Рай
Песнь первая
Лучи того, кто движет мирозданье,[80]
Всё проницают славой и струят
Где – большее, где – меньшее сиянье.
4 Я в тверди был,[81] где свет их восприят
Всего полней; но вел бы речь напрасно
О виденном вернувшийся назад;
7 Затем что, близясь к чаемому страстно,
Наш ум к такой нисходит глубине,
Что память вслед за ним идти не властна.[82]
10 Однако то, что о святой стране
Я мог скопить, в душе оберегая,
Предметом песни воспослужит мне.
13 О Аполлон, последний труд свершая,
Да буду я твоих исполнен сил,
Как ты велишь, любимый лавр вверяя.
16 Мне из зубцов Парнаса[83] нужен был
Пока один; но есть обоим дело,
Раз я к концу ристанья приступил.
19 Войди мне в грудь и вей, чтоб песнь звенела,
Как в день, когда ты Марсия[84] извлек
И выбросил из оболочки тела.
22 О вышний дух, когда б ты мне помог
Так, чтобы тень державы осиянной
Явить в мозгу я впечатленной мог,
25 Я стал бы в сень листвы, тебе желанной,
Чтоб на меня возложен был венец,
Моим предметом и тобой мне данный.
28 Ее настолько редко рвут, отец,
Чтоб кесаря почтить или поэта,
К стыду и по вине людских сердец,
31 Что богу Дельф[85] должно быть в радость это,
Когда к пенейским листьям[86] взор воздет
И чье-то сердце жаждой их согрето.
34 За искрой пламя ширится вослед:
За мной, быть может, лучшими устами
Взнесут мольбу, чтоб с Кирры был ответ.
37 Встает для смертных разными вратами
Лампада мира; но из тех, где слит
Бег четырех кругов с тремя крестами,
40 По лучшему пути она спешит
И с лучшею звездой, и чище сила
Мирскому воску оттиск свой дарит.
43 Почти из этих врат там утро всплыло,
Здесь вечер пал, и в полушарье том
Все стало белым, здесь все черным было,
46 Когда, налево обратясь лицом,
Вонзилась в сердце Беатриче взором;
Так не почиет орлий взгляд на нем.
49 Как луч выходит из луча, в котором
Берет начало, чтоб отпрянуть ввысь, –
Скиталец в думах о возврате скором, –
52 Так из ее движений родились,
Глазами в дух войдя, мои; к светилу
Не по-людски глаза мои взнеслись.
55 Там можно многое, что не под силу
Нам здесь,[87] затем что создан тот приют
Для человека по его мерилу.
58 Я выдержал недолго, но и тут
Успел заметить, что оно искрилось,
Как взятый из огня железный прут.
61 Велением Могущего явилось.
Как если бы второе солнце нам
И вдруг сиянье дня усугубилось,
64 А Беатриче к вечным высотам
Стремила взор; мой взгляд низведши вскоре,
Я устремил глаза к ее глазам.
67 Я стал таким, в ее теряясь взоре,
Как Главк[88], когда вкушенная трава
Его к бессмертным приобщила в море.
70 Пречеловеченье вместить в слова
Нельзя; пример мой близок по приметам,
Но самый опыт – милость божества.
73 Был ли я только тем, что в теле этом
Всего новей, Любовь, господь высот,
То знаешь ты, чьим я вознесся светом.
76 Когда круги, которых вечный ход
Стремишь, желанный, ты, мой дух призвали
Гармонией, чей строй тобой живет,[89]
79 Я видел – солнцем загорелись дали[90]
Так мощно, что ни ливень, ни поток
Таких озер вовек не расстилали.
82 Звук был так нов, и свет был так широк,
Что я горел постигнуть их начало;
Столь острый пыл вовек меня не жег.
85 Та, что во мне, как я в себе, читала, –
Чтоб мне в моем смятении помочь,
Скорей, чем я спросил, уста разъяла
88 И начала: «Ты должен превозмочь
Неверный домысл; то, что непонятно,
Ты понял бы, его отбросив прочь.
