«Экономический идеал» древности можно выразить одним словом – автаркия. Именно замкнутым и самообеспечивающимся целым предстает идеальное общество и государство в трудах мыслителей древнего мира. Идеал этот, разумеется, недостижим в принципе. Даже самые «самообеспеченные» социумы, например древнейший Египет, нуждались в привозных товарах. Получить их можно было лишь двумя путями: или обменять у владельцев (производителей) на товары своего собственного производства, или, если предложить в обмен было нечего или партнеры почему-то не желали согласиться на обмен, отнять силой. Неэквивалентная торговля или грабительская война – иных способов приобретения импортных вещей просто не было. Однако следует отметить то, что монопольный доступ к отдельным видам импортных товаров мог временами иметь большое значение для стабильного существования общества. В качестве примеров монопольного доступа можно привести контроль над путями доставки олова (до широкого распространения стали) или зерна (в самых развитых древнегреческих полисах или в классическом Риме). Данное исключение, однако, не отменяет общего правила. Страх перед потенциально враждебным внешним миром и приходящими оттуда бедствиями – голоду, вражеским нашествиям, эпидемиям – требовал укрытия в собственном маленьком, самообеспечивающемся мирке. Стремление к автаркии поэтому было свойственно для любого древнего общества.
В числе важнейших факторов, обусловливавших подобную ориентацию, следует назвать общинную организацию, характерную в той или иной форме для любого древнего общества. Существование ее объясняется целым рядом причин, не остававшихся неизменными, как не оставалась неизменной и сама община.
Община родилась в первобытном обществе, одновременно с появлением человека современного типа. В сущности, ее формирование являлось составной частью антропосоциогенеза. По словам Ю. И. Семенова, для самого раннего этапа эволюции первобытного общества было характерно наличие полной, безраздельной собственности первобытной общины как на все средства производства, так и на средства потребления. Никакой другой формы собственности не существовало. И это находило свое проявление в особого рода отношениях распределения. Суть этих отношений заключалась в том, что каждый член общины имел право на долю созданных в ней продуктов, прежде всего продуктов питания, независимо от того, участвовал ли он в их производстве или нет. Достаточным основанием для получения доли продукта, созданного в первобытной общине, была принадлежность к ней. Каждый член общины, взятый в отдельности, имел право на долю общественного продукта потому, что все члены общины, взятые вместе, были собственниками этого продукта. Подобный подход для того времени был единственным возможным, поскольку иначе было не обеспечить выживание как общества в целом, так и отдельных его членов.
С развитием первобытной экономики и с возникновением распределения по труду (и, соответственно, с разделением собственности на общественную и личную) фаза ранней первобытной общины сменилась фазой общины позднепервобытной. Возникли и получили распространение особые системы распределения и обмена так называемого избыточного продукта[71], которые в современной научной литературе получили название «престижной экономики»[72]. Они готовили почву для будущего усложнения внутреннего строения общины, создали условия для следующего шага в ее эволюции. Такой шаг вперед был связан с началом формирования внутри общины хозяйственных ячеек (крестьянских хозяйств), с превращением ее в объединение таких ячеек. Следовательно, община, пришедшая на смену позднепервобытной, может быть охарактеризована как формирующаяся соседская (пракрестьянская) община.
С переходом к классовому обществу пракрестьянская община превратилась в крестьянскую. В литературе она встречается под различными названиями: земледельческая, соседская, сельская, поземельная, территориальная, деревенская община. Фундамент крестьянской общины формировали социально-экономические отношения, качественно отличные от тех, что лежали в основе первобытной общины. Во-первых, крестьянская община состояла из большего или меньшего числа хозяйственных ячеек – крестьянских хозяйств, в собственности которых находились все продукты труда. Общественной собственностью оставалась лишь земля. Во-вторых, в отличие от первобытных общин, которые были самостоятельными социальными организмами, крестьянские общины существовали в недрах иных, гораздо более крупных, чем они сами, организмов классового общества. Но, находясь в их составе, они никогда не были их простыми составными частями. В основе классовых общественных организмов всегда лежали системы социально-экономических отношений, качественно отличные от тех, что были фундаментом крестьянских общин[73]. Поэтому положение крестьянских общин здесь оказывалось как бы двойственным. Им приходилось, зачастую против своей воли, взаимодействовать с чуждыми экономическими укладами, нередко прямо враждебными и разрушительными для их основ.
Последствия такого вынужденного взаимодействия всегда оказывались достаточно серьезными. Основанием экономики в древнем мире было сельское хозяйство, и потому очень многое в развитии общества определялось отношениями земельной собственности. В первобытной общине хозяйство владело и пользовалось землей не в силу прав на нее, а на основании потребности в ней и способности ее обрабатывать и использовать. Возникшее с переходом к классовому обществу право частной собственности отрицало принцип собственности коллективной. Последняя уходила в прошлое, но следы ее еще долго жили в традиционном, обычном праве, по которому земля рассматривалась в качестве собственности распавшихся на большие семьи родственных групп, объединенных в территориальную общину. Возникающая купля-продажа земельных участков показала, что община перестала быть действительным коллективным собственником земли. Логичным было бы ожидать в этих условиях полного ее разрушения с последующим выделением индивидуальных хозяйств (т. е. обычной при развитии капитализма картины). Но ничего подобного не произошло.
Появление права частной собственности на землю требовало гарантий ее неприкосновенности. Однако никаких готовых механизмов для обеспечения такой гарантии общество в то время не имело. Волей-неволей пришлось приспосабливать уже имеющиеся институты, освященные традицией и ставшие привычными для людей. Общинная организация как раз относится к числу таких институтов. Поэтому она не разрушается, а просто трансформируется в коллектив земельных собственников, который гарантирует своим членам право на землю (исключая доступ чужаков к ней или оберегая силами общинного ополчения от внешней опасности). Для этого она формирует так называемую верховную (общинную) собственность на землю.
Купля-продажа земли, казалось бы, открывала доступ к общинной земле чужакам: документы показывают, что землю в Древнем Двуречье или в Сирийско-Палестинском регионе покупали не только члены общины, но и люди, связанные с царским хозяйством и членами общины не являвшиеся. Но земля общины как общая собственность ее членов была неотчуждаема. Она в принципе не могла перейти в чужие руки. Поэтому либо такая покупка превращалась в акт передачи на установленный обычаем срок права пользования землей, которая затем возвращалась к собственнику[74], либо, как в более поздние периоды, человек, купивший землю, становился членом общины – принимал на себя все обязанности перед коллективом и приобретал права его члена, в том числе главное право – право на землю.
Итак, с появлением права частной собственности община выступает в качестве верховного собственника земли, и первоначальная частная собственность оказывается ограниченной верховной собственностью общины. Ограничения связывались не с объемом прав собственника, а лишь с условиями обладания землей. Говоря иначе, собственник обязан был отдавать часть произведенного им продукта (или часть своего труда в той или иной форме) коллективу, т. е. обязан был учитывать не только собственные интересы, но и интересы общины. Защищая свои права, а тем самым и права входивших в нее частных собственников, община не допускала отчуждения своих земель, гарантируя стабильность хозяйств общинников и свою собственную устойчивость. Эти стабильность и устойчивость давно уже были подмечены учеными. Значение общинной организации в древнем обществе постепенно становилось очевидным все большему числу исследователей, и сегодня уже никто не подвергает его сомнению. Споры идут лишь о характере древней общины и о конкретных формах ее влияния на различные стороны общественной жизни того времени.