взрываться в баках. А тут на пути какой-то, извините, очкарик. Ах да, — он по-шутовски раскланялся перед Блинковым-младшим, — очкарик и его сын. Родного сына не пожалели, впутали в свои дурацкие игры!
— Мои дурацкие игры называются наукой, — разозлился папа.
— Да-да, ананасы на елке, Уртика сарматской принцессы… Читали в прессе! — сообщил генеральный спонсор. — Но, должен вам сказать, Уртику вы пока что не доработали. Совершенно безвкусная.
— Что?! — в один голос изумились Блинковы.
— Так ведь я ее съел, Уртику. Вон, через князя купил у вашего ученика мистера Силкина и употребил в качестве легкого салата. Если честно, давился. Только из жадности съел, потому что деньги были уплачены, и немалые, — признался генеральный спонсор. — Трава травой, и жжется. Но потом читаю в газете — все верно: «Уртика. Победа над тысячелетиями», «секрет бессмертия в могильнике сарматской принцессы» и все прочее.
Надо было видеть, что творилось со старшим Блинковым! Сначала он задохнулся от гнева и только беззвучно хватал ртом воздух. Мистер Силкин был его любимым учеником. Он уехал в Америку, и старший Блинков жаловался, что вырастил конкурента на свою голову. Но когда мистер Силкин позвонил ему и сказал, что хочет провести отпуск в России, старший Блинков пригласил его к себе пожить и показал всю свою научную работу. А мистер Силкин в благодарность украл Уртику сарматской принцессы. Наверное, подменил ее самой обычной. И у папы, который сегодня бесстрашно спускался по водосточной трубе со сломанной ногой, лез в драку с громилой Чаком и спокойно стоял под дулом автомата, навернулись на глаза слезы.
А потом он вдруг улыбнулся и дико захохотал. Он ухал, как филин, хихикал, как рекламный младенец, которому давно не меняли подгузник, и хахакал, как Фантомас в старом фильме.
— Употребил! Бессмертным захотел стать! — между приступами смеха стонал папа. Он смеялся впервые с тех пор, как в оранжерее разбили стекла.