91 Не на земле ты, как считал превратно,
Но молния, покинув свой предел,
Не мчится так, как ты к нему обратно».
94 Покров сомненья с дум моих слетел,
Снят сквозь улыбку речью небольшою,
Но тут другой на них отяготел,
97 И я сказал: «Я вновь пришел к покою
От удивленья; но дивлюсь опять,
Как я всхожу столь легкою средою».
100 Она, умея вздохом сострадать,
Ко мне склонила взор неизреченный,
Как на дитя в бреду взирает мать,
103 И начала: «Все в мире неизменный
Связует строй; своим обличьем он
Подобье бога придает вселенной.
106 Для высших тварей в нем отображен
След вечной Силы, крайней той вершины,
Которой служит сказанный закон.
109 И этот строй объемлет, всеединый,
Все естества, что по своим судьбам –
Вблизи или вдали от их причины.
112 Они плывут к различным берегам
Великим морем бытия, стремимы
Своим позывом, что ведет их сам.
115 Он пламя мчит к луне, неудержимый;
Он в смертном сердце возбуждает кровь;
Он землю вяжет в ком неразделимый.
118 Лук этот вечно мечет, вновь и вновь,
Не только неразумные творенья,
Но те, в ком есть и разум и любовь.
121 Свет устроительного провиденья
Покоит твердь, объемлющую ту,
Что всех поспешней быстротой вращенья.
124 Туда, в завещанную высоту,
Нас эта сила тетивы помчала,
Лишь радостную ведая мету.
127 И все ж, как образ отвечает мало
Подчас тому, что мастер ждал найти,
Затем что вещество на отклик вяло, –
130 Так точно тварь от этого пути,
Порой отходит, властью обладая,
Хоть дан толчок, стремленье отвести;
133 И как огонь, из тучи упадая,
Стремится вниз, так может первый взлет
Пригнуть обратно суета земная.
136 Дивись не больше, – это взяв в расчет, –
Тому, что всходишь, чем стремнине водной,
Когда она с вершины вниз течет.
139 То было б диво, если бы, свободный
От всех помех, ты оставался там,
Как сникший к почве пламень благородный».
142 И вновь лицо подъяла к небесам.
Песнь тридцать третья
«О дева-мать,[91] дочь своего же сына,
Смиренней и возвышенней всего,
Предызбранная промыслом вершина,
4 В тебе явилось наше естество
Столь благородным, что его творящий
Не пренебрег твореньем стать его.
7 Здесь ты для нас – любви полдневный миг;
А в дольном мире, смертных напояя,
Ты – упования живой родник.
10 Ты так властна, и мощь твоя такая,
Что было бы стремить без крыл полет –
Ждать милости, к тебе не прибегая.
13 Не только тем, кто просит, подает
Твоя забота помощь и спасенье,
Но просьбы исполняет наперед.
16 Ты – состраданье, ты – благоволенье,
Ты – всяческая щедрость, ты одна –
Всех совершенств душевных совмещенье!
19 Он, человек, который ото дна
Вселенной вплоть досюда, часть за частью,
Селенья духов обозрел сполна,
22 К тебе зовет о наделенье властью
Столь мощною очей его земных.
Чтоб их вознесть к Верховнейшему Счастью,
25 И я, который ради глаз моих
Так не молил о вспоможенье взгляду,
Взношу мольбы, моля услышать их:
28 Развей пред ним последнюю преграду
Телесной мглы своей мольбой о нем
И высшую раскрой ему Отраду.
31 Еще, царица, властная во всем,
Молю, чтоб он с пути благих исканий,
Узрев столь много, не сошел потом.
34 Смири в нем силу смертных порываний!
Взгляни: вслед Беатриче весь собор,
Со мной прося, сложил в молитве длани!»
37 Возлюбленный и чтимый богом взор
Нам показал, к молящему склоненный,
Что милостивым будет приговор;
40 Затем вознесся в Свет Неомраченный,
Куда нельзя и думать, чтоб летел
Вовеки взор чей-либо сотворенный.
