D-day, день решения!
Какое волнующее событие! Оно окончательно решит исход войны. По оккупированным землям пронеслась волна радости. Голландия вздохнула с облегчением.
“Мужайтесь, мы придем!”
Еще немного только потерпеть.
5 сентября 1944 года вошло в историю, как очень памятный день.
Довольно примечательно то, что предатель страны придумал название этому дню, которое за ним и сохранилось: страстный вторник.
Внезапно стали распространяться самые невероятные слухи, и в среде голландских национал-социалистов возникла паника. Нацисты сломя голову спасались бегством. Многие пытались скрыться подобру-поздорову вместе со всеми своими пожитками. В первую очередь земля начинала гореть под ногами тех, у кого на счету были какие-то “дела”.
Освобождались вражеские конторы, и производился отвод некоторых частей немецкой армии. Люди с радостью смотрели, как они уходили, и многие после этого стали ждать скорого окончания войны.
Фрек сразу подумал о Салли и горячо надеялся, что для его друга освобождение наступит вовремя.
Но кто ожидал, что теперь страдания закончились, того постигло разочарование.
Оккупационные силы, которые остались, поступали беспощадней, чем прежде. Война потребует еще много жертв.
Казалось, что доживающий свои последние дни нацизм пытался увлечь за собой в пропасть всю Европу. Немецкий народ ужасно страдал от войны, но Гитлер не мог остановиться. Если уже совсем нельзя иначе, то он хотел погибнуть в огне и пламени. В поражении он обвинял всех, кроме себя. Своих генералов, своих солдат, весь немецкий народ — все они подвели его. Были недостойны его, считал он. Он чувствовал себя преданным каждым.
И до конца он умел пробивать свою волю железной рукой. Даже при очевидном крахе возражать ему было по-прежнему опасно. Кто думал призвать его к здравому смыслу, мог рассчитывать на пулю или веревку. Всякое благоразумие исчезло.
В том же сентябрьском месяце 1944 года рабочие железной дороги объявили забастовку. Это было сделано по приказу голландского правительства, которое находилось в Англии. Но Фрек не понимал, как железнодорожники решились на такое. Февральская стачка 1941 года показала, на что способны немцы. Забастовщиков можно было просто так застрелить.
Фрек читал об этом в нелегальных газетах. Их было строго запрещено распространять, но у них дома они все равно появлялись регулярно.
Где именно отец их брал, Фрек не знал. В то время было лучше не все знать. Если кто-то попадался фашистам и его начинали допрашивать, то он, по крайней мере, никого не мог выдать. Издавались различные нелегальные газеты: “Правда”, “Свободная Голлландия”, “Пароль”, “Верность” и многие другие. В них писали, как на самом деле обстояли дела на войне. Немцы рассказывали только о своих победах, но это оказывалось явной неправдой.
В этих газетах Фрек также много читал о преследовании евреев. И когда он думал о Салли, эти вести приводили его в отчаянии. Попали ли он, его отец и мать, братья и сестры, в руки фашистов? Или они еще где-то сидели в подполье? Увидит ли он их когда-нибудь снова?
Может быть, они находились очень далеко, в концлагере в Польше. Когда он думал об этом, его охватывала такая безнадежная тоска. Да, война была ужасна.
А бастовать в такое время было опасно для жизни. Но железнодорожники все равно бастовали! Итак, больше никакой транспортировки по рельсам. Ну да, понятно, были некоторые, которые продолжали работать на немцев, но стачка оказалась для захватчиков сильной пощечиной.
Немецкий государственный комиссар Сейс-Инкварт принял контрмеры. Появился запрет на любой судоходный транспорт, и поэтому прекратился завоз продуктов. Быстрее всех это почувствовали люди в больших городах. Никакого железнодорожного движения и никаких перевозок по воде — это значило: почти что никакой еды. И к тому еще, зима была ужасно холодная! Позже о ней будут говорить, как о “голодной” зиме.
Продуктов становилось все меньше и меньше. Прошло не так уж много времени, а Фрек уже постоянно ходил с урчащим желудком. Картофель очень трудно было купить. Маленький кусочек хлеба должен был хватить человеку на неделю.
Люди всячески пытались дополнить голодный паек. Ели цветочные клубни. Но чаще всего ели сахарную свеклу — корм, предназначенный для скота. Ее приготовляли различными способами. Иногда ели просто сырой или терли на терке и выпекали на сковороде. Варили из нее также своеобразную кашу.
Такая еда не была вкусной, но она немного помогала утолять постоянный голод.
