Прошло много лет после создания аппарата Морзе, но в сравнительно мало измененном виде он применяется до сих пор.
Аппарат Морзе записывал теперь не какие-то неразборчивые каракули, а четкие знаки, из которых можно было составить буквы алфавита. В этом мог легко убедиться каждый, кто двадцать четвертого января 1838 года присутствовал в большом зале нью-йоркского университета. Морзе и Вайл решили организовать новый опыт там же, где несколько месяцев тому назад их чуть не высмеяла собравшаяся публика. Пусть каждый, кто в силах отличить точку от тире, убедится, что по проводам, действительно, передаются сообщения, пусть решит, что перед ним: новое полезное и ценное изобретение или неудавшаяся шутка двух чудаков! Чтобы устранить все сомнения, Морзе расположил приемную и передаточную станции на огромном, по тому времени, расстоянии. Станции отделяло 15 километров. Это было в тысячу с лишним раз больше, чем в первый раз.
Опыт прошел успешно. «Неверующие» были переубеждены, «сомневающиеся» укрепились в своих надеждах, насмешники приумолкли. Каждому хотелось передать по телеграфу свое сообщение и получить на него через несколько секунд ответ. Для того, чтобы пробежать расстояние в 15 километров, лошади понадобилось бы не менее двух часов!
Студенты толпились перед черной доской и списывали необыкновенную азбуку, позволявшую переговариваться по проводам точками и тире.
Не только сам аппарат, но и остроумно составленная азбука Морзе с самого начала привлекала внимание посетителей.
Морзе продемонстрировал свое изобретение перед конгрессом в Вашингтоне, перед членами правительства и даже перед самим президентом Соединенных Штатов Америки. Сенаторы, министры и президент были в восторге. Они хлопали изобретателя по плечу, поздравляли его — однако, как бы сговорившись ни словом не упоминали ни о деньгах, ни о практическом использовании изобретения. Только после долгих переговоров было выделено 30 000 долларов на строительство телеграфной линии между Вашингтоном и Балтимором. Но изобретателю придется немного подождать. Строительство телеграфной линии должен утвердить конгресс. А следующее заседание состоится через несколько месяцев.
Раздосадованный и оскорбленный равнодушием конгрессменов, Морзе покидает Вашингтон. Он еще не знает, что обещанного строительства телеграфной линии ему придется ждать целых четыре долгих года! Но если его изобретение не оценила Америка, может быть, успех будет сопутствовать ему в старой Европе. Опять приходится клянчить деньги у старика Вайла. На этот раз Вайл оказался сговорчивее. Он понял, что изобретение чудака-профессора сулит ему немалые барыши. Морзе садится на корабль и уезжает в Англию. Однако господа из адмиралтейства, министерств и правительства пожимают плечами. Совсем недавно они выбросили несколько десятков тысяч фунтов стерлингов на постройку оптического телеграфа Муррея. А сейчас их осаждают со своими патентами Кук и Уитстон. Нет, в услугах американца они не нуждаются. У них хватает и своих сумасбродов.
Париж тоже встретил Морзе неприветливо. Богатой телеграфной компании, построившей тысячи вышек телеграфа Шаппа, ничего не стоило доказать «несостоятельность» новой затеи и закрыть перед Морзе двери в нужные учреждения.
Какай-то нагловатый на вид чиновник не пожалел времени и показал Морзе дом неподалеку от бульвара Сен-Жермен, где в 1805 году покончил жизнь самоубийством Клод Шапп, не выдержавший организованной на него травли. Его обвиняли в том, что он якобы украл идею своего изобретения у английского министра Эджуорта, уже в 1763 году построившего для личных нужд оптический телеграф между Лондоном и Ньюмаркетом. Вы же знаете англичан!.. Ну, а общественность?… спросите вы, дорогой читатель. Общественность Парижа была в это время занята совсем другим: ее интересовала только что изобретенная фотография.
Всего несколько месяцев тому назад знаменитый французский физик Араго сделал в палате представителей сенсационное сообщение. Владелец театра живых картин, художник, «лев салонов» Дагерр, якобы, открыл чудесный способ рисования светом на покрытых серебряным порошком пластинках. Весь Париж, вся Франция бросилась в магазины оптических товаров и в столярные мастерские. Всем хотелось иметь неуклюжий деревянный ящик, при помощи которого можно было фотографировать. Морзе тоже увлекся новым открытием. Познакомившись с Дагерром, он прямо от его поставщика, столяра Альфонса Жиру, купил «настоящую дагерротипическую камеру», подлинность которой была засвидетельствована собственноручной подписью Дагерра. А теперь пора в Америку. Морзе становится фотографом. Он не прогадал на этом. Новое увлечение стало для него средством существования. Конгресс не торопится со строительством телеграфной линии. Америка недавно пережила очередной биржевой крах. Грозит кризис. Многие мастерские и фабрики закрыты. В портах стоят пустующие корабли. Нет покупщиков, нет товаров. Кому, спрашивается, в это время нужен телеграф?
