Александр Дитрих - Как игрушки пошли учиться

Первое мое знакомство с Владиком Чудобыльским оказалось заочным. Скорее всего, я бы никогда не узнал о существовании этой необыкновенной личности, если б однажды не вернулся... домой.

Из старого московского дома, где прошло мое детство, я уехал лет двадцать назад. Давно уже тянуло меня пройти не спеша по тихому переулку, где знакомы каждая подворотня, каждый камень, и, конечно же, заглянуть во двор, в котором когда-то умещался целый мир с бушующими океанами, неведомыми островами, непроходимыми лесами, полями сражений. И каких сражений! Там бились, гремя латами, рыцари, звенели шпаги мушкетеров, проносилась лихая чапаевская конница, горели, подорванные гранатами, фашистские «тигры» и «пантеры». Главный «танк» был один, постоянный — огромный, обитый железом помойный ящик. В зависимости от времени года в эту мишень летели то обломки кирпичей, то снежки. Но прекраснее всего было с треском подбить броневую махину гранатой — перегоревшей лампочкой.

Все здесь было удивительно взаправдашним: и могучие ледоколы, и фантастические вездеходы и звездолеты, сооруженные из досок и ящиков, и древние, насквозь заколдованные замки в сыром, каменном сарае. Словом, двор был поистине королевским. Впрочем, наверно, как и всякий другой порядочный старый двор, где полновластно царствовало Его Величество Детство, а придворные мальчишки и девчонки даже и не подозревали, что обитают в чудесном мире и что чудеса со временем исчезают.

Мне хотелось посмотреть, кто живет в моем доме теперь, какие ребята топчут мои давным-давно стершиеся следы, узнать, во что они играют, о каких тайнах шепчутся.

И вот я вернулся туда, откуда когда-то ушел навсегда. Навсегда потому, что можно побывать там, где рос, но нельзя возвратиться в то, из чего вырос.

Все было так и не так. Дом мой стал вроде бы ниже: после ремонтов пропали щербатые лепные украшения на фасаде, исчезли ворота с чугунными листьями и шишками. Изменился и двор. Не стало покосившихся сараев, увитых сухим плющом заборов, скрипучих крылечек. Двор раздвинулся, выпрямился, оделся по краям аккуратными газонами, но все здесь теперь выглядело каким-то незначительным, обыкновенным.

Было тихо и пусто. Школьники учились, а малышей, наверное, бабушки пасли в разбитом по соседству скверике.

Я сел на синюю скамейку с выломанной спинкой, достал сигарету и принялся вспоминать свое детство в подробностях. Но подробности почему-то не вспоминались. Было какое-то странное чувство, будто мое собственное детство вдруг обернулось для меня тайной, в которую я никак не могу проникнуть. А может быть, это знакомая старая тайна пришла из моего детства и, как прежде, поджидала меня где-то рядом?

По водосточной трубе с грохотом съехали подтаявшие ледышки, пропищало радио, сообщив, что прошел еще один час, налетевший ветерок запутался в частых ветвях старого тополя, потом, вырвавшись, закрутился в углу двора маленьким смерчем.

Бросив окурок, я собрался было уходить и тут заметил... ее. Она лежала под скамейкой в грязном снегу, по соседству с конфетной оберткой и рваной варежкой. Сначала мне показалось, что это всего лишь обложка с выдранной серединой. Сам не знаю, что меня толкнуло залезть под скамейку и вытащить обыкновенную коричневую общую тетрадь. Середина оказалась на месте. Сдув снег, я раскрыл тетрадь и увидел такое... Впрочем, судите сами — на первой странице аккуратно, большими буквами было написано следующее:

«ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Я, Владислав Чудобыльский, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим подтверждаю, что действительно был участником всех странных, невероятных и необъяснимых событий, изложенных в этом дневнике. Сознавая ответственность перед наукой, заявляю также, что описывал только то, чему был свидетелем, и ничего не присочинил...»

...После такого многообещающего начала все срочные дела, намеченные на ближайшее время, вылетели у меня из головы. Я перевернул страницу, потом другую и, уже не отрываясь, прочел дневник до последней строчки.

То, что я узнал, так меня поразило, что я тут же решил: во-первых, нужно немедленно разыскать автора, потерявшего свою драгоценную тетрадь, а во-вторых, попавший мне в руки дневник следует как можно скорее опубликовать: я попросту не имею права скрывать открытие, которое должно принадлежать всему миру.

К моим розыскам автора мы еще вернемся, а дневник — вот он. В нем исправлены лишь грамматические ошибки да некоторые шероховатости, а в основном все осталось, как было. После первых строчек (вы их уже прочли) шло следующее:

«...Дневник я начал десятого июня этого года, сразу же как приехал с отцом в Сибирь на стройку электростанции.

Папу вызвали туда на лето по проектным делам, а я уговорил его взять меня с собой.

Честно говоря, дневник я вел кое-как, случалось, неделю не притрагивался — некогда было. Впрочем, теперь это уже не имеет значения: все равно, в первых записях нет ничего относящегося к самому главному. По этой причине все страницы до 12-го августа я вообще вырвал. Правда, теперь мне придется заново рассказывать, кто такой Александр Иванович Сулимов и как мы познакомились, но это я быстренько.

В новеньком поселке строителей ребят еще не было — одни взрослые. Отец пропадал на стройплощадке, и поэтому я с утра до вечера жил сам по себе. Сначала я излазил вдоль и поперек всю стройку, потом занялся рыбалкой, а когда совсем освоился, стал исследовать тайгу: уходил на целый день в сопки — так здесь горы называются. Горы не очень высокие, но скалы да обрывы — будь здоров!

И вот однажды иду я между сопок по распадку, вдруг слышу: тюк-тюк-тюк... Точь-в-точь как капель с крыши по ведру. Пошел я на этот звук, гляжу — прилепился к обрыву дяденька и длинным таким молотком отбивает камни. Заметил он меня, спустился, стали мы разговаривать. Оказалось, дяденька — геолог из Ленинграда, Александр Иванович Сулимов.

Я спросил, что он тут разыскивает.

Александр Иванович сказал, что никаких подземных богатств он пока не ищет, разве что они сами вдруг попадутся. Просто есть у него мнение, что геологические карты этих мест составлены недостаточно точна. А если их уточнить, выяснить полную картину того, что тут под землей делается, тогда, может быть, и вправду удастся отыскать такое, о чем никто пока не догадывается.

На другой день мы с утра отправились в сопки уже вместе. А дальше так и пошло: я, чем мог, помогал, а Александр Иванович мне всякие удивительные истории рассказывал про горы, камни, руды.

Вскоре мы так всю тайгу вокруг излазили, что кеды у меня совсем развалились, хорошо, что взял запасные. Камней мы насобирали столько, что из-за ящиков в палатке геолога (он поставил ее У ручья, на краю поселка) повернуться стало негде.

Вот теперь я и пришел к тому, ради чего пришлось писать это самое предуведомление, — к 12-му августа, самому длинному и самому удивительному дню в моей жизни. Дальше пойдет сам дневник. Я называю оставшиеся страницы «дневником», хотя записи касаются всего одного дня.

Начинаю с самого главного. Это было что-то вроде воздушного шарика, надутого светом, и здоровенной круглой лампочки, только и у лампочки и у воздушного шара должна быть оболочка, а я никакой оболочки не заметил.

Иногда шар делался чуть больше, становился расплывчатым и красноватым, иногда уменьшался, и тогда в его середине появлялся яркий голубой комок. Шар этот был со школьный глобус, он висел в самой середине пещеры под потолком и ни на чем не держался.

С потолка, точно над шаром, свисало длинное желтое острие, а внизу, в каменном полу, был вделан большой, тоже желтый, металлический круг.

Был еще в той пещере почти засыпанный ход, который вел дальше, в глубь горы, но мне в тот раз было не до него. После, когда мы забрались под землю уже вдвоем, я пытался залезть в этот ход, но тогда...

Впрочем, лучше все по порядку.

Недалеко от реки, где берег дыбился к небу желто-бурым скалистым обрывом, строители решили добывать камень. Я об этом случайно услышал, когда отец разговаривал с какими-то людьми со стройки. Услышал и тут же забыл.

Мы с Александром Ивановичем сидели на откосе, разбирали добытые образцы пород и заворачивали их в бумажки, на которых геолог предварительно делал необходимые пометки. Было что-то около десяти, когда вдруг вдали протяжно взвыла сирена. Поглядел я на реку, думал буксир идет — нету буксира. Стали мы дальше образцы разбирать, сирена умолкла, все спокойно, и тут как жахнет! Даже земля колыхнулась. Потом грохнуло еще раз, еще... Мы вскочили, глядим, а повыше, где начинался обрыв, ничего не видно, только желтое облако шевелится.