– Вообще-то, хотелось быт с вами, дядь Борь… Но это вообще-то не здорово Скажут: дяденькин сыночек.
– Одобряю, – согласился дядя Боря. Но было видно, что он все—таки немного огорчился. К тому же он обещал присматривать за Алешкой, чтобы тот не угнал из части самый большой танк. – Товарищ старшина, определите нашего новобранца к нашим обормотам.
– Есть определить к обормотам!
Тут Алешка обиделся. Всерьез.
– А хулиганов у вас тут нет? Мне бы с хулиганами хотелось. Надоели мне обормоты.
Полковник и старшина рассмеялись. И объяснили:
– Это не настоящие обормоты. Это отделение бортовых мотористов. А солдаты так их называют сокращенно, в шутку.
– Ладно, – согласился Алешка. – Обормоты так обормоты. Я ведь тоже не подарочек.
В казарме Лешке понравилось. Он никогда не видел столько одинаковых вещей в одном месте. Например, тумбочек и кроватей. Они выстроились вдоль стен, как столы в столовой, и были все как одна одинаково и безупречно заправлены.
Однако старшина Баранкин в сопровождении дневального прошелся по всем тумбочкам и внимательно ознакомился с их содержимым. Несколько тумбочек он так и оставил открытыми, заметив дневальному:
– Эти тумбочки в увольнение не пойдут.
– Ясно, товарищ старшина.
Алешка безмерно удивился:
– А что, тумбочки в вашем полку тоже в увольнение ходят?
Старшина опять смерил его строгим взглядом:
– А как бы ты сказал?
– «Те солдаты, у которых в тумбочках замечен беспорядок, не пойдут в город в очередное увольнение».
Старшина хмыкнул:
– В армии принято выражаться коротко и ясно. Ясно?
– Так точно, – хмыкнул и Алешка.
Две тумбочки старшина не только оставил распахнутыми, но и повесил на их дверцы драные носки, которые в этих тумбочках обнаружил.
– Эти тумбочки тоже в увольнение не пойдут? .– хитренько усмехнулся Алешка.
– Эти тумбочки, – совсем уж сердито высказался старшина, – получат по два наряда вне очереди.
– Каких нарядов? Праздничных?
– Очень праздничных. Суточные наряды на кухню: картошку чистить, посуду мыть, стёлы накрывать, полы драить.
Алешка живо про себя смекнул, что такие «праздничные» наряды ему ни к чему. И сделал выводы…
В самом конце помещения находилась комната поменьше, где и располагалось отделение обормотов. Двери в это помещение не было – только широкий проем. Старшина показал Алешке его койку и тумбочку.
Алешка быстренько и аккуратно уложил свои вещи и отправился продолжать ознакомление с частью. У него уже появились кое—какие планы…
Первым делом Алешка навестил своего нового приятеля Сачка. Тот встретил Алешку так, будто всю жизнь его жал, сидя у окошка. Впрочем, Алешку почему-то все животные так встречают, особенно коты и собаки.
Алешка немного позанимался с ним а потом направился на плац.
Он задумчиво стоял перед облупившимся стендом, отображающим боевой путь семьдесят шестого гвардейского танкового полка в составе восьмой моторизованной дивизии. От Сталинграда до Берлина.
Сзади подошел дядя Боря и положил ему руку на плечо.
– Ну как, Алексей, осваиваешься? – спросил он заботливо. Как тебе у нас? Глянулось?
– В целом неплохо. Но недостатки есть.
– Они везде есть, – обиделся дядя Боря за свой полк. – Даже в твоей школе.
– А мы с ними боремся.
– Представляю, – вздохнул дядя Боря. – А как тебе солдатская каша?
– Так себе, – честно ответил Алешка. Он понял вопрос буквально. – Один раз, когда мама уезжала к бабушке, она попросила папу, чтобы он сварил нам кашу.
– Ну и что? – насторожился дядя Боря.
– Примерно так же получилось, – честно ответил Алешка. И посмотрел на дядю Борю грустными глазами.
– Выбросили? – спросил дядя Боря. – На помойку?
– Зачем же? – удивился Алешка. – Мама заставила папу всю кастрюлю съесть.
– Жестоко, – вздохнул дядя Боря. И строго спохватился: – ты на что намекаешь? И стал виновато оправдываться: – Это временные трудности. Нам мало денег отпускают. Но скоро все изменится.
– Больше денег дадут?
– От них дождешься, как же, проворчал дядя Боря. – Мы сами о себе позаботимся. Вон то поле, за полигоном, нам отдал соседний совхоз. И кое—какую технику. Мы его вспашем и засеем, И будет у нас своя свежая картошка. Своя свежая зелень. Мы и ферму соорудим. Свежие яички, свежее мясо. – дядя Боря размечтался. – Свежее молоко. Мы уже и сена заготовили, десять копен, На всю зиму хватит.
– Зимой я уже дома буду, – с облегчением вздохнул Алешка. И поинтересовался: – А с чем ваши солдаты сено едят?
– Ты что?! Это для коров сены
– Надо же, – хихикнул Алешка.
– Да! А коровы это свежее молоко. Мы уже и макарон стали хорошие покупать…
– Свежие. – Алешка был беспощаден. – Какие нежности! Не нравятся мне эти макароны.
Ах, как он был прав!
– Тебе ничего не нравится! – вспылил дядя Боря. – И наш боевой путь тоже? – Он указал на облезлый стенд.
– Путь нравится! – вспылил и Алешка. – Героический! А нарисовали какую-то каракатицу! Недостойную такого пути.
– Что? – дядя Боря подбоченился, строго взглянул на Алешку сверху вниз. Как и всякий командир, он не терпел возражений. – Критиковать каждый может!
Но он не знал, с кем имеет дело.
Через пять минут возле стенда возникла такая вот картина.
Две высокие лестницы—стремянки. На одной на самом верху, – Алешка с кистью мастера в руке. На другой – старшина Баранкин. Одной рукой он бережно, но крепко держит Алешку за шиворот, другой рукой – Почтительно – раскрытую баночку с краской. Внизу – два бойца, один поддерживает Алешкину стремянку, Другой стремянку Баранкина. Есть еще и зрители – свободные от служебных обязанностей солдаты; они ничего не делают, только глазеют, раскрыв рты. И время от времени с готовностью переставляют стремянки в нужные места по кратким и точным указаниям художника.
Наконец Алешка делает завершающий мазок и усталым движением опускает кисть в баночку. Они с Баранкиным спускаются. на землю, отходят от стекла и окидывают его оценивающими взглядами.
Работа художнику удалась. Вместо кривых и невыразительных стрелок Алешка мастерски изобразил танковые колонны на марше. На месте боев он нарисовал настоящие сражения. Огненные разрывы, клубы дыма, пулеметные строчки. Красота!
Баранкин созерцает картину без слов. Он поражен.
– Вот это да! Не то что Бендер.
Тут же появляется сержант Семечкин. И вопит в восторге:
– Батальное полотно! Бородинская панорама! Ну точь—в-точь как у нас в Кулебаках.
– Такого и в Кулебаках нет, – вздыхает Баранкин. И кивает на Алешку: – Знатный хлопец. На все руки. Он нам картофельную чистку ещё починит!
Так что вечером, к отбою, Алешка явился в казарму героем дня. Обормоты – молодые солдаты под командой уже известного нам старшего сержанта Горшкова – приняли его в свой коллектив с удовольствием.
А вот тут-то и выяснилось, что это отделение и есть самые настоящие обормоты. Алешка в этом быстро разобрался.
Дело в том, что в армии, как, например, и в школе, иногда встречаются глупые и ленивые люди. И их почему-то стараются собрать в одно место. В нашей школе был такой третий класс где учились юные двоечники, хулиганы и лоботрясы. Так и в полку. Все командиры старались избавиться от таких ленивых оболтусов и спровадить их в отделение бортовых мотористов.
Занимались эти лодыри в основном тем, что доставляли на полигон, если было нужно, запасные части к тракторным моторам. Но даже и такая простая служба была им в тягость, обременительна. И так они небрежно к ней относились, что частенько привозили на полигон совсем не то, что требовалось. Вместо пальцев к танковым тракам они могли привезти лампочки для фар, вместо приводных ремней —. аккумуляторные батареи. Понятно, что из—за такой службы их тумбочки не вылезали из нарядов вне очереди.
Ко всему прочему эти лентяи были довольно глупыми и темными людьми. Они плохо учились в школе, совершенно не читали книг, а только жевали жвачку и смотрели по телевизору тупые американские боевики. Не зря их назвали обормотами.
Алешка убедился в этом в первый же вечер, после отбоя. Когда все улеглись в постели, один из обормотов по фамилии Чуня стал рассказывать, как малым детям сказку на ночь, содержание одного фильма,
Алешка слушал и едва не хохотал, отвернувшись к стенке.
– И тут этот как врежет ему в лобешник! А тот – брык и на пол, ножки кверху. А другой – сзади. Этот, значит, развернулся и прямо башкой в капот. И понеслась драчка!
Самое удивительное – остальные обормоты его слушали взахлеб и все понимали: кто в лобешник, кто в капот… Кто – тот, а кто – наоборот – этот. (Кстати, этот Чуня был самый темный обормот. Как потом узнал Алешка, Чуня, например, был твердо уверен, что Мойдодыр – это город.)
…Алешка, слушая эти россказни, сначала хихикал, а потом ему стало жалко обормотов. И он, в свою очередь, начал рассказывать одно из приключений его любимого Шерлока Холмса. И вскоре в казарме настала глубокая тишина – рассказывать Алешка умел не хуже, чем рисовать. Он ведь и артист неплохой.