Реликвии первых детских лет фотографии. «Достоверный» аппарат Дагерра, сделанный в 1839 году парижским столяром Жиру. Для сравнения рядом с современным малогабаритным фотоаппаратом.
Открытие фотоателье с громким названием:
СВЕТОВОЕ РИСОВАНИЕ
Дрэпер и Морзе
было в этих условиях для Морзе единственным выходом из затруднительного материального положения. Тем более, что компаньоном неудачливого изобретателя стал не кто иной, как профессор химии в колледже Хэмпдена и Сидни, изобретатель ряда фотографических препаратов — Джон Уилльям Дрэпер.
Покрыв голову куском черной ткани, Морзе приник на крыше нью-йоркского дома к матовому стеклу фотографического аппарата. Он фотографирует виды города и людей. Это нелегко. И город, и люди должны целую вечность «стоять», не двигаясь, под лучами палящего солнца. С «городом» справиться не так трудно, а вот с людьми… Центы и доллары медленно текут в кассу Морзе. Почти все средства уходят на бесконечную переписку с конгрессом. Когда же они все-таки начнут строительство телеграфной линии?
Дагерротипия была невеселым делом — и для фотографа, и для его жертвы. Только карикатуристу Домье было смешно.
В декабре 1842 года терпению Морзе пришел конец: «Если вы мне и на этот раз не ответите, я вернусь к своим краскам и больше никогда до конца жизни не дотронусь до телеграфа!» — написал он уважаемому конгрессу.
На этот раз конгресс сжалился над изобретателем и назначил обсуждение его проекта на последний день заседания — третье марта 1843 года. За прошедшие четыре года состав конгресса сильно изменился. Новые депутаты не представляли себе, о чем, собственно говоря, пойдет речь и чего хочет от них этот художник (или фотограф?), как его там зовут? Стоит ли заниматься такими пустяками? Не дожидаясь конца заседания, они один за другим поднимались со своих мест. Это был один из самых напряженных моментов в жизни Самуэла Финли Бриз Морзе. А что, если все уйдут и его проект не обсудят? Но вот начали зачитывать материалы по «делу Морзе», несколько лет ожидавшего своего решения. Что за чепуха? Кто это собирается над ними подшутить? Переговариваться тире и точками! Да к тому же еще на расстоянии нескольких миль. Посмотрим-ка на этого шарлатана.
Спор об изобретении Морзе затянулся. «Обманщик», «шулер», «жулик» и «сумасшедший» — вот те слова, которые чаще всего звучали в выступлениях конгрессменов. Но есть у новой идеи и свои защитники. Среди депутатов то здесь, то там появляется фигура старика Вайла, обеспокоенного судьбой тех нескольких тысяч долларов, которые он вложил в изобретение Морзе и своего сына. Слава богу, наконец-то ему удалось уговорить шестерых депутатов за Нью-Джерси. Они будут голосовать за Морзе. Время приближается к полуночи. Все устали, ни у кого уже нет сил продолжать спор. Но вот объявляют результаты голосования: 89 голосов за строительство телеграфной линии, 83 голоса — против.
Обессиленный Морзе, на уже безлюдной галерке, падает, не выдержав нервного напряжения, в кресло. Всего шесть голосов решило вопрос о его победе! Но тем не менее это победа. Путь к строительству телеграфа открыт!
Прокладка телеграфной линии между Вашингтоном и Балтимором была начата вскоре после исторического заседания. И тут выяснилось, что Морзе, точно рассчитавший действие приемного и передаточного аппаратов, не предусмотрел трудностей, которые связаны с прокладкой надежной линии связи. Проложенные в земле провода портились от воздействия подпочвенных вод. Обычная изоляция оказалась совершенно непригодной. К счастью, Корнеллю, которому конгресс поручил строительство линии, пришла в голову блестящая мысль. Надо достать как можно больше бутылок, целые горы бутылок! Эти бутылки, заменявшие нынешние керамические изоляторы, были укреплены на высоких деревянных столбах. Провода пойдут по воздуху! Вся линия была построена в течение восьми недель. Морзе передает первую телеграмму Вайлу и тут же получает на нее ответ. Точки и тире четко «отпечатываются» на ленте, гораздо четче, чем в тот злополучный вечер четвертого сентября 1837 года, когда передача велась всего на 14 метров. Вскоре Морзе ожидает новый успех. Благодаря его телеграфу важное сообщение конгресса передано на съезд Демократической партии значительно быстрее, нежели его донес туда примчавшийся на взмыленном коне гонец. Слава Морзе распространяется не только в Америке.
