Поблагодарив Каолину и взяв тонкую легкую лодку, путешественники отправились в путь. И довольно- таки быстро оказались у того места, где текла знакомая сестрица-Водяница — Мутная речка.
Короткий толстый железный столб с медными обручами как ни в чем не бывало стоял, прислонившись к скале.
— В фарфоровую лодку смогут сесть только двое, и то маленьких, — сказал Женька. — Надо собирать старую.
— Попробуем, — вздохнула Клубчиха, — есть в запасе волшебная булавочка. Только она маленькая и силы в ней мало.
Женька вытащил из карманов раковины, стал складывать из них лодку. Задира Первый сунул руку под просмоленные доски, надеясь найти те, что спрятал. Раковин не было.
— Я, кажется, — прошептал Задира, — потерял...
Толстый столбик, противно хмыкнув, придвинулся поближе.
— Ваши визы на выезд! — вредно и ржаво проскрипел он позеленевшими обручами.
— Да иди ты в чистку! — вспылил Задира Первый.
— На выезд, на выезд! А кто, скажи, выезжает?!
— Это ты — Ехидна? — спросил крот Коловорот.
— Я. Только я не Ехидна. Я — Наблюдатель.
— Наблюдатель-прихлебатель-надзиратель. Я же говорил, что это голос Ехидны глупой, — указал крот лапой в сторону ржавого столбика.
— И чего по царству шатаешься? — опять вспылил Задира.
— Надо. Повторяю: я — Наблюдатель. У меня задание от Въеды.
— От Въеды, от Въеды! Второй раз о нем слышим. Кто он такой, твой Въеда?
— Он везде. Он во все дела вникает, въедается. На то он и Въеда.
— Тьфу ты! А не твоих ли рук дело — раковины? Небось пуговицы хотел делать?
— Может быть, — уклончиво проскрипел столбик.
— Эх, была бы моя воля! — Задира не находил слов.
— Задирчик, — мягко промолвила Лазка-Семизубка, — успокойся.
— Отстань, чего с него взять! — посоветовал крот. — Ехидна, да к тому еще и глупая. Наблюдатель-соискатель.
Под столбиком действительно валялись раздавленные на мелкие кусочки перламутровые раковины.
— Дела... — протянула Клубчиха, — такого варианта не предполагалось. Раковин не хватает! Спицы волшебной нет! Неуступиха неизвестно где! Что делать будем, друзья?
— Действовать! — решительно заявил Женя Жуков.
— Действовать! — поддержал его крот Коловорот. — Я могу разыскать дорогу в ваше светлое царство. Пусть я и слеп, потому что всю жизнь под землей живу. Но через толстую кожу, которая там, где у вас глаза, я свет от тьмы отличить могу. — С этими словами Коловорот, как буравчик, ушел в землю.
— А куда заковылял этот столбик? — спросил вдруг Задира Первый. — Небось к Въеде отправился?!
— Да ну его, — отмахнулся Женька, — ржавая толстая палка. На мелкие пакости только и способен. — И Женька снова принялся складывать раковины. Из земли вылез крот и молча сел в сторонке.
— Чего, Коловоротик, молчишь? Не нашел, значит, дороги?
— Поиск требует времени. Я боялся опоздать. Вдруг без меня уедете. Хоть я и земляной житель, но мне с вами хорошо. Да и вам без меня как?
— Не пропадем! — похлопал Задира крота по меховой спинке. — Ты нас только держись! Мы — дружные!
Из боковой пещеры дохнуло теплом. Еще мгновение и, широко расставляя тяжелые ноги, показался царь железа Феррум Третий. Поодаль от царя, поскрипывая медными обручами, семенил железный столбик.
— Вот они! — ржаво проскрипел столб.
— Опять проделки Ехидны, — заворчал крот, зарываясь в землю.
Царь Феррум Третий наклонился над испуганными друзьями. От царя пахло теплым железом и почему-то горячим ржаным хлебом.
— Эти крохи? — расхохотался царь так, что загремело в горах. В пещерах и коридорах поползла глина, посыпался со стен песок.
— Ну и Наблюдатель! Как ты говоришь? Служишь у Въеды? — молвил царь. — Совсем голова проржавела. Красного от черного не отличишь! Ну какие это вредители, вымогатели, расхитители? Это — дети. Пусть себе лазают по царству, мир познают. Я их уже видел. Все дети — везделазки, любознательный народец.
Железный царь двумя пальцами потрепал Задиру Первого за рыжий развевающийся хохолок, погладил по шерстке Лазку-Семизубку и Женьку по плечу, подмигнул. — А тебя, Наблюдатель, — обратился царь к толстому ржавому столбу с позеленевшими медными обручами, — на металлолом, на переплавку. Счастливого лазания, дети! — широко расставляя ноги, Феррум Третий скрылся под сводами шахты.
— А царь совсем и не злой, — махнула хвостом Лазка-Семизубка.
