— Что это? — шепнула Ева.
— А ты не знала? — Сергей приблизил губы к ее уху — так близко, что почти коснулся девочкиной щеки. — Проход в морг. Если кто умирает, то их грузят на носилки и перевозят туда.
— А почему здесь, под землей?
— Чтобы больные не видели, не расстраивались.
— Но сейчас на каталке пусто.
— Ну, не каждый же день умирают… Может, ложный вызов. Или просто возвращают на место.
Ева какое-то время прислушивалась к удаляющемуся рокоту каталки, а после решительно качнула головой.
— Пошли отсюда…
Серега немного похлопал ресницами, но спорить не стал. Даже ругнул себя за идиотскую инициативу. Действительно, тупо все вышло! Какого рожна он ее сюда привел? Конечно, Серега не знал, что наткнется на санитаров, но мог бы предположить.
Сейчас же все обстояло иначе. И нос нормально дышал, и не было чертовых турунд. То есть шагать в садик Ева была, конечно, не обязана, но ведь обрадовалась! И вон как заулыбалась! Серега пока шагал, все время на нее поглядывал. И сам радовался неизвестно чему.
Кстати говоря, сестра Ленка тоже пришла в восторг. Стоило им показаться в переполненной малышней раздевалке, тут же с визгом повисла на шее у Сереги. Отвизжавшись, всем окружающим громко пояснила:
— Это мой брат! Он в больнице лежал. С носом, кровью и ватой. А теперь убежал, Специально ради меня…
«Вату с кровью» малыши легко проглотили и на «сбежавшего из больницы» поглядели с интересом. Потом, понятно, перевели взор на Еву.
— А она тоже сбежала?
— Тоже, — подтвердила Ленка. — Вместе с братом.
— Что ли, сестра?
— Какая же она сестра, когда это я сестра! — возмутилась Леночка.
— Невеста, что ли? Если невеста, должно быть платье. Из белого чего-нибудь…
— Платье еще не сшили… Потому что сначала кукле моей — Наташке, потом невесте.
— Фату надо из простыней шить. Они белые, — заявила соседка Леночки. Она была пухленькой, спокойной, и оттого слова ее звучали авторитетно.
— Ой, да у нас миллион простынёв!
— Простыней, — машинально поправил Сергей.
— Простыней, конечно! Вот же я глупая, — «простынёв» сказала, — Леночка с удовольствием рассмеялась над своей оговоркой. С ответами она вообще не задерживалась ни на секунду. Серега подумал, что в школе ей, верно, придется проще, чем ему.
— Триста рублей, — огорошила его подкравшаяся воспитатель.
— Я же это… Пару недель назад приносил.
— Это было на танцы, а теперь у них английский будут вести. Каждую неделю по два занятия.
— Ну да… Понятно… — Серега неловко заскреб по карманам.
Смекнув про его затруднения, Ева Оршанская достала из курточки кошелек, протянула воспитателю три сторублевых бумажки.
— Спасибо… — пробормотал он, однако на улице тут же принялся ворчать: — Что за жизнь пошла! Кругом деньги трясут. Мы их не просим, а они только поводы придумывают. За фотографии, которых не заказывали, за театр, за танцы эти дурацкие.
— Никакие они не дурацкие! — возмутилась Ленка. — У нас тетя артистка преподает — худенькая такая, даже груди нет. Раньше в балете плясала, а теперь у нас. Знаешь, как она красиво вертится!
— Представляю… — Серега хмыкнул.
— И на шпагат запросто садится.
— Ван-Дамм тоже садится — и ничего, никто перед телевизорами не танцует…
Но сестренку неожиданно поддержала Ева.
— Лена права, танцы — дело полезное. Во всяком случае, девочкам всегда пригодятся.
— Да на фига? — изумился Серега. — Что в них такого-то — в этих ваших танцах? Я представляю там — на пианино подолбать или фокусы показывать, а ногами-то подрыгать всегда сумеешь.
— Вот именно, что подрыгать. Вот ты представь, Лена вырастет, придет на дискотеку и будет, как все топтаться. Пингвин пингвином! Что же тут хорошего?
— Что ж тут хорошего? — эхом подхватила Леночка.
— А что хорошего, если она начнет крутить попой, как на телеэкране?
— Можно не попой, а животом! — крикнула Леночка. — Танец живота — знаешь, как здорово! Ему специально обучают! В Индии и… На островах разных.
— Еще не легче!
— Зато потом меня сразу возьмут в телесериал! — заявила Леночка. — Снимусь в мыльной опере, заработаю два миллиона. Один себе возьму, другой — маме.
— Ага, заработает она… В мыльной опере… Ты хоть знаешь, почему они мыльными зовутся — сериалы твои разлюбезные?
— А ты знаешь, как по-английски стол? — перешла в контратаку Леночка. — Я вот знаю — э тэйбл! И кошку знаю — э кэт.
