в узкую тесную комнатушку, и в то же время он ощущал себя брошенным на произвол судьбы в открытом море. Он словно парил в бесконечности.
«Нажми», – произнёс голос в голове, и Калле чуть было не спросил: «Что нажать?», но сразу понял что: выключатель.
Где же он, справа или слева от арки?
Когда Калле поднимался, то ощупывал стену левой рукой. Может быть, той же рукой он нащупал и выключатель?
Да, именно так. Теперь Калле был в этом уверен. Он оторвал одну руку от края арки, продолжая крепко держаться второй рукой.
Пальцы нащупали кнопку. Нажали. Зажглись три лампы.
Свет был таким ярким, что Калле отвёл взгляд. Стоял, уставившись в пол, и пытался избавиться от огненных точек в глазах. С каждым миганием их становилось всё меньше.
Он опять посмотрел вверх. Свет ударил по глазам, и Калле прищурился, но успел разглядеть, что стоит рядом с проходом в коридор.
Три лампы на потолке висели в нескольких метрах друг от друга.
Калле глубоко вздохнул. Головокружение прошло, и он наконец отпустил край арки. Посмотрел вниз, в холл, и в свете, льющемся с верхнего этажа, увидел, что́ он так неудачно разбил: уродливую вазу из бело-синего фарфора. На полу валялись черепки, и между ними он различил следы собственных башмаков, выпачканных в глине.
Глаза привыкли к свету, и Калле опять повернулся к коридору. Он не был ни узким, ни бесконечным, как чудилось ему в темноте. Широкий коридор метров десять длиной, со множеством дверей.
Проходя мимо дверей, Калле распахивал их и заглядывал в пустые комнаты. Туалет, две комнаты для гостей, ванная, кабинет. Безликие помещения со старой мебелью, укутанной белыми простынями. Всюду пыль, безмолвие и ни малейших признаков жизни.
Интересно стало, когда Калле достиг последних трёх дверей.
Справа от него была спальня подростка по возрасту старше, чем он. Плакаты на стенах, книги на стеллажах, DVD-диски на полках. Часто повторялось слово «Nirvana». Оно было повсюду. Калле никогда не слышал его прежде и сейчас не стал забивать этим голову. Всё, чего он хотел, – найти причину, по которой Джоэль был здесь, но ничего в комнате не могло дать ответ на этот вопрос.
Калле вышел в коридор и открыл дверь комнаты напротив. Первое, что его поразило, был запах. Здесь пахло совсем не так, как в остальном доме. И при этом не самым лучшим образом. Душный воздух поначалу показался сладковатым. Потом – едким. Как будто кого-то вырвало.
Послышалось жужжание, но никаких насекомых Калле не заметил. Всё, что он сейчас видел, – спальня, находившаяся в жутком беспорядке.
Широкая кровать на двоих не застелена, по-дурацки торчит вывороченный матрас, одно одеяло валяется на полу, второе свёрнуто валиком и брошено в ногах.
Рядом с кроватью стояло бюро, а вся длинная стена комнаты сплошь состояла из зеркальных дверей. Калле посмотрел на себя в одну из них.
Невидимые «насекомые» внезапно зажужжали прямо позади него, и он замахал руками, отгоняя их. Они исчезли, но уже через секунду возникли с другой стороны. Калле опять замахал, но на этот раз жужжание не утихло, и он выскочил в коридор. Звук стал тише, а когда Калле захлопнул за собой дверь, запах тоже почти пропал.
Значит, в этой комнате был Джоэль?
Калле попробовал определить, где находится входная дверь, представил свой маршрут движения по дому и прикинул, где он сейчас может находиться, если смотреть с улицы.
Нет, это было не здесь. Джоэль был в комнате, чья дверь виднелась в самом конце коридора.
Та самая дверь, рядом с которой Калле сейчас стоял.
Он открыл её и с облегчением вздохнул, не почувствовав здесь отвратительного запаха и не услышав жужжания насекомых.
Это тоже была комната мальчишки, но она совсем не походила на ту, другую, обклеенную постерами со словом «Nirvana». Здесь вообще не было никаких постеров, если не считать рисунков на стене.
Калле они сразу не понравились. Лица на рисунках выглядели как живые. Казалось, что они вот-вот отделятся от бумаги и набросятся на него.
И зачем только их кто-то нарисовал такими?
И зачем этот кто-то не ограничился парочкой рисунков, а намалевал целую галерею?
Калле отвёл взгляд, но ему всё равно чудилось, что лица с рисунков продолжают пялиться на него.
«Тебе нельзя быть здесь», – шептали они.
Калле знал, что голоса существуют лишь в его воображении, но не смог удержаться от искушения прикрикнуть на них.
– А ну заткнулись! – рявкнул он и опять уставился на рисунки.
Когда Калле смотрел на них в упор, было тихо, но стоило ему перевести взгляд на что-нибудь другое, как шёпот возобновлялся.
«Тебе нельзя быть здесь. Джоэлю можно, но не тебе. Джоэлю позволено бывать во многих местах, где тебе быть не положено. Тут есть частичка Джоэля. От тебя тут нет ничего. Ты – чужой».
Калле попробовал игнорировать голоса. Он оглядел комнату, но
