Очевидно, древние люди строили их для чего-то жизненно важного. Иначе трудно объяснить столь широкое распространение лабиринтов не только в Беломорье, но и в скандинавских странах. Некоторые исследователи утверждают, что есть они на Крайнем Севере Европейской России и за полярным Уралом.
Давний знакомый Никиты ученый Николай Виноградов, много лет изучавший загадочные строения Бе-ломорья, в двадцатых годах прошлого века писал: «Относительно лабиринтов Дании в литературе имеется всего лишь одно упоминание, что они там встречаются.
В Норвегии Нордстрем насчитывал несколько лабиринтов… В Швеции имеется более двенадцати лабиринтов… Пятьдесят (или около пятидесяти) расположены в тридцати приходах Финляндии.
Гораздо более (чем в Финляндии) этих сложений по северным берегам России… Соловецкие лабиринты представляют собою один длинный целостный ряд почти тождественных загадочных сооружений… охватывающих весь северо-запад Европы, начиная от Дании и до Северного Ледовитого океана».
В первые Никита показал мне загадочные каменные сооружения в ненастный день. Дождь кропил мелко и холодно — совсем по-осеннему. Его капли блестели на травах и сосновых иглах, сверкающим бисером играли на потемневших от влаги камнях лабиринта. А потом налетел ветер и несколькими порывистыми взмахами невидимой кисти осветлил небо над маленькой бухтой.
Он звал за собой старые сосны. А деревья лишь покорно кивали макушками, но корнями крепко держались за камни и землю. Ветер злился, пуще задувал, однако так и не смог одолеть упрямые сосны.
Никита, казалось, не замечал ни дождя, ни ветра. Лицо его было сосредоточенным, губы слегка шевелились. Может, он шептал молитву, а может — какие-то старинные заговоры. При этом Никита медленно ступал по спирали лабиринта, иногда останавливался, наклонялся и прижимал ладонь к одному из камней, будто хотел почувствовать в нем что-то живое.
Блаженный имел свое объяснение происхождения лабиринта, отличавшееся от того, что мне удалось прочитать. Он называл их «мировыми узелками», связывающими землю с небом, огонь с водой, свет с темнотой, живых с мертвыми. По словам Никиты, построено их было «великое множество» и не кем-нибудь, а именно «потомками заборейцев». И якобы каждый род, каждая семья этого исчезнувшего народа создавала свой лабиринт.
— А ныне большинство «узелков» заросло травами, ушло в землю, и только «хранители» могут отыскать их, — пояснил Никита.
В записках Николая Виноградова говорится: «То небольшое число легенд о лабиринтах, что доводилось мне слышать, весьма отрывочны и не имеют реальной почвы.
Таковой является легенда о так называемых «сжимающихся» и «блуждающих» лабиринтах, а также о лабиринтах, под которыми на большой глубине якобы находятся непонятные пирамиды «вниз вершинкой», и о лабиринтах и с вовсе сказочными возможностями — воспроизводства невидимого грозного оружия…»
О фантастических «сжимающихся» и «блуждающих» лабиринтах Никита почему-то не захотел рассказывать. Наотрез, решительно отказался, как я ни упрашивал его. Мне даже показалось, что он опасается говорить на эту тему.
А когда я поинтересовался упомянутыми в рукописях подземными пирамидами, которые «вниз вершинками», и что означает «невидимое грозное оружие», старик и вовсе сделал страшные глаза и замахал руками:
— Ничего не знаю. Да и тебе не советую расспросами заниматься. Молчи! Молчи о том и не думай… Коли понадобится кому надо — весть сама дойдет к тебе.
Как ни подмывало поинтересоваться, кому может понадобиться, чтобы до меня дошла весть о перевернутых пирамидах под рукотворными лабиринтами, о таинственном оружии, я все же сдержался и промолчал.
Заповедные земли Беломорья
Утром северный ветер усилился. Прошел короткий дождь. Все быстрее разбегались по заливу желтые пенистые гребешки. У горизонта клубились фиолетовые и синие туманы. Мачты судов, что спрятались от шторма в Кривозерской бухте, нехотя кланялись морю.
Волей-неволей в эти ненастные часы мне вспомнились слова старой песни:
Если ветер не бьет в паруса,
То они превращаются в тряпки…
День и ночь не утихал штормовой ветер. Зло и весело трепал он на берегу верхушки деревьев, гнал к югу мелкие тучки и, быть может, рыскал над волнами, отыскивая хоть один парусник.
