— Дед Куфель здесь? — спросил Толусь, проходя мимо буфетной стойки.
— В садике, — неохотно бросила барменша.
Кубусь кашлянул, давая знать о своем присутствии, но они не соизволили его заметить и с безразличным видом проследовали дальше.
Юный детектив горько усмехнулся.
«Что ж, плохо дело, видно, им порядочно досталось», — подумал он и с бутылкой в руке поплелся за ними в садик.
Встреча проходила невесело. Прибывшие молчаливо уселись и, опустив глаза, барабанили пальцами по краю столика. Первым заговорил Повальский.
— В конце концов, не стоит ласстлаиваться, — философски оценил он случившееся. — Лазное бывает, не надо делать тлагедию. Главное — нас выпустили…
Толусь Поэт язвительно улыбнулся.
— Но ведь покойный дядюшка оставил пана в дураках!
— Ах, это пустяки! — отмахнулся Повальский. — Не стоит над этим лаздумывать.
— Над чем, прошу прощения? — поинтересовался дед Куфель.
Повальский жалко усмехнулся.
— Плошу вооблазить себе, мой покойный дядюшка коллекциониловал не только зонты, но и сталые монеты. — Он насмешливо фыркнул: — Неплохо, да? Дядюшка — нумизмат.
— Хо-хо… — покрутил головой дед Куфель. — Значит, неплохо ему жилось!
— Он плосто помешался. Вместо того чтобы облащать деньги в золото, он все их тлатил на сталые монеты…
— Так, значит, — перебил его дед Куфель, — в том сейфе…
— Да! — сердито крикнул Повальский. — Оказалось, что в том сейфе были монеты лимские, глеческие, финикийские, бог знает еще какие! Экспелт был в восхищении. Он сказал, что это одна из самых замечательных коллекций, колотые он только видел. Вы пледставляете?!
Толусь кивнул.
— Я тоже обрадовался. Мы могли пополнить собрание нумизматических сокровищ нашего Национального музея.
— Это фантастика! — вскричал Кубусь.
— Феноменально! — захлопала в ладоши Гипця.
Мужчины за столиком удивленно взглянули на юных сыщиков, будто только сейчас их заметили. Толусь Поэт послал им одну из самых обворожительных своих улыбок.
— Ах вы, сорванцы этакие! Вы тоже способствовали пополнению сокровищ польской культуры. Музей обязан выразить вам особую благодарность, а может, и выдать вознаграждение!
Кубусь слегка надулся от важности, будто собирался принимать поздравления.
— Вознаграждений мы не принимаем, — объявил он вполне серьезно. — Мы — детективы-джентльмены и работаем бесплатно.
— Браво! — засмеялся дед Куфель.
— Блаво! Блаво! — хлопнул пару раз в ладоши Усик. — Вы даже не знаете, что всклыли еще одну афелу.
— С рулонами и пустым пианино! — вскричал взволнованный Кубусь.
— Точно! — подтвердил Толусь Поэт. — Оказалось, в этих рулонах была кожа…
— Кожа?.. — прошептали юные детективы, разочарованно глядя на Толуся, который громко рассмеялся.
— Вам не нравится, что там была обычная кожа? Вам хотелось, чтоб это были таинственные сокровища? Понимаю, я тоже когда-то мечтал о сокровищах… Но должен сказать вам, что это была одна из самых крупных афер с кожей. Миллионная афера… Благодаря вам полиция разоблачила всю эту шайку…
— Во главе которой стоял Фредек Спортсмен, — закончила за Толуся Гипця.
— Нет. Фредек, Толстяк и их сообщники были мелкой рыбешкой. Они перевозили кожу с кожевенного завода в «Клен», а оттуда в притон. Во главе шайки были рыбы покрупнее.
— Миллионная афера, — с недоверием в голосе повторил Кубусь. — Гипця! — повернулся он к девочке. — Представляешь, кого мы выследили?
— Ты забыл о Ленивце, — заметила девочка и затряслась от смеха. — Это страшно смешно! Ленивца перевозили в ящике вместо рулона с кожей!
На этот раз никто не мог удержаться от смеха. Смеялись от души, заразительно. Дед Куфель держался руками за живот, у Повальского комично шевелились усики, а у Толуся по впалым щекам скатывались крупные слезинки.
Первым овладел собой Повальский. Поднявшись со стула, он пригладил ладонью смявшиеся лацканы и, подправив пальцем усики, необычайно вежливо поклонился.
— Плошу извинить. Мне с вами очень плиятно, но я должен поплощаться. Сегодня я уезжаю…
— Сегодня? — Дед Куфель с сомнением покачал головой. — Пан так спешит?
— У меня важные дела… В Сан-Фланциско.