— А собака?
— Э дог! — победно выкрикнула Леночка. — А вот хот-дог — это уже не собака вовсе, а пирожок с сосиской. Так что теперь я могу хоть в русском сериале сниматься, хоть даже в английском. Там тоже два миллиона заплатят, но уже другими бумажками.
— Видала? — Серега кивнул Еве на сестру. — Целуются напропалую, в сериалах мечтают сниматься, о миллионах языками чешут. Мы такими не были…
— А еще! Еще я знаю, — спешила закрепить успех девочка, — как отличить бездомную собаку от сдомной — ну, значит, с домом которая…
— И как же?
— Да по блохам же! Потому что если она живет с соседом-человеком, то там блохи боятся и рук-ног не высовывают.
— Кого им бояться-то? — фыркнул Серега.
— Да человека же! — удивилась недогадливости брата сестра. — Ведь где человек, там ни волков, ни медведей, ни носорогов, ни попотамов…
— Попотамы — это кто?
— Ну-у… — Леночка на миг сбилась. — В Африке которые. Толстые, с мордой такой чемоданной.
Сергей с Евой прыснули.
— Чего вы! Я правду говорю, они толстые, в складочках. А где человек, там никого нет. И блохам становится скучно. Потому и собаки у них чистенькие, свеженькие, как шанежки из печки.
Теперь уже Серега рассмеялся в голос.
— А вообще-то верно… Где человек, там уже никого, — он, соглашаясь, качнул головой. — Полный трэш и пустыня.
Взглянув на Еву, Серега подумал, что она возразит, но одноклассница промолчала. Кажется, в этом она была с ним солидарна.
* * *
— Шмель осени не боится, — тараторила Леночка. У него мохнатая шубка, теплая, из бобра, наверное, а у пчелок пальтишки старенькие. Из этого — как его? — из дерматина… Вот они и прячутся в ульях…
Она сидела на корточках возле массивной яблони и увлеченно наблюдала, как кружит над листьями толстый шмелюга. Неизвестно, что он искал на земле, но выглядел сердитым и озабоченным. Леночка по-гусиному переставляла ноги, отслеживая его маршрут. Сейчас в ней явно проснулся азарт охотника-следопыта. А может, исследователя-биолога — или кто там среди ученых занимается шмелями? Серега этого не знал, да и не хотел знать. Ева сжимала его руку и молча стояла рядом. То есть она и там, в больнице, касалась его руки, но сейчас одноклассница словно чего-то ждала. И глупо, — Серега ощущал непонятный щекочущий страх. Он накатывал волнами — то сильнее, то чуть отпуская, однако совладать с ним полностью у Сереги не хватало сил. Наверное, по этой причине он, как и Ленка, молол и молол языком, не в силах закрыть рот. А может, всего-то и требовалось — умолкнуть на одну минутку и просто взглянуть в глаза стоящей рядом девочке. Кто знает, возможно, этого она и ждала?
— …Или вот еще случай был — всего-то год назад. Мама акварель ей купила — хороший такой набор, а бумагу с ватманом забыла взять. Так эта художница что придумала! — сначала, понятно, на журналах маминых потренировалась, потом на обоях портрет семейный зафигачила, а после и меня спящего изрисовала. Я тогда днем почему-то спал. Время какое-то медвежье было. А у нее, главное, ни в одном глазу! Она и в садике сейчас спать отказывается, а дома вообще никогда не спала. Разве что ночью… Короче, эта кнопка подкралась и нарисовала мне разной всячины на лице: усы, само собой, прыщей каких-то…
— Веснушки! — не оборачиваясь, крикнула Леночка. Слух у нее был отменный. — Это веснушки были!
— Не знаю, — Серега замотал головой. — Веснушки размером с пятак да еще черно-багровые — это, по-моему, уже не веснушки… В общем, насадила на мне клякс, морщин наделала, бровей жутких…
— Хорошие были брови! Пушистые! — снова крикнула Леночка и еще на шажок передвинулась за шмелем. — И усы красивые получились — с завитками такими, как на картинках.
— Хуже другое, — чуть тише продолжил Серега. — Она рисовала, значит, а я так и не проснулся. То есть, когда проснулся, она и краски уже прибрала, и кисточки помыла. Ну а про меня вообще, кажется, забыла. А я что, в зеркало обязан смотреться? Не утро же… Короче, проснулся, хлебнул там чего-то и во двор выскочил. Мы с Герой как раз репетицию затевали. Он кассету какую-то достал с записями… В общем, пока шел, прохожие со всех сторон пялились — кто улыбался, кто шарахался. А мне откуда знать, что у меня на морде. Щеки, помню, чесались, ну так не страшно же… А как пришел к Гере, он на пол лег от хохота. Когда я понял, что в таком прикиде три квартала к нему перся, я чуть на потолок не полез…
