– Туда, где можно отведать здешних пирогов. Я ещё ни разу их не пробовал. И даже не представляю, что это такое.
– О, Мускаунти славится своими пирогами ещё с прошлого века, когда ими подкреплялись шахтёры, – ухмыльнулся Квиллер. – И кстати, их разновидность – кулебяку – обычно рифмуют с бякой.
– Признаю своё невежество, – развёл руками банкир,
– Этот огромный пирог с начинкой из мяса и картофеля хорош для пикника, но не для цивилизованного ужина. Вы бывали когда-нибудь в ресторане Онуш?
– Нет, Даниэль не нравится средиземноморская кухня. Хотя сам я, когда жил в Детройте, частенько наведывался в греческий ресторанчик ради шиш-кебабов[4] , тарамасалаты[5] и саганаки[6] … Замечательно!
– В том-то и суть! – подхватил Квиллер. – Давайте встретимся у Онуш, когда вы освободитесь. Мне нужно заглянуть домой – покормить кошек. – На Квиллере был повседневный удобный домашний костюм, но если бы он сказал: «Я хочу зайти домой переодеться», Уиллард мог бы возразить: «Не беспокойся, И так сойдёт. Я сниму галстук».
А заход домой для кормежки кошек был поводом, который никогда не оспаривался.
Квиллер катил домой, в Индейскую Деревню, в машине с приводом на четыре колеса, наиболее пригодной для езды по зимним дорогам в этих краях. Обменяв свой малолитражный седан на средних размеров пикап, он остался доволен, ибо нашёл его удобным для многих целей, например поездки к ветеринару с кошачьей переноской. Машина была почти новой – всего лишь тридцать тысяч миль пробега, – и Скотт Гиппел сделал ему хорошую скидку.
Район Индейской Деревни, начинавшийся от шоссе «Скатертью дорога», лежал за городской чертой Пикакса. И ещё вопрос, когда эта дорога была живописнее – в пору буйства летней зелени или зимой, когда наступало время светотени и силуэты голых лиственных и тёмных хвойных деревьев подчеркивали бесконечность снежного покрывала. По пути встречались призрачные надшахтные строения заброшенного рудника «Бакшот», обнесённого проволочной изгородью, на которой болталась вывеска, предупреждающая, что заходить за ограду опасно. Сразу за ней был мост через речку Иттибиттивасси, которая вскоре делала поворот, а потом бежала наперегонки с шоссе до самой Индейской Деревни и дальше.
Географически и административно Индейская Деревня относилась к Пикаксу, но была особым миром, фешенебельным пристанищем весьма интересных личностей. Ворота при въезде в Деревню свидетельствовали о некоторой её обособленности, но они всегда оставались гостеприимно открытыми. Дома, с обшивкой из широких досок, стыки которых прятались под рейками, начиная со сторожки у ворот и кончая клубом, отличались деревенской простотой и прекрасно вписывались в лесистую местность как зимой, так и летом. Квартиры размещались в небольших строениях, хаотически разбросанных вдоль Вудленд-трэйл Кондоминиумы из четырёх выстроенных в ряд смежных домиков с отдельными входами тянулись вдоль Ривер-лейн, проходившей почти по берегу реки, которая мчалась по камням или кружилась в омутах. Даже зимой из-под снега и льда доносилось её журчание.
Приближаясь к своему жилищу в строении пять Квиллер вспомнил о четвероногих домочадцах. Встретят ли они его с восторгом – предвкушая трапезу? Или будут беспробудно спать на диване, свернувшись в один пушистый клубок? Не сорвана ли телефонная трубка? А может, кого-то из них стошнило комком шерсти? Или они разбили лампу, гоняясь друг за дружкой?
Прежде чем отпереть свою дверь, Квиллер отнёс продукты, купленные для Полли, в её домик на другом конце улицы. У него имелся ключ от её жилья. Ещё только начав отпирать замок, он повел беседу с её сторожевым котом Бутси, объясняя, что явился по уважительной причине и немедленно уйдёт, как только сунет в холодильник скоропортящиеся продукты.
Его собственные сиамцы маячили в окне, обозревая речной берег, они с довольным видом возлежали на подоконнике и слушали, как журчит вода подо льдом. Лучи зимнего солнца, отражаясь от снежного покрова, эффектно подсвечивали шелковистую бежевую шёрстку и выделяли густо-коричневые пятна.
– Привет вам, ребятки, – сказал Квиллер. – Как дела? Какие происшествия в округе? Сколько кроликов видели сегодня?
