Жильё среднего дворянина в городе украшалось в начале XIX в. персидскими коврами, картинами, зеркалами в позолоченных рамах, дорогой мебелью из красного дерева. В летнее время дворяне, сохранившие поместья, покидали города. Деревенские помещичьи дома были однотипными и представляли собой деревянную постройку с тремя-четырьмя колоннами у парадного крыльца и треугольником фронтона над ними. Мягкой мебели ещё не было, под чехлами скрывалась толстая пеньковая ткань. Украшением гостиной была этажерка с посудой: лучший в доме чайный сервиз, затейливые бокалы, фарфоровые куклы и безделушки.
Зимой, обычно перед Рождеством, помещики возвращались в город. Ехали на до́лгих, т. е. на собственных лошадях, не меняя их. Обозы в 15 – 20 подвод отправлялись заранее и везли припасы: гусей, кур, свиные окорока, вяленую рыбу, солонину, муку, крупу, масло. От Рождества до Масленицы в дворянских домах давались непрерывные балы. В Москве, например, ежедневно давалось до 50 балов.
В отношении пищи дворяне, а тем более купцы и мещане, были консервативны. Правда, столичные гастрономы выписывали из Парижа бисквиты, пирожные и вина (Россия потребляла больше шампанского, чем производили все виноградники Франции), однако чаще дворяне довольствовались домашними наливками, квасом и мёдом. Любимыми кушаньями оставались пироги, студни, ботвиньи, а французские блюда были обязательными на званых обедах. В чём новые вкусы восторжествовали полностью и окончательно, так это в отношении чая и кофе.
Первая половина XIX в. – это время поисков европейских альтернатив дедовским нравам. Однако эти поиски далеко не всегда бывали успешными. В начале столетия, например, стало модным нарушение родительской воли и «романтические» похищения невест. Подобная «романтика» существовала наряду с крепостными гаремами. Переплетение европеизма и архаических представлений, характерное для этого периода, придавало дворянскому быту черты яркого своеобразия.
Придворный, помещик, вольный столичный житель не единственные ипостаси членов первого сословия. Гораздо большее число дворян находились на военной и гражданской службе, были офицерами или чиновниками. Основной тенденцией на военной службе стало выравнивание генеральских и офицерских окладов, которые складывались из жалованья, столовых и квартирных денег. В целом оклады росли постоянно, но медленнее, чем цены на продукты и услуги (по сравнению с серединой XVIII в. оклад вырос втрое, а цены – вчетверо). Офицерское жалованье в российской армии было меньше, чем в армиях европейских.
Отметим, что в начале XIX в. значительная часть офицерства владела земельной и иной собственностью, так что жалованье не составляло для неё единственного дохода, к середине же века положение изменилось. Правда, тогда же стало развиваться то, что ныне называется системой социальной защиты (пенсии, обеспечение семей погибших офицеров и т. п.). Однако уже в начале столетия положение в армии стало тревожным. В 1807 г. понадобился специальный указ, предоставлявший 16-летним дворянам, желающим вступить в армию, право на получение денег на дорогу до столицы.
Культурные запросы офицерство удовлетворяло, не входя в дополнительные расходы. Важнейшую роль в его повседневной жизни играло офицерское собрание, сплачивавшее офицерство части и обеспечивавшее проведение его досуга. Оно облегчало проблему знакомств, избавляло от необходимости устраивать домашние приёмы и обеды. По праздникам командир полка давал балы и званые обеды, обычно же офицеры расквартированной в городе части приглашались на балы в местное дворянское собрание.
Уголок дворянской Москвы. Разгуляй. Акварель
Походная жизнь, служба в малоприспособленных к нормальной жизни условиях и местностях, частые переводы воинских частей из города в город мешали обустройству семейного быта. Решив создать семью, офицер чаще всего выходил в отставку «по домашним обстоятельствам». В 1858 г. женатых офицеров в действующей армии было только 29 %.
Чиновничество и разночинцы. Проблемы с обеспечением прожиточного минимума ещё в большей степени, чем офицерство, испытывало чиновничество. Положение людей, живших на жалованье, усугублялось тем, что курс ассигнаций непрерывно падал.
