— Лампа, песик. Ищи лампу!
Сомнительно, что пес знал значение слова «лампа», но в его собачьей памяти очень хорошо сохранилось воспоминание о страшной вони прогорклого масла, связанной с этим словом. Осторожно высвободив голову из рук Яночки, он бросился исполнять поручение.
— Уж во всяком случае он бегает бесшумно, не то, что мы, — пробормотал Павлик.
Хабр вернулся через несколько минут. Собака была чем-то встревожена, но довольна и потребовала, чтобы дети шли за ней.
— Нашел лампу! — вскрикнула негромко Яночка, вскакивая с карачек.
— Скажи ему, пусть только покажет нам, где она, а сам здесь сторожит. Предупредит, если кто появится.
— Правильно. Песик...
Хабр не стал заходить в комнату, вход в которую был прикрыт разноцветной завесой, а сразу повел к следующей двери в этом же доме. Дверь и здесь не была закрыта, и здесь висела занавеска из яркой материи, украшенная к тому же разноцветными бусинками. Собака вела себя осторожно, осматривалась по сторонам, явно давая понять, что чует присутствие людей и это ей не очень нравится. У входа Яночка остановила пса и приказала:
— Место, Хабр. Оставайся здесь. Сторожи!
Дети осторожно отдернули занавеску и заглянули внутрь. Переждав, пока глаза после слепящего солнца привыкли к полутьме помещения, они обнаружили совершенно пустую комнату, без окон, освещенную лишь через дверное отверстие, а прямо напротив — выход в следующий дворик, откуда тоже пробивался солнечный свет. Они уже собрались пробежать комнату не останавливаясь, как вдруг увидели в углу кучу всевозможного добра. Подойдя поближе, разглядели маленький переносный телевизор, несколько радиоприемников, какие-то инструменты, запчасти к автомашинам, кофемолки, ручную дрель и много другого добра. Впрочем, они тут же отвлеклись от него, ибо рядом, на низеньком столике, увидели свою лампу! Они сразу ее узнали.
— Хватаем и смываемся! — скомандовал Павлик. Через секунду занавеска за ними опала, мелодично зазвенев бусинками.
— Хабр, смываемся! — вполголоса повторила девочка собаке команду брата.
Хабр был явно встревожен. Не успели они все трое выскочить в проулок, как собака предостерегающе тявкнула. Яночка опять моментально присела у глухой стены, окружающей постройки, прикрыв лампу широкой юбкой матери, брат примостился рядом. Оба принялись дрожащими руками перебирать валяющиеся везде в изобилии камешки, делая вид, что играют. Хабр таинственным способом просто исчез с глаз.
Неизвестно откуда взявшиеся два араба в европейской одежде прошли мимо них и вошли в дом, из которого дети только что выскочили. И хотя Яночка сидела лицом к стене, ей исподлобья удалось заметить, что оба внимательно поглядели на них с Павликом.
— А теперь бежим! — вскочил Павлик, как только они скрылись. — Хабр!
Появившийся неизвестно откуда Хабр возглавил бегство. Вот вся троица добралась до лестницы и принялась стремительно спускаться вниз.
— Интересно, откуда этот пес знает, куда нам надо бежать? — запыхавшимся голосом спросил Павлик. — Постой, там, внизу, люди. Нельзя лампу тащить так, на виду.
— Давай ее сюда, — сказала Яночка. — Юбка широченная, заверну.
Не очень удобно было бежать с лампой, которая била девочку по коленям, да при этом стараться не поскользнуться на узких, крутых ступеньках. Павлик спустился первым, ожидая каждую секунду, что сестра свалится ему на спину. Ничего, обошлось.
С лестницы они соскочили в таком темпе, что не смогли сразу затормозить внизу и чуть не попали под машину, проезжавшую по узкой улочке. Хабр вдруг радостно тявкнул.
— Езус-Мария! Мать! — в панике крикнул Павлик.
— Ой, сейчас упущу лампу! — простонала Яночка. — Где бы спрятаться?
— Давай сюда, вот за эту машину.
В укрытии переждали дети опасный момент. Но вот мама на своей машине удалилась, путь был свободен.
— Нет, ты еще посиди здесь, — решил Павлик, — а я сбегаю куплю какую-никакую сумку, спрятать лампу. Хабр тебя покараулит.
Проезжавшая по улице в своей машине пани Кристина заметила двух арабских детишек, выскочивших откуда-то внезапно прямо под колеса ее машины, но, к счастью, успевших вовремя отскочить.
— Мне показалось, — неуверенно сказала пани Кристина сидящей рядом пани Островской, — на этой арабской девочке была моя юбка.
Пани Островская была занята выискиванием нужного магазинчика и никаких детей не заметила.
— Вот! — крикнула она. — Вот эта лавочка. Именно тут я покупала тот самый мохер, что так тебе понравился. Надеюсь, еще не весь распродали. Останови машину где-нибудь поблизости.
С трудом втиснувшись между двумя припаркованными автомашинами, пани Кристина заперла дверцу, и обе пани бегом устремились к лавчонке, торопясь приобрести мохер изумительного цвета гнилой зелени. Сделав покупку и уже выходя из магазина, они в дверях столкнулись со знакомой венгеркой, которая с мужем и дочерью проживала в том же поселке иностранных специалистов, что и обе пани, по соседству с Хабровичами.
Венгерка обратилась к пани Кристине на своем ломаном французском:
— Ах! Муа видеть твой дом арабские дети. Один мальчик и один девочка. Они выходить твой дом! Пани Кристина встревожилась.
— Арабские дети в моем доме? А моих детей ты не видела? И еще собаку?
— Муа не видеть собака, муа видеть арабские дети. Два!
— Они перелезали через стену загородки?
— Нон, они выходить через дверь в сад.
Пани Островская, не понимавшая по-французски ни слова, спросила, о чем речь.
— Она видела, как из нашего дома выходили арабские дети, — обеспокоенно перевела ей пани Кристина.
А венгерка еще раз повторила свое сообщение, тоже очень встревоженная, с сочувствием глядя на пани Кристину. Та от души поблагодарила соседку.
— Езус-Мария, надо мчаться домой!
— Я еду с тобой, — сказала пани Островская. — Подбросишь меня?
— Ну конечно! Но сначала заедем ко мне, надо посмотреть, что там происходит.
Павлик без всяких хлопот купил большую пластмассовую сумку у уличного торговца, сидящего у стены на корточках. Товар был разложен прямо на тротуаре. Схватив первую попавшуюся сумку и сунув в руку подготовленную заранее монету, Павлик бегом вернулся к сестре. Лампу затолкали в сумку и вылезли из укрытия. Тут, на ярком солнце, глянули друг на друга и остолбенели.
— Ну прямо шут гороховый! — вырвалось у Яночки.
— И ты не лучше, — не остался в долгу брат.
От жары крем «Нивеа» стал таять и растекаться по лицу. Вместе с ним растекалась жароупорная арабская краска. Блестящие черные косички Яночки стали какими-то бурыми, а с прической мальчика дело обстояло еще хуже: яичный белок и крем растаяли на солнце, волосы перестали торчать взбитой массой и опали на глаза, по лицу катились жирные черные капли. Правда, благодаря им дети выглядели еще чернее и грязнее, но как-то очень уж неестественно...
— Если я выгляжу так же, как ты, нам надо немедленно возвращаться, — решила сестра. — И лучше полями. Обязательно успеть вымыться до возвращения мамы, не то — плохо наше дело.
— Не волнуйся, — успокаивал сестру брат-оптимист, — запросто успеем. Главное — лампа у нас!
Мама вместе с пани Островской за рекордно короткое время добралась до дома. Ключ от калитки оказался на условленном месте, под камнем во дворе соседа, в доме тоже все было в порядке, если не считать каких-то черных пятен в ванной. Взволнованная пани Кристина не придала им никакого значения.
— Вроде все на месте, — сказала она. — Наверное, ей просто привиделось. Или те арабские дети крутились здесь поблизости, а ей показалось, что выходили из нашего двора. Главное, все в порядке. Сейчас отвезу тебя домой, только сначала напьемся чего-нибудь холодненького.
Притаившись за столбом бетонной ограды, Павлик с Яночкой лихорадочно совещались, решая, как поступить. Мать, вопреки ожиданиям, оказалась дома. Попытаться проникнуть незаметно в ванную? Рискованно.
К счастью, мама скоро вышла из дома вместе с пани Островской.
— Значит, отвезет ее домой и сразу вернется! — понял Павлик и обратился к сестре: — Времени у нас в обрез. Сделай так, чтобы она не запирала калитку.
Сестра, как всегда, поняла брата с полуслова.
— Хабр, к маме! — приказала она собаке.
Увидев неожиданно у своих ног радостно махающего хвостом Хабра, пани Кристина поняла, что дети где-то близко, и обрадовалась: — не надо запирать калитку. Обе дамы бегом кинулись в машину, и у них времени оставалось в обрез: мужья вот-вот вернутся на обед, который из-за мохера цвета гнилой зелени еще только предстояло приготовить.
Все оставшееся до обеда время дети провели в ванной к немалому удивлению матери. Впрочем, сейчас ей было не до детей.
Черная арабская краска оказалась жутко прочной. С лица, бровей и ресниц удалось ее снять с помощью ваток, намоченных то в косметическом молочке пани Кристины, то в специальном растворителе, который Яночке удалось разыскать. А вот с волосами дело было намного хуже. Сколько их ни мыли, часть краски сохранилась, и волосы детей казались припорошенными пеплом. К счастью, в доме, по обыкновению, на окнах были спущены шторы, не давая проникать в помещения раскаленному солнцу, так что внутри царил золотистый полумрак. С трудом отмытые сандалии сохли на крылечке.