— В Сан-Франциско? Ну что же… — Дед Куфель откашлялся. — Удачи пану в Сан-Франциско, а здесь пан провалил дело…
Повальский недовольно поморщился, но усилием воли заставил себя улыбнуться и почти весело произнес:
— Это пустяки.
Затем он повернулся и ушел. Все молча глядели ему вслед.
— Я тоже пошел домой, — проронил Толусь Поэт. — Нужно немного почитать. — Вскинув руку, он описал ею в воздухе круг, словно желая слить воедино белые облака и шныряющих в небе ласточек с шуршащей листвой берез и калин. Худое лицо его озарилось светом, в глазах появился блеск, а губы сложились в улыбку. — Да, — со вздохом произнес Толусь, — все на свете тлен и мишура в сравнении с прекрасной поэзией!
— А что ты теперь будешь делать, Толусь? — спросил дед Куфель, трезво оценив ситуацию.
— Я? — переспросил Толусь. — Ну что же, придется подыскать какое-нибудь добропорядочное занятие. — Он махнул на прощание рукой. — Держитесь, детективы. А если будет настроение, приходите ко мне. Я почитаю вам такие прекрасные стихи, что вы забудете обо всем на свете.
Повернувшись, Толусь удалился на своих тонких, как ходули, ногах.
Глава LIX
…И СНОВА ФОРТОЧКА
Кубусь и Гипця возвращались домой. Они шагали молча, будто герои, пресытившиеся невероятными приключениями и ошеломляющими удачами.
Свернув на Окружную, они уже издали увидели дом пани Баумановой.
— Интересно, где теперь черный зонт? — задумчиво проговорила Гипця.
— Может, Повальский взял его с собой в Сан-Франциско? — высказал предположение Кубусь.
— На память?
— Возможно, хотя это и не совсем приятное для него воспоминание.
— А может, он его выбросил? — задумалась девочка.
— Нет, — живо запротестовал юный детектив, — выбросить такой фантастический, волшебный зонт?
— Посмотри, что там висит на ограде? — тихо пискнула обрадованная Гипця, показывая на длинный черный предмет, свисающий с сетчатого ограждения.
— Зонт! Ей-богу, зонт! — закричал Кубусь.
Они быстро подбежали к ограде, и Кубусь дрожащей от волнения рукой снял с сетки так хорошо знакомую им вещь.
— Тот самый, с серебряной ручкой, монограммой и названием фирмы! — объявил Кубусь.
— И с двумя оставшимися от мышей дырками! — радостно подтвердила Гипця.
Кубусь медленно раскрыл зонт. Зашелестел слежавшийся шелк, звякнули заржавевшие спицы, и легкая пыль закружилась в пронизанном солнечными лучами воздухе. Черный гриб зонта на мгновение завис над друзьями, вызвав у них чувство смутного беспокойства. Вот он, таинственный зонт, принесший им столько волнений и радостей, восторгов и разочарований. Он снова у них в руках!
— Что мы с ним сделаем? — шепотом спросил Кубусь.
— Может, спрячем в водосточной трубе и будем туда приходить?
— Нет, мы же уезжаем. Может, я возьму его домой и покажу маме? — предложил Кубусь.
— Не надо, а то снова случится какое-нибудь чудо. Знаю! — Гипця хлопнула в ладоши. — Отнесем его пани Баумановой. Она была очень к нему привязана.
— Чудесно! — обрадовался Кубусь. — Я ведь обещал, что найду и обязательно верну его ей.
Старый дом еще утопал в тени. В саду заливался черный дрозд, под башенкой увивались ласточки. Гипця с Кубусем шли по дорожке, и гравий похрустывал у них под ногами. Миновав густой кустарник, они увидели на веранде пани Бауманову, поливавшую из лейки цветы. Она была в своем обычном черном костюме, в той же самой белой блузке и, как всегда, то и дело поправляла очки. Увидев детей, пани Бауманова удивленно застыла на месте.
— Гипця, разве ты еще не уехала?
Девочка присела в книксене.
— Добрый день, уважаемая пани. Мы принесли вам тот старый, настоящий зонт.
Учительница всплеснула руками.
— Боже мой! Я уже думала, он никогда ко мне не вернется. Представьте, я по нему тосковала. Не поверите, иногда было даже очень тоскливо, будто я потеряла кого-то близкого.
Она взяла зонт дрожащими руками и тщательно его осмотрела.
— Да, это он, тот самый, старый милый друг. Спасибо вам. Приятно, что вы помнили обо мне… Зайдите ненадолго, я угощу вас печеньем…
В комнате было темно, пахло табачным дымом, в воздухе ощущался аромат кофе и увядших цветов. На круглом столике лежал учебник английского языка, а возле него стоял небольшой подносик с печеньем.
— Дорогие дети, — обратилась к ним пани Бауманова, — не хотите ли печенья?
— Спасибо, — ответили ребята, — с большим удовольствием.
