Елена Ивановна Кршижановская
Ке́рюшка
Мы переехали в новую большую и светлую комнату. Мама радовалась и говорила:
— Квартира у нас должна быть чистая, как стёклышко! Всего четверо жить будем. Мы с тобой, да полковник с женой на днях переедут. Ты, смотри мне, попробуй тут грязь развозить, неряха!
А я и не буду. Когда паркет так блестит, — ноги точно сами вытираются о коврик и сорить как-то неудобно…
Раз я вернулся из школы, а наша дверь на лестницу открыта и вносят в квартиру всякую мебель. Значит, приехали новые жильцы. Я вошёл в кухню отнести хлеб, да так и остановился.
На полу сидело что-то мохнатое, чёрное и смотрело на меня блестящими глазами.
— Не бойся, мальчик, собака не укусит. Кери! — позвала высокая женщина, входя за мной на кухню.
Собака встала, и я рассмеялся. До чего потешная! Голова большущая, с половину туловища. Острые ушки и хвост морковкой — торчат вверх. Шерсть над глазами фонтанчиком падает на длинный нос. Лапы — короткие и толстые столбики. Когда сидит собачка, — на медвежонка похожа. Встанет, — не знаю, на кого… И вдруг я вспомнил:
— О! Я же видел её в цирке! Это Манюня. Клоун Каранд’Аш с ней выступал!
— Нет, не Манюня. Просто такая же порода, — сказала женщина. — Ты мой сосед, наверное? Давай познакомимся. Меня зовут Мария Петровна.
— А я Володя. Это щенок или взрослая собака?
— Ей шесть месяцев.
Я хотел погладить Кери, да она поджала хвост и спряталась за Марию Петровну.
Мама знакомится с собакой
Когда мама пришла с работы, Кери выбежала в переднюю. Мама, как увидела её, даже кошёлку уронила и говорит:
— Фу-ты, что за леший такой!
Кери залаяла, и белые клыки стали видны. Мама подняла кошёлку и повторила:
— Прямо леший чёрный. И на собаку не похожа. Замолчи ты!
Мария Петровна вышла и забрала Кери в комнату.
А мама весь вечер расстраивалась:
— Вот и пожили в чистоте! Натирала пол, старалась! Уже всюду наследила эта собака. Теперь грязи не оберёшься.
Маму не переспоришь. А по-моему, собака замечательная! Только имя не нравится. Странное какое-то — Кери.
Просил я Марию Петровну пустить меня вдвоём с Кери погулять. Она не соглашалась:
— Нет, еще отпустишь поводок, она под машину или троллейбус попадёт.
А с Марией Петровной идти не хочу. Ребята со двора засмеют, скажут: „Маленький, с тётенькой и собачкой гуляет“. Вот с полковником я бы сразу пошёл. Мне бы все завидовать стали. У полковника много, много боевых орденов! А над бровью глубокий шрам. Мария Петровна говорила, что его ранили, когда он Сталинград защищал от немцев.
Но полковник сам никогда не ходит с Кери. Наверно, потому, что сильно занят. Много работает и еще пишет какую-то научную книгу. Некогда ему собакой заниматься.
Старался я подружиться с Кери. Я к ней подойду, она подожмёт хвост — и от меня! Мария Петровна рассказала, что один мальчишка на улице подшиб Кери камнем. Оттого она всех детей боится.
Наконец я не выдержал и как-то пошёл с ними в сад недалеко от нас. На белом снегу Кери ещё чернее казалась. Мария Петровна отпустила поводок, подняла щепку и бросила. Кери понеслась за ней, я перехватил щепку, и пошла возня! Мы бегали, веселились. А я крикнул:
— Ке́рюшка!
— Как славно! Ке́рюшка. Так и будем звать её, — сказала Мария Петровна.
После этой прогулки Керюшка перестала меня бояться, но я чуть не испортил всё.
Я был в плохом настроении. Ещё бы! Вчера завозился с Керюшкой, не приготовил урок, а сегодня по арифметике двойку получил. И, конечно, был сердит на Керюшку. Она что-то не послушалась меня, и я замахнулся на неё. А Мария Петровна сказала:
— Никогда не бей собаку, я тебе уже говорила. Она станет злой и трусливой. Старайся уговорить лаской. Не поможет, — покричи на неё. Только не бей. Видишь, как меня слушается Керюшка? А я ни разу её не ударила.
Мария Петровна принесла карасей из магазина, положила их в таз, а рыбы проснулись и поплыли. Нельзя их жарить теперь! Я решил снести их в школьный уголок юннатов.
А пока мы пустили карасей в ванну. Керюшка волновалась, прыгала. Да не заглянуть ей за борт ванны. Мала. Я подвинул ей стул, чтобы она могла видеть, как плавают рыбы.