Рабочий день канцелярского служителя продолжался по 10 и более часов. При этом надо иметь в виду, что утром и вечером трудились при свечах, на которых начальство нещадно экономило. Резкая потеря зрения была характерна для всех канцелярских служащих. От тяжёлых условий работы, постоянного страха перед начальством, хронического недоедания, спёртого воздуха в присутственных местах у них развивался туберкулёз. Понятно, что чиновничество пыталось наверстать упущения правительства, обирая просителей, вымогая взятки, идя на подлоги и другие уголовно наказуемые преступления. Развлечения подавляющей массы чиновников были весьма скудны: игра в карты и пьянство.
Не лучше обстояли дела у учителей, врачей и других отрядов разночинной интеллигенции. В 1859 г. из 656 учителей Поволжско-Уральского края 606 были неимущими. Жалованья, получаемого врачами, хватало, чтобы еле-еле свести концы с концами (от 180 до 250 руб. в год). При этом их рабочий день был не нормирован, и они выполняли, помимо лечебных, медико-полицейские, судебно-медицинские, санитарные и противоэпидемические обязанности. Стоит ли удивляться тому, что средняя продолжительность жизни врача составляла 30 лет.
Купечество. В первой половине XIX в. изменения коснулись и купеческого быта, правда, купцы очень медленно и осторожно перенимали образ жизни привилегированного сословия. Это объяснялось тем, что отношения «аристократии капиталов» и «аристократии крови» отличались взаимной неприязнью.
Основная масса купечества по-прежнему соблюдала традиционный уклад жизни и методы ведения дел. В домах соблюдалась строгая субординация, схожая с предписаниями «Домостроя». Так, взрослые неженатые сыновья купца Ф. И. Ширяева могли покидать отчий дом после урочного часа только под большим секретом и не иначе как через окно. Сам хозяин дома, чтобы «уважить характер», мог, когда ему не спалось, разбудить всю семью и прислугу, требуя горячих пирогов. На кухне для этой цели всегда держалось готовое тесто.
Дабы приумножить и сохранить капиталы, купцы предпочитали лично контролировать ход дел, не слишком доверяя помощникам и приказчикам. Ради этого они по 8 – 10 часов сидели в своих амбарах и фабричных конторах. Жила обычная купеческая семья общим хозяйством, закупая, скажем, материал на одежду штуками, на всех. Долго и касса предприятия или заведения оставалась общей, и в конце года выводилась сумма наличных денег. В частной жизни начинающий буржуа тяготел к покою и комфорту, окружая себя не столько европейскими новинками и роскошью, сколько прочно и удобно сработанными предметами традиционного быта. Его жизненный уклад оставался дедовским, близким к крестьянскому.
Картина жизни привилегированных слоёв населения России ярко отражает и те изменения, которые коснулись этих слоёв, и непоследовательность, замедленность этих изменений. Повседневные запросы, условия жизни дворянства, офицерства, чиновничества, духовенства, купечества свидетельствуют, с одной стороны, о постепенном сближении перечисленных слоёв населения, с другой – о нерушимости границ между ними, возведённых и искусственно поддерживаемых правительством.
Крестьянство и работный люд. Говоря о переменах в крестьянской среде, необходимо сделать ряд оговорок. В силу разных обстоятельств мы плохо представляем себе бюджет крестьянской семьи, а потому, по установившейся традиции, чаще всего говорим о всё более ухудшающемся положении крестьянства и пугающей нищете его быта. Между тем в вотчинах, скажем, князей Юсуповых бедными считались крестьяне, имевшие от 2 до 5 лошадей, от 1 до 3 коров и от 8 до 20 овец. У другого помещика в 1827 г. дворовые имели 8 лошадей, 44 коровы, 52 теленка, 213 овец и 111 свиней. Вряд ли эти люди ели мясо только по большим праздникам и имели один тулуп или одни валенки на семью.
Бытописатель 40-х гг. XIX в. отмечал: «…Избы сельские делаются чище и опрятнее, крестьяне перестают держать в жилых покоях домашних животных». Относилось это в первую очередь к домам зажиточной части крестьянства. В таких жилищах появлялись стулья, комоды, зеркала, часы. Масса же бедноты из мебели имела столы да лавки, спала на лавках или на печах, занимавших до четверти избы. Такая же разница наблюдалась и в одежде. Крестьяне побогаче сменили лапти на сапоги, армяк и грубые порты на кафтан и плисовые штаны, валяную шляпу на картуз. Беднота же, как свидетельствует современник, «…вместо чулок обёртывает ноги холстом или другим отрепьем и носит обувь из древесной коры» (имеются в виду обыкновенные лапти и онучи).
