Коммунары заново планировали сад. Из деликатности они не говорили, что палатки отряда им мешают, но ребята это отлично понимали. Конечно, можно переставить палатки на другое место, но уж если сниматься с обжитого места, то совсем.
А жалко расставаться с усадьбой, с деревней, с коммунарами…
— Вы обязательно к нам на будущий год приезжайте,— улыбаясь, говорил Николай Рыбалин. — Опять будем плотничать. Новый клуб соорудим, теплый, чтобы и зимой им пользоваться.
Ерофеев лицемерно вздыхал:
— Да уж, поработали ребята, спасибо им, помогли обществу. И невинного человека защитили.
Но глазки его смотрели подозрительно и настороженно, и никто не верил ему.
Художник-анархист объявил, что он тоже едет в Москву.
— Больше там простору для талантливого человека,— говорил он, — есть где развернуться. Театры, вывески, фасады. Вам, ребята, если что потребуется в школе оформить, то пожалуйста, с полным удовольствием.
Миша поспешил его заверить, что в их школе уже все давно оформлено.
Ребята уезжали в Москву вечерним поездом. Они уже свернули палатки, скатали одеяла, сложили вещи. Перед отъездом разожгли большой прощальный костер.
На костер пришли коммунары во главе с Борисом Сергеевичем и деревенские ребята.
Миша открыл сбор следующими словами:
— Это наш последний костер. Полагается подвести итог всему, что мы здесь сделали. Но мы будем говорить не о том, что мы сделали, а, наоборот, о том, что мы не успели сделать. Это будет полезно для тех, кто здесь остается. Кто хочет высказаться?
Первым взял слово Славка:
— Мы организовали здесь отряд. Но в него вступило всего тридцать два человека. Мало! Надо, чтобы все ребята в деревне стали пионерами.
— Плохо мы работали по ликвидации неграмотности,— сказала Зина Круглова: — обучили всего двенадцать человек. А надо, чтобы вся деревня стала грамотной.
— В деревне нет больницы, — сказал Бяшка, — приходится ходить в соседнее село. Это несправедливо. Медицина — могучее средство в борьбе с религиозными предрассудками.
— Как-то слаба у нас интернациональная связь, — объявили{20} Игорь и Сева: — всего только два письма послали немецким пионерам. А фашизм подымает голову. Надо обратить на это самое серьезное внимание.
Когда все выступили, Миша сказал:
— Все правильно. И мы надеемся, что коммунары доделают. Лучше, чем мы.
Борис Сергеевич от имени трудкоммуны заверил, что все не доделанное ребятами будет доделано коммунарами.
— Теперь всё, — объявил Миша. — Можем отправляться.
Но Генка вдруг закричал:
— Her, не все! Есть еще одно недоделанное дело!
— Какое?
— Помните, Миша читал нам свои стихи. Стихи, в общем, неплохие. Но там не хватало последних двух строчек. Я их сочинил.
— Давай говори, — сказал Миша, — только поскорее.
Ему стало очень стыдно, когда Uенка заговорил о стихах. Миша надеялся, что все про них давно забыли.
— Так вот,— Генка отставил назад ногу.— Так вот, последняя строфа Мишиного стихотворения начиналась так:
Борьба лишь начата, и нам передан молот,
Целями все еще опутан шар земной…
И на этом обрывалось. Я предлагаю закончить так:
Но мы сильны, и дух наш молод,
Вперед, товарищи, за мной!
И он выбросил руку вперед, призывая всех идти за собой.
Но такой конец ребятам не понравился.
— Почему именно за тобой? — сказали одни. — Разве ты заслужил, чтобы все шли именно за тобой?
— Смахивает на плагиат, — говорили другие: — первая строчка содрана из песни «Мы кузнецы…». Там «дух наш молод», и здесь «дух наш молод», и рифма одна: молот— молод…
— Еще хуже, чем у меня, — сказал Миша. — Впрочем, над этими строчками поработаем в Москве. Конечно, у кого будет желание. А сейчас поторопимся, иначе опоздаем к поезду.
Борис Сергеевич предложил подводу, которая довезла бы вещи до станции.
Но ребята отвергли это предложение. Они не маменькины сынки и умеют ходить в полном походном снаряжении.
Ребята погрузили на себя свое незатейливое имущество.
Отряд выстроился и зашагал к станции.
