«Ну, Дмитрий Олегович, посмотрим?» – предложил себе Блинков-младший и согласился, что посмотреть стоит. Не настолько мы избалованы удачами, чтобы не посмотреть. И он развернул сверток.
В промасленной бумаге, приятно оттягивая руку, лежал тяжелый, тускло отсвечивающий вороненой сталью разводной гаечный ключ…
Блинков-младший так разозлился на Никиту, что чуть не зашвырнул ключ, куда рука повернулась. Консультант помойный! Барахольщик! Нашел ценность!
…А все-таки странная это была находка. Единственная новая вещь среди помойного барахла. Совсем новая: к смазке на оберточной бумаге прилип чек: «38.00» – рублей, конечно, «Спасибо за покупку!», а покупка сделана в мае, числа не разобрать. Примерно в это время Никита появился во дворе и как-то сразу прижился. Поначалу дворовые пенсионерки звонили участковому и сами же выдавали себя Никите: «Счас придет лейтенант, посадит тебя в кутузку!» Бомж исчезал на день-два и возвращался. Потом жалобщицы увидели, что вреда от Никиты никакого, а польза есть: мусоропровод очищает. И привыкли.
Откуда у Никиты этот ключ? Зачем было его прятать? Объяснения «украл» или «нашел в мусоре и боялся, что отберут», здесь не годились. «Паленую» вещь он бы сразу продал. А этот ключ берег от посторонних глаз, как будто он был ключом от какой-то тайны.
Блинков-младший попытался прилепить ключ на место, но липкая лента загрязнилась и не держала. Тогда он сунул ключ в карман куртки. Потом разберемся. Надо пулю достать.
Он разыскал среди железок консервный нож: сойдет вместо зубила… Вернулся к железному ящику и отключил рубильник. Интересно, весь дом он обесточил или только один подъезд? Сейчас начнут выбегать из квартир, спрашивать соседей, есть ли у них свет. Потом позвонят электрику и, если он придет быстро… За мелкое хулиганство четырнадцатилетних не судят, но выдрать могут. Попадется какой-нибудь педагог-любитель и вложит ума с той стороны, где его сроду не было. Ничего, успею!
Простите меня, граждане жильцы, но тут «Не влезай, убьет», а мне очень надо влезть. Простите все, кто смотрел телевизор, кто пылесосил или включил стиральную машину. Тем, кто работает на компьютере, – отдельное извинение. Может быть, сейчас вы потеряли очень важную информацию…
Подсвечивая фонариком, Блинков-младший торопливо вывернул винты, на которых держался автомат.
Есть! Как он и думал, пуля, пробив стенку ящика, ушла глубже, в кирпичи. В дыре было видно ее металлическое донышко.
Консервным ножом Блинков-младший расковырял края пулевой пробоины в ящике. Долбить кирпичную стену не пришлось: пуля сидела близко. Митек расшатал ее пассатижами и вырвал, как зуб. Не разглядывая, сунул пулю в карман, быстро поставил автомат на место и врубил ток.
И пяти минут не прошло. Все в порядке, граждане жильцы. Смотрите свои телевизоры.
Пуля здорово сплющилась о стену. Особенно пострадала головка: даже не поймешь, острая она была или закругленная. Прорвав медную оболочку, наружу высунулся стальной сердечник, и стало видно, что пуля – не свинца кусок, как думают некоторые. Свинца в ней как раз не очень много: снаружи медь, в середине сталь, а свинец между ними.
Из какого оружия ее выпустили? Дома Блинков-младший сразу же полез в мамин справочник.
Пуль там было нарисовано множество, в натуральную величину. Но его-то пуля сплющилась до неузнаваемости. Хотя донышко не изменило форму. Измерить хотя бы калибр? Но – чем, не школьной же линейкой, если калибр измеряется с точностью до сотой доли миллиметра: 7,62 мм, 5,45… Блинков-младший плохо себе представлял, какой инструмент для этого нужен.
Вообще, у четырнадцатилетних сыщиков беда с техническим обеспечением. Вечно не хватает какой-нибудь ерунды: то электронного микроскопа, чтобы провести экспертизу, то пистолета, чтобы задержать преступника. У взрослых навалом того и другого, но разве они дадут?
На подоконнике, в цветочном ящике с землей, завозился кролик по кличке Ватсон. У него там была нора. Кролик сидел в ней целыми днями и ничего не делал, а просто жил.
– Есть такой измерительный прибор, Ватсон, микрометр, – сообщил ему Блинков-младший. – Только я не знаю, как им пользоваться и даже на что он похож.
Торчавшее из норы кроличье ухо пошевелилось и спряталось.
– А еще есть штангенциркуль, – добавил Блинков-младший.
Кролик Ватсон выбрался из ящика, соскочил на стул, со стула на пол и ускакал под диван. Если он вылезал из норы, то чтобы насыпать на пол орешков или что-нибудь сгрызть. И плевать ему было на все проблемы сыска и вообще на Митьку. Главное, прежде, чем его достанут из-под дивана, можно нагадить и пройтись зубами по диванной ножке. Ради этих простых радостей он и жил на свете.