Керюшка подняла уши. Смотрит, хвостом-морковкой виляет. Потом перегнулась… Старается лапой карася достать. Заскользила… хотела удержаться… Как плюхнется в воду! Барахтается, брызги кругом летят.
Рыбы в другой угол забились.
Даже мама смеялась. И не ругала меня за мокрую куртку. Когда я Керюшку из воды тащил, — весь перепачкался.
Пока у Марии Петровны варился обед, она садилась на табуретку, а Керюшка — возле её ног. Мария Петровна спрашивала:
— Кто сегодня хотел укусить щенка?
Керюшка отворачивалась, на пол смотрела.
— Ну хорошо, не будем ссориться. Я вижу, тебе стыдно.
И Мария Петровна начинает разговаривать, ласково так. А Керюшка наклонит большую голову набок, поднимет острые ушки и слушает. Скосит чёрные глаза на Марию Петровну, и станут видны белки. Блестящие, как шёлк.
Очень нравятся Керюшке такие разговоры. Она долго может сидеть и слушать. А спросит Мария Петровна:
— Где жили караси?
Керюшка сразу в ванную бежит.
Мария Петровна стала пускать нас вдвоём. Почти каждый день после школы мы уходили с Керюшкой гулять. Ходили мы по разным улицам. Я смотрел, как строят дома, проводят газ.
Когда нужно было переходить дорогу, я оглядывался по сторонам и говорил:
— Побежали!
И мы неслись, чтобы нас не задавили.
По панели Керюшка идёт ровненько. Уши прижмёт назад, хвост опустит, торопится. Сразу какая-то длинная становится. Иногда я окликну её. Она повернёт голову, мелькнут белки… и Керюшка ещё быстрее засеменит лапами-коротышками.
Дети, а иногда и взрослые не давали нам покоя. Почти никто не проходил равнодушно. Вот, например, что говорили:
— Смотрите, собаке чужую голову приставили!
— Что это? Цигейка?
— Мальчик, зачем ты собачке ноги подрезал?
— Вот урод!
— Какая хорошенькая собачка!
А одна девочка спросила:
— Мальчик, скажите, пожалуйста, это у вас чернобурая лисица?
Когда кругом смеялись, Керюшка лаяла так, что задыхалась. Будто она понимала и обижалась. А я терпел и молчал. Полезешь в драку с каким-нибудь мальчишкой — куда собаку денешь? Еще ей попадёт. Нельзя!
А в общем, нам было хорошо.
После таких прогулок она ни за что не хотела идти в парадную, упиралась изо всех сил и тянула меня назад.
Я любил смотреть, как Мария Петровна печатала на машинке для книги полковника. У неё так быстро пальцы бегали! Интересно.
Раз я слышу — она печатает. Стучу в дверь, вхожу, а Керюшки нет. Куда же она делась? Иду в кухню и вижу: мама обедает, а Керюшка на полу что-то ест.
— Как, мамочка, ты лешего кормишь? — удивился я.
— Что же, и лешему есть хочется… ну, хватит, иди прочь, — заворчала на Керюшку мама.
А Керюшка вскочила на стул, заглянула в мамину тарелку и тявкнула.
— Это что? дай, мол, ещё? — засмеялась мама, — вот так леший! Умная голова!
Керюшка помогает мне готовить уроки
Вечерами Мария Петровна часто уходит заниматься на курсы.
Полковник ездит по командировкам, а когда он работает дома, Керюшка всё равно не сидит с ним.
К полковнику и моей маме Керюшка относится одинаково: вежливо повиляет хвостом, но старается обойти их подальше.
В комнате под моим столиком постелен половик. Когда я вечером готовлю уроки, Керюшка ложится на половик, кладёт голову мне на ноги и засыпает.
Я уже сделаю уроки, а Керюшка всё греет мои ноги и спит…
Мне жалко её будить. Я ещё раз повторю стихи, проверю задачи. Мне тепло и самому не хочется двигаться…
А Керюшка тихо так спит… Лапы и хвост подобрала — не видно. Лежит мохнатый круглый комочек и ровно дышит.
Потом уж и устану сидеть на месте, а посмотрю на Керюшку — не могу её потревожить. Она так доверчиво прижалась к моим ногам…
И вот, из-за Керюшки я и приучился хорошо делать уроки. В третьем классе это не так просто!
В этом году июнь был очень жаркий. Мы часто ходили к речке, но я никак не мог заставить Керюшку влезть в воду. Кину палочку, сам возле берега шлёпаю. Не идёт! Только лает или протяжно так и тоненько скулит. Мария Петровна говорила, что Керюшка не скулит, а свистит. И правда. Особенно, если слушать издали. Совсем как будто свистит.