Вскоре не стало топлива, а зима была суровой. Жгучий мороз проникал в дома и овладевал людьми. Вследствие истощения из-за недоедания со временем даже в кровати стало трудно согреваться.
Отец снял на чердаке несколько планок, но и эти дрова скоро кончились. Фрек стал ходить вместе с другими ребятами с его улицы на канал, чтобы вылавливать там уголь. На том месте, где раньше пришвартовывались угольные баржи, можно было найти различное топливо: кокс и угольный брикет, яйцевидный брикет и антрацит. Все это упало в воду еще раньше, когда разгружали баржи. С помощью различных самодельных приспособлений мальчики обыскивали илистое дно в поисках драгоценного топлива.
Однажды Фрек нашел место, где раз за разом вытащил из воды столько добра, что смог наполнить целое ведро. Вне себя от радости, он тащил свою тяжелую ношу домой. Как обрадуется мама, когда увидит это. Теперь они смогут хоть один раз хорошенько согреться.
Он спросит у мамы, можно ли немного отнести бабушке Кломп...
И кто знает, сколько еще лежит на том месте. Он теперь знал точно, где нужно искать, а других мальчишек с ним не было. Такое местечко лучше сохранить в тайне, иначе выловят все у тебя под носом.
Мысленно он уже видел горящую печку и представил себе сияющие от радости лица отца и матери.
И тут неожиданно на него напали двое мужчин! Один схватил его сзади, а другой выхватил из его рук ведро с углем. Фрек сопротивлялся, как дикий зверь, но это не помогло. Он звал на помощь, кричал и ругался, он пробовал вырваться, бил воров по ногам, но все напрасно. Никого не оказалось рядом, кто бы мог ему помочь. Плача от ярости, он смотрел, как эти двое скрылись с его драгоценным топливом.
Совершенно расстроенный, он вбежал в комнату бабушки Кломп. Ей он рассказал всю историю. Старая женщина сразу поняла, что его сердце мучит жгучий вопрос: почему Бог такое допускает? Как он ни любил своих родителей, но обратиться к ним с этой проблемой он не мог.
Бабушка Кломп честно призналась ему, что тоже не знает этого. Но она могла прочитать ему из Библии, что Бог может сделать так, чтобы призванным по Его изволению все содействовало ко благу.
На это Фреку не хватало ума. Какое может быть благо в том, что его ограбили?
— Иногда мы в жизни гораздо позже понимаем подобное,— сказала бабушка Кломп.— А может нам придется ждать до вечности. Но может быть и так, что такой случай удержит нас от того, чтобы мы сами совершили такой трусливый поступок.
Над этими словами Фрек глубоко задумался.
Бабушка Кломп прочитала 72 псалом и показала ему, что у Асафа были такие же переживания: “И вот, эти нечестивые благоденствуют в веке сем, умножают богатство. Так не напрасно ли я очищал сердце мое, и омывал в невинности руки мои?..”
Этот текст сразу коснулся его сердца. Конечно, это были нечестивые люди, которые украли его ведро с углем! Хорошо, что такое написано в Библии... Несчастные воры! Но что касается чистого сердца... К нему это не совсем относилось — это Фрек осознавал. Он мог бы убить этих двух злодеев!
“И думал я, как бы уразуметь это; но это трудно было в глазах моих, доколе не вошел я во святилище Божие и не уразумел конца их”,— читала бабушка Кломп.
Фрек слушал, и буря в его сердце утихала. Из прочитанного он понял, что безбожникам не суждено иметь мир.
“Ибо вот удаляющие себя от Тебя гибнут.”
Страдания из-за унижения и несправедливости, которые причинили ему эти воры, он не мог так просто забыть. Но все же что-то произошло с Фреком. Вот так вдруг, когда бабушка Кломп читала последний стих псалма, его наполнило такое же желание, которое выразил Асаф, а именно: иметь тесное общение с Богом.
Он уже сложил руки до того, как бабушка Кломп предложила ему еще вместе помолиться.
14. Лучше сосед вблизи...
Газ и свет отключили. Не было больше сырья для обеспечивания энергией. Отключали даже воду. Почти что весь день из крана не бежало ни капли. Тогда положение начинало казаться весьма угрожающим.
Бабушка Кломп иногда что-то приберегала специально для Фрека. “Мне ведь столько уже не нужно”,— говорила она. Но Фрек заметил, что в последнее время она сама стала очень худенькой. Освобождение должно наступить очень скоро, иначе...