Москва
1955–1956
Если сопоставлять книги писателей с их жизнью, то всегда обнаруживаются интереснейшие связи между биографией автора и судьбами и устремлениями героев его произведений. То же закономерное и одновременно непростое соотношение очевидно при сравнении повестей «Кортик» и «Бронзовая птица» с биографией Анатолия Наумовича Рыбакова,
Опубликованная в 1948 году повесть «Кортик» была написана 37-летним демобилизованным офицером, участником Великой Отечественной войны. Это была первая книга А. Рыбакова, жизненный опыт которого включал в себя и войну, и предшествующие ей годы скитаний по России, и учебу в Институте инженеров транспорта (по образованию писатель — инженер-автомобилист). В 1946 году он вернулся из Германии в Москву, где прошли его детство и юность, и перед ним, как и перед тысячами бывших военных, встал вопрос о том, чем заниматься в мирное время. И только человек твердой воли и сильного характера мог решиться так круто изменить свою профессиональную судьбу и попробовать себя в давно желанном, но до сих пор не изведанном писательском труде.
Повесть «Кортик» написана А. Рыбаковым по воспоминаниям и впечатлениям собственного детства, протекавшего сначала в маленьком украинском городке под Черниговом, а с восьми лет — в Москве, на Арбате. Это, конечно, не значит, что самому автору или его друзьям случалось участвовать во всех приключениях, которые описываются в «Кортике» — вовсе нет. Но именно так переходили от красных к белым и от белых к красным маленькие украинские города, именно так — долго и с большими опасностями — пробивались железнодорожные эшелоны к Москве через страну, охваченную пламенем гражданской войны; и мальчишки мечтали вступить в героическую и справедливую борьбу за революцию, и кумирами их были красные матросы и комиссары, а за словами «белая банда», «трудовая коммуна», «беспризорник», «нэпман» стояла повседневная жизнь.
Само романтическое и бурное время рождало богатые возможности для создания приключенческого сюжета. И книга построена по всем правилам приключенческого жанра. В центре сюжета — загадка, которую должен разгадать, распутать герой книги Миша Поляков со своими верными друзьями Генкой и Славкой. Загадка эта воплощается в старинном кортике, оказавшемся при странных обстоятельствах у комиссара Полевого во время гибели линкора «Императрица Мария». Затем комиссар подарил кортик Мише. Внутри рукоятки кортика — шифр, ключ к которому находится в ножнах этого таинственного оружия, а ножнами овладел белый офицер, предполагаемый виновник гибели линкора, главарь банды Никитский. И, как и положено в приключенческой книге, пути обладателя кортика и обладателя ножен чудесным образом скрещиваются: слежка, смутные догадки — одно таинственное событие влечет за собой другое. Трудно представить себе такого равнодушного читателя, который, узнав в первых главах повести о морском кортике с шифром, не захотел бы вместе с героями повести разгадать эти непонятные знаки, найти ножны от кортика, хранящие секрет.
Да, неустоявшаяся действительность начала 20-х годов предоставляла писателю множество возможностей для создания увлекательнейшего сюжета. Даже такое привычное необходимое сейчас дело, как вступление в пионерский отряд, могло в ту пору тоже повлечь за собой цепь приключений: узнав, что где-то на Красной Пресне существуют пионерские отряды, объединяющие юных коммунистов, арбатские мальчики сами ищут к ним пути, сталкиваясь с препятствиями и забавными недоразумениями. Не очень серьезными, правда, препятствиями и легко разрешающимися недоразумениями, но они-то и делают их путь в пионеры увлекательным.
Соответственно двум параллельным, близко соприкасающимся сюжетным линиям в «Кортике», и два финала: разоблачение белого офицера Никитского — завершение разгадки тайны кортика, тайны давно затонувших кораблей; и вступление пионеров в комсомол — естественный итог всех предшествующих поступков Миши Полякова и его друзей.
Арбатские мальчишки 20-х годов… Чудесным образом перекрещивается литературный вымысел с личным далеким и дорогим опытом арбатского детства писателя. Как отличен теперешний старый Арбат — чистые и тихие задворки высотного Калининского проспекта — от того шумного, пестрого и густонаселенного Арбата первых послереволюционных лет. Впрочем, старая московская улица изображена в повести лишь как место развертывания событий, но это мимоходное, не являющееся самоцелью изображение делает убедительной всю расстановку сил внутри приключенческой повести. Ведь это не только правдоподобно, но и особенно типично для Арбата, что «ответственный коммунист» (как тогда говорили) товарищ Журбин, помогающий детям найти путь в пионеры, Филин, прячущий оружие в своем «частном» складе, и инженер («спец») — отец Славки — живут в одном дворе с сыном погибшего большевика Мишей Поляковым. Условность приключения и действительная пестрота и напряженность тогдашнего реального мира естественно сходились на улице контрастов — на старом Арбате.