43 И я, уже предчувствуя предел
Всех вожделений, поневоле, страстно
Предельным ожиданьем пламенел.
46 Бернард с улыбкой показал безгласно,
Что он меня взглянуть наверх зовет;
Но я уже так сделал самовластно.
49 Мои глаза, с которых спал налет,
Все глубже и все глубже уходили
В высокий свет, который правда льет.
52 И здесь мои прозренья упредили
Глагол людей; здесь отступает он,
А памяти не снесть таких обилий.
55 Как человек, который видит сон
И после сна хранит его волненье,
А остального самый след сметен,
58 Таков и я: во мне мое виденье
Чуть теплится, но нега все жива
И сердцу источает наслажденье;
61 Так топит снег лучами синева;
Так легкий ветер, листья взвив гурьбою,
Рассеивал Сибиллины слова.[92]
64 О Вышний Свет, над мыслию земною
Столь вознесенный, памяти моей
Верни хоть малость виденного мною
67 И даруй мне такую мощь речей,
Чтобы хоть искру славы заповедной
Я сохранил для будущих людей!
70 В моем уме ожив, как отсвет бледный,
И сколько-то в стихах моих звуча,
Понятней будет им твой блеск победный.
73 Свет был так резок, зренья не мрача,
Что, думаю, меня бы ослепило,
Когда я взор отвел бы от луча.
76 Меня, я помню, это окрылило,
И я глядел, доколе в вышине
Не вскрылась Нескончаемая Сила.
79 О щедрый дар, подавший смелость мне
Вонзиться взором в Свет Неизреченный
И созерцанье утолить вполне!
82 Я видел – в этой глуби сокровенной
Любовь как в книгу некую сплела
То, что разлистано по всей вселенной:
85 Суть и случайность, связь их и дела,
Все – слитое столь дивно для сознанья,
Что речь моя как сумерки тускла.
88 Я самое начало их слиянья,
Должно быть, видел, ибо вновь познал,
Так говоря, огромность ликованья.
91 Единый миг мне большей бездной стал,[93]
Чем двадцать пять веков – затее смелой,
Когда Нептун тень Арго увидал.
94 Так разум мой взирал, оцепенелый,
Восхищен, пристален и недвижим
И созерцанием опламенелый.
97 В том Свете дух становится таким,
Что лишь к нему стремится неизменно,
Не отвращаясь к зрелищам иным;
100 Затем что все, что сердцу вожделенно,
Все благо – в нем, и вне его лучей
Порочно то, что в нем всесовершенно.
103 Отныне будет речь моя скудней, –
Хоть и немного помню я, – чем слово
Младенца, льнущего к сосцам грудей.
106 Не то, чтоб свыше одного простого
Обличия тот Свет живой вмещал
Он все такой, как в каждый миг былого;
109 Но потому, что взор во мне крепчал,
Единый облик, так как я при этом
Менялся сам, себя во мне менял.
112 Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
115 Один другим, казалось, отражен,
Как бы Ирида от Ириды встала;
А третий – пламень, и от них рожден.
118 О, если б слово мысль мою вмещало, –
Хоть перед тем, что взор увидел мой,
Мысль такова, что мало молвить: «Мало!»
121 О, Вечный Свет, который лишь собой
Излит и постижим и, постигая,
Постигнутый, лелеет образ свой!
124 Круговорот, который, возникая,
В тебе сиял, как отраженный свет, –
Когда его я обозрел вдоль края,
127 Внутри, окрашенные в тот же цвет,
Явил мне как бы наши очертанья;
И взор мой жадно был к нему воздет.
130 Как геометр, напрягший все старанья
Чтобы измерить круг, схватить умом
Искомого не может основанья,
133 Таков был я при новом диве том.
Хотел постичь, как сочетаны были
Лицо и круг в слиянии своем;
136 Но собственных мне было мало крылий;
И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.
139 Здесь изнемог высокий духа взлет;[94]
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
142 Любовь, что движет солнце и светила[95].