Лениво поднявшись, обе кошки выгнули дугой спины и занялись легкой разминкой, вытягивая обе передние лапы и одну заднюю. Кота звали Као Ко Кун (для краткости Коко) – именно он и был тем самым смышленым созданием, которое поминал Броуди. Здоровый, сильный зверь с роскошными усами и пронзительно-голубым взглядом, намекавшим на знание поистине космических тайн. Юм-Юм, кошечка, была изящной и безмерно привлекательной. Её большие и ясные голубые глаза имели фиалковый оттенок. Будучи сиамцами, оба обладали отличными вокальными данными: Коко мяукал солидным грудным баритоном, а пронзительное сопрано Юм-Юм леденило кровь в самые неожиданные моменты.
Квиллер притащил из машины пакеты с подарками, просмотрел почту, которую оставляли в сторожке, потом сделал несколько телефонных звонков, покормил кошек и накинул твидовую спортивную куртку поверх шерстяного свитера. Полли говорила, что ему особенно идут свитера с высоким воротом, их простота подчёркивала красоту его усов. Пристальное внимание окружающих к растительности на его лице и льстило Квиллеру, и раздражало его. Фрэн Броуди называла этот знак мужского достоинства усами эпохи Наполеона III, словно он являлся деталью меблировки.
Но вот чего никто не знал, так это какую службу они могли сослужить их обладателю. Стоило Квиллеру заподозрить, что дело нечисто, что кто-то шельмует или нарушает закон, как он сразу же ощущал покалывание или зуд над верхней губой. Жизненный опыт приучил его обращать внимание на такие сигналы. Иногда он приглаживал усы, придавливал их кулаком, почёсывал костяшками пальцев или просто задумчиво теребил, в зависимости от природы предчувствий.
Полли, которая ничего не знала об этом феномене, могла спросить:
– Ты нервничаешь, дорогой?
– Извини, просто глупая привычка, – обыкновенно отвечал он.
Однако Квиллер учёл её мнение насчёт свитеров с высокими воротниками.
Ближе к вечеру он бросил напоследок взгляд в большое напольное зеркало, простился с двумя погружёнными в свои мысли животными и направился в центр Пикакса, где находилось ресторан Онуш.
Онуш Долматакия и её партнер приехали из Центра чтобы открыть здесь ресторанчик, и их затея получила поддержку «Всякой всячины» и «Локмастерского вестника»« выходившего в соседнем округе. Как и утверждала реклама, атмосфера в заведении Онуш была экзотической: маленькие масляные лампы на столах с медными столешницами, росписи на средиземноморские сюжеты на стенах, подвесные светильники с абажурами из бусин. Онуш наняла местных женщин и научила их делать голубцы из виноградных листьев и рубить петрушку для табуле. Репортёр, бравший у неё интервью для «Всякой всячины», написал, что она говорит с очаровательным средневосточным акцентом, который чудесно сочетается с её оливково-смуглой кожей, пылкими карими глазами и чёрными волосами. Её компаньон демонстрировал среднеамериканский выговор, будучи белобрысым уроженцем Канзаса.
Сам Квиллер ещё не бывал в ресторане и, предлагая банкиру поужинать здесь, действовал на свой страх и риск. Едва он вошел в зал, как аромат восточных специй и звуки этнической музыки тут же перенесли его в другое полушарие. По залу сновали два официанта, одетых в блузы европейских фермеров, но выглядевших как студенты колледжа.
Кармайкл помахал ему рукой из угловой кабинки, где потягивал «Роб Рой».[7]
– Тяжёлый выдался денек! – сказал он. – Я начал без вас, чтобы немного расслабиться. Сегодня вы мой гость. Какие напитки предпочитаете?
Квиллер, как обычно, заказал «Скуунк» со льдом и лимоном, пояснив, что эта местная минеральная вода, говорят, источник молодости.
– Должно быть, не врут, – заметил Кармайкл, – поскольку вы отлично выглядите. А как она на вкус?
– Сказать по правде, Уиллард, её можно было бы улучшить каплей спиртного, но я поклялся не употреблять больше горячительных напитков.
– Зовите меня Уиллом, – допросил банкир. – Мне и самому следовало бы отказаться от крепких напитков. Два года назад я бросил курить, но знаете, какую глупость упорно продолжаю делать? Садясь в самолет, я всегда запасаюсь парой пачек сигарет и кладу их в багаж – на счастье.
– Что ж, это простительно, если срабатывает.
– Ну, в общем-то, пока обходилось без аварий, и мой багаж ещё никогда не терялся.
– Как поживает ваша очаровательная жена? – спросил Квиллер. Этот вопрос был обычной данью вежливости и никоим образом не отражал его мнения.
– О, она полностью поглощена отделкой нашего нового дома. Фрэн Броуди даже подшучивает над ней. А я совсем не против. Чем бы дитя ни тешилось… Главное, чтобы в семье царил мир да лад!