— Даже, наоборот, справедливый, — пропыхтел Задира Первый, поглаживая рукой растрепанную прическу. — Что это с ним случилось?
— Остыл, — молвила Клубчиха, — да и моя волшебная спица его благородными металлами облагородила.
— Но какой ценой? — снова завздыхала Лазка. — Я во всем виновата. Огненных змей испугалась. Лучше бы я погибла, чем ваша чудесная спица.
— Ты не виновата, милая Лазка. Было очень даже страшно. Это же был раскаленный металл. Жаль, конечно, спицу. Но что поделаешь. Зато ты цела.
— Не печалься, Клубчиха, — сказал Женька. — У моей бабушки много разных спиц. Я попрошу для тебя какую захочешь. Но как сейчас нам быть?
— А я на что? — возник из земли крот Коловорот, поднимая вверх широкие натруженные лапы.
— Вот волшебная булавочка! — Клубчиха подала Лазке-Семизубке крошечную иголочку с круглой петелькой на конце.
— Дай мне! — заявил Задира Первый. — Я-то уж булавочку не уроню.
— Не возражаю, — поджала лапки Лазка-Семизубка. — Мне хватит и клубка, тем более что клубок стал намного меньше, чем был. Его надо крепко держать.
— Почему меньше? — удивился крот Коловорот. — Вы что, его разматываете, дорогу замечаете, как в сказке? Мне кротиха рассказывала.
— Я — Знаниядающая, поэтому и уменьшаюсь, отдавая себя, — вздохнула с облегчением Клубчиха Спицына. — Знали бы вы раньше об этом, наверно, не согласились идти со мной? А мне так хотелось рассказать о земле, показать ее богатства. А сейчас, Задирчик, возьми булавочку и коснись ею раковин.
— Спасибо тебе, Клубчиха, — засмущался Задира Первый. — Я не знал. Надо тебя поменьше спрашивать. — Задира поднес к раковинам булавочку. Раковины стали медленно, как бы нехотя, собираться вместе и расти. Только с одного бока у лодки получился большой рваный край.
— Ура! — закричал Женька. — Качать Клубчиху Булавочкину!
— Тихо, тихо, — остановила их Лазка-Семизубка. — Не размотайте клубка!
— Ну, я пошел, — заявил крот, собираясь ввинтиться в землю.
— А с нами не хочешь? — спросил Женька.
— Хочу. Но у вас теперь есть лодка. И я вам теперь не нужен.
— Нет, нужен! — Задира Первый ухватился за широкую кривую лапу. — Мне с тобой, кротик, интересно. Ты хороший друг. Поедем?
— И мы тебя любим, — мягко вымолвила Лазка-Семизубка.
— Вот как славненько! — засмеялся крот, перевернулся через голову, весело хрюкнув носом, похожим на крошечное свиное рыльце. Все живо уселись в перламутровую лодку, а крот в привязанную — фарфоровую.
— Тише едешь — дальше будешь! — выкрикнул Женька. — Если друг тебя поймет, лодка дальше поплывет!
— Поплывет! — подхватил Задира Первый.
— Поплывет! — подхватили все остальные: и крот
— Коловорот, и Лазка-Семизубка, и Клубчиха Спицына, теперь — Булавочкина.
Если друг тебя поймет, не стоим на месте,
Лодка дальше поплывет, лодка дальше поплывет,
Если все мы вместе!
Дружбой честной мы горды, делу нашему верны!
Потому что это
От несчастья нас спасет и, конечно, приведет
В царство Солнца, Света!
Речка сестрица-Водяница — Мутная, а затем — Светлая, подхватила песенку и понесла друзей в сторону третьего царства, куда путь лежал через провинцию царя Алюма Силициума.
Глава VI. СТЕКЛЯННОЕ КНЯЖЕСТВО АЛЮМА СИЛИЦИУМА
Задира Первый сидел на носу лодки, высоко держа в правой руке булавочку. В полумраке булавочка горела подобно крошечной свечке: не ярко, без искр. Чем дальше плыла лодка, тем делалось все интереснее. На стенах подземного, хотя и корявого, тоннеля холодным свечением мерцали камни. Они на мгновение вспыхивали, будто звезды, и гасли.
Неожиданно лодку качнуло и стало заносить в сторону. В лодке появилась вода.
— Тише едешь — дальше будешь! — выкрикивал Женька, по лодку продолжало нести в сторону.
— Раковины разваливаются! — закричал Задира и первым выпрыгнул на узкую кромку суши под нависшим пластом серой глины. За ним последовали остальные.
Жуков стоял по пояс в воде, подтягивал фарфоровую лодочку с кротом, который, не догадываясь о случившемся, сидел сложа на животе лапы. Ему никогда в жизни не приходилось быть без дела, тем более кататься на лодке. Последнее занятие ему очень понравилось. Он мечтал о том времени, когда вернется домой и в долгие зимние вечера будет рассказывать кротятам о своих необыкновенных приключениях.