Лишь через сутки выглянуло солнце и ветер сник. Я продолжил свой путь по Белому морю на небольшом рыболовецком суденышке. После выхода из Кривозерской бухты легли курсом на Кандалакшу.
Вскоре показался остров Великий — самый большой в Кандалакшском заливе. Это заповедная земля. Здесь живут лоси, медведи, куницы, лисы, в ручьях и озерах нерестятся кунжа и форель.
Кандалакшский — самый северный заповедник в нашей стране — был основан в 1932 году. Расположен он на многих островах, разбросанных вокруг Кольского полуострова в Белом и Баренцевом морях. На них гнездятся и отдыхают при перелетах гаги и тупики, полярные крачки и турухтаны, кайры и поморники.
Один из островов Кандалакшского заповедника — Харлов — стал в XVII веке царской «заповедью», где оберегали кречетов — ловких и стремительных птиц — для царской охоты.
Остались позади заповедные острова. Справа по борту в сизой пасмурной дымке — леса Кольского полуострова. Они тянутся до порта Кандалакша.
К причалу подошли, когда море, чайки и город погрузились в светлое ночное молчание.
Однажды рассказал мне Никита, как давным-давно собрался он побывать в Петербурге. Зачем это ему понадобилось — не объяснил. Подходил он несколько раз к Северной столице, а войти не мог. — Что же тебе помешало? — поинтересовался я.
— Этот «узелок-лабиринт» чужой для меня. Не захотел впускать в свои чертоги, — загадочно ответил Никита. — Запутанный город. Много злых сил сплелось в том «узелке».
— Да что у него общего с лабиринтом? — удивился я. — Прямые линии кварталов, улиц, проспектов…
— Все равно запутанный, — упрямо стоял на своем Никита. — На утонувших и ушедших под землю лабиринтах он стоит, на «узелках» из останков человеческих, загубленные души и замутненные помыслы по его улицам витают…
Указал мне блаженный на один из соловецких лабиринтов.
— Говорят, вон тот «узелок» руками «долгого царя» выложен. Да неверно это. Царь Петр только свой камень вставил в «узелок». А после того весь народ от этого места прогнали, чтоб не глазели да не сглазили. И царь в одиночестве совершил «вещий танец» среди камней…
По словам Никиты, некоторое время никто из приближенных и местных жителей не смел возвращаться к лабиринту, где Петр совершил таинственный древний танец. А когда царь закончил обряд, то увидел, как внутри лабиринта появилось озерцо или скорее лужица.
Наклонился над водой царь. А оттуда «глядел на Петра его будущий град». И случилось вещее видение на Соловецком лабиринте, ровно за год до начала строительства Северной столицы.
Не знаю, насколько верна история, рассказанная Никитой, но Петр Алексеевич действительно побывал на Соловках в 1702 году, то есть за год до основания Санкт-Петербурга.
По словам блаженного Никиты, создавались лабиринты в седые времена, когда «небесная колесница имела не семь, а девять звезд». Я догадался, что небесной колесницей он называл созвездие Большой Медведицы. Если верить объяснениям Никиты, было это около восьми-девяти тысяч лет назад. По его мнению, лабиринты служили для «заборейцев» и моделью устройства мира, и «хранилищем времени» (очевидно, под этим подразумевался календарь), и местом, где проводились обряды и где можно было найти исцеление от болезней и ран.
Свидетелем целительной силы «узелков» я стал сам, когда поранил руку и долго не мог остановить кровь. Блаженный провел меня тогда по спирали к центру лабиринта, затем велел не двигаться и закрыть глаза.
Он что-то прошептал и буквально через несколько секунд приказал:
— А теперь смой водицей кровь!
Я взглянул на руку и не поверил глазам. Рана превратилась в небольшую царапину с запекшейся кровью и больше не болела.
Услышать голоса звезд и морей
Как утверждал Никита, рукотворные лабиринты были своеобразными календарями. Древние люди определяли по ним время ловли рыбы, сбора лечебных трав и кореньев, промысла морского зверя и другие сезонные работы. Но, как это делалось, блаженный не знал.
А при рождении человека в спираль родового-лабиринта вставляли новый камень. Этот камень становился как бы именным покровителем новорожденного.