Выманить вредителя было невозможно: кролик не знал, что его зовут Ватсон, и не шел на кличку. Блинков-младший полез под диван. Раньше он любил такую возню, а потом вдруг понял, что кролик Ватсон не отличает его от других людей. Он брал из рук морковку и боялся громких голосов, но чьи это руки, чьи голоса, ему было безразлично. Это вам не собака, которая узнает хозяина по шагам. С кроликом невозможно дружить.
Засадив нарушителя обратно в ящик, Блинков-младший уселся за стол и начал прикладывать донышко пули к рисункам в справочнике. Раз они в натуральную величину, то можно обойтись без приборов: сравнить нарисованную пулю с настоящей, и все. Несколько раз казалось, что нашелся нужный рисунок, но не тут-то было: хоть на толщину волоска, а нарисованное донышко отличалось от настоящего. Блинков-младший примерял пулю, примерял…
И тут пришел с работы папа.
Блинков-младший поставил разогреваться борщ и, пока папа нарезал хлеб, молча выложил на кухонный стол свою пулю.
– Ого, нашел?! Странная пулька, – мельком взглянув на нее, заметил старший Блинков. – Я еще не видел томпак такого оттенка.
– Что такое томпак?
– Сплав, которым пули покрывают, – объяснил папа. – А где она была? Не сильно я ошибся с траекторией?
– На сто восемьдесят градусов, – разочаровал старшего Блинкова Митек. – Я ее в подвале нашел. Пап, это должна быть винтовочная пуля, а не «нагановская».
Папа взял пулю, поднес к очкам, взвесил на руке.
– Только не винтовочная. По калибру-то подходит, но винтовочная больше.
– А калибр – семь шестьдесят две? Папа молча кивнул, принимаясь за борщ.
– Как ты определил?
– Мы люди бедные, мелкоскопа не имеем, а просто у нас так глаз пристрелявши, – чьими-то чужими словами ответил папа.
– Это откуда?
– Из «Левши» Лескова. Серый ты, Митек, как штаны пожарника.
– Мы это еще не проходили, – буркнул Блинков-младший. (Или уже прошли, только ему некогда было читать?) – Вообще, что толку в ней, в литературе? Никакой полезной информации. Я понимаю – справочники или документальные книжки. Они тоже как справочники, только исторические.
– А для души-то?! – изумился папа. – Для воспитания чувств?! Митек, человек ты или робот? Ты, когда гуляешь с Иркой, «Криминалистику» ей цитируешь или стихи «Любовью дорожить умейте»?
Блинков-младший был уже и сам не рад, что начал этот разговор. Он вспомнил, как в детстве любил «Винни-Пуха». Так он его любил, что брал с собой в кровать, хотя еще и читать-то не умел. А потом любил «Попугая Кешу», и «Волшебника Изумрудного города», и «Простоквашино». Если бы ему тогда сказали, что в этих книжках нет полезной информации, он бы взял самый толстый, самый набитый информацией том энциклопедии и трахнул обидчика по башке! Потому что любил их не за информацию, а просто так.
– Иногда «Криминалистику», если вычитаю что-нибудь забавное, а стихи – ни за какие коврижки. Стихами нас в школе замучили, – ответил Блинков-младший, потому что это была правда. – Понимаешь, пап, детские книжки мне уже неинтересны, а взрослые еще неинтересны. Я бы сейчас прочитал такую книжку, где написано, почему все маленькие дети одинаковые, все так противно ревут, и у всех носики, как у котят, а потом из одних получаются нормальные люди, а из других – паразиты. Но ведь нет же такой книжки?!
– Как же нет, – ответил папа, – когда об этом есть целые науки, и не одна! Смотря каких паразитов ты имеешь в виду. Если, например, преступников, то ими занимается криминология. Хотя это прикладная наука, очень узкая: собрала понемногу из социологии, психологии, психиатрии…
– Мне столько не нужно, – остановил папу Блинков-младший. – Мне нужно по жизни понять.
– А по жизни – в свое время турки брали в плен славянских мальчиков, воспитывали по-своему и посылали воевать против их же братьев. Может, некоторые в буквальном смысле убивали своих братьев и отцов. Это были самые свирепые, самые беспощадные воины – янычары, ударные части Османской империи. Понял?
– Нет, – сказал Блинков-младший. – Эти мальчики были пленные, их заставляли. А, что ли, Никиту специально воспитывали, чтобы он стал бомжом?
– Никиту, я думаю, воспитывали подзатыльниками, – заметил старший Блинков. – Он такую жизнь ненавидел и поэтому бросил при первой же возможности. А по-другому жить не смог, потому что не знает, как. Ты в свои четырнадцать лет побывал за границей, ты знаком с учеными, офицерами и банкирами, сам зарабатывал себе на развлечения, был в гостях у очень богатых людей и у Никиты в подвале был тоже. Для своего возраста ты много повидал и, когда начнешь самостоятельную жизнь, уже не согласишься на трубу в подвале. А Никите и на трубе неплохо, потому что в его жизни было мало хорошего. И вот как раз такие люди любят говорить: «Вы, очкарики, настоящей жизни не видели!» – Папа воинственно поправил очки. – А на самом-то деле это они настоящей жизни не видели, потому что на трубе в подвале – не жизнь. И еще такие люди любят говорить: «Зачем книжки читать, в них одно вранье, а в жизни все по-другому!»
