В воду Керюшка, наверно, боялась лезть после того случая с карасями, когда она плюхнулась в ванну.
В воскресенье один знакомый пригласил полковника покататься на машине. Конечно, Мария Петровна взяла меня и Керюшку.
Мы поехали на Карельский перешеек к озеру Красавица. Керюшка всю дорогу смотрела в окно и лаяла на коров и коз.
Озеро действительно очень красивое. Большое, с разнообразными берегами — то низкими, то обрывистыми.
Я полез купаться. Плаваю я не особенно хорошо, зато умею нырять. И вот, я поплыл немножко и нырнул.
Потом высовываю голову из воды, а Мария Петровна кричит:
— Володя, скорей обратно! Смотри, Керюшка плывёт к тебе. Еще потонешь!
Полковник уже раздевается, спешит к нам на помощь.
Но мне ближе до Керюшки добраться.
Уже стоять, оказывается, можно. Вода мне по плечи.
Плывёт Керюшка, лапами коротышками работает. Тяжело ей — голова большая. Пригнула ушки, фыркает, задыхается.
Я схватил её, прижал к груди. Глупая ты моя!
Спасать меня кинулась!
А Керюшка трясётся, дышит тяжело. Видно, наглоталась воды. Шерсть намокла, обвисла. Какая-то худенькая стала Керюшка. Дружок мой хороший.
У нас с Керюшкой была игра. Я возьму её за нос, а она рычит, мотает головой. Вырвется, схватит мою руку зубами и осторожно так покусывает.
Как-то пришёл к Марии Петровне её племянник, Генка. Противный такой мальчишка, толстый. Воображает. Одет здо́рово: в пиджаке с хлястиком и в жёлтых полуботинках.
Мне с ним разговаривать неохота. Стал я с Керюшкой играть. Бегаю, за нос её дёргаю.
Генке завидно стало. Он подошёл и схватил Керюшку за нос. Храбрость свою показывает. Как он смеет её трогать! Точно это его собака!
Керюшка молчит, не вырывается.
Я хотел отогнать Генку, да он сам отпустил нос.
А Керюшка мигом как цапнет его за большой палец!
Генка хоть и большой, — рёв устроил невозможный.
Конечно, ему все кинулись ранку перевязывать. Пошли тут бинты, иод. Кровь капает.
Так ему и надо. Нечего к чужой собаке лезть.
Потом я слышал, как Мария Петровна жаловалась маме, что она со своим братом из-за Генки ссорится. Что Генку очень балуют. Если так будет продолжаться, — не станет он настоящим советским человеком.
Полковника назначили на новую работу, и ему надо было уезжать очень далеко. Мария Петровна ехала с ним. Керюшку они не могли взять с собой. Что делать?
Я так просил маму оставить Керюшку у нас! Но мама ни в какую. Раскричалась ужасно. Да и Мария Петровна говорила:
— Нет, что ты! Твоя мама занята, — за собакой уход нужен. Меня просит брат отдать ему Керюшку. Придётся так и сделать.
Я был в отчаянии. Мария Петровна меня утешала:
— Правда, брат далеко живёт, но ты будешь по воскресеньям навещать Керюшку. Обязательно мне всё подробно пиши.
А я решил ни за что не ходить. Не хочу смотреть, как этот Генка будет распоряжаться Керюшкой!
Когда брат Марии Петровны приходил за Керюшкой, я ушёл из дома.
И не поехал провожать полковника на аэродром. Я не мог.
Я не знал, чем заняться в нашей опустелой квартире. В кухне я нашёл забытую алюминиевую миску, из которой ела Керюшка, и чуть не разревелся, как девчонка.
Мама даже забеспокоилась. Звала меня в кино. Я ничего не хотел.
Никогда не думал, что на свете может быть так скучно.
Прошла неделя. В школе занятия еще не начались, а дома было так плохо! Каждая вещь напоминала прежнее весёлое житье…
Как-то вечером я вышел в переднюю почистить сапоги. Вдруг слышу где-то близко свист… ещё и ещё…
Не может быть! Я подбежал к двери, открыл — и в переднюю ворвалась Керюшка!
На дворе шёл дождь, и Керюшка была ни на что не похожа. Грязная шерсть висела сосульками, глаза слезились, лапы-столбики дрожали.
Я боялся, — что скажет мама! А она поднесла Керюшке миску тёплого супа! Я хотел налить ещё, но мама сказала:
— Сразу нельзя. Собака, наверно, нас долго искала. Не ела, может, два дня. Голодный желудок нельзя перегружать.
Потом мама засучила рукава и сказала:
— Владимир, принеси мне корыто из ванной.
— Зачем, мама? Неужели ты будешь так поздно стирать бельё?
— Не бельё, а твоего лешего. Вон, грязнущий какой!
Мы вымыли Керюшку. Вытирая её простынёй, я спрашивал маму:
— Что теперь будет? Неужели отдать Керюшку? Она ведь сама нашла нас, бежала через весь город одна…
— Нечего собаке взад и вперёд мотаться! Пусть здесь живёт! — сердито ответила мама.
Я крепко расцеловал её. Но вскоре я снова огорчился:
— А брат Марии Петровны узнает и потребует отдать ему Керюшку!
— Ты напиши Марии Петровне, чтобы она тебе оставила собаку. Адрес у тебя есть?
— Да, но письмо долго идёт…
Мама достала из сумки деньги и сказала:
— Ладно уж. Пошли ей утром телеграмму.
— Мамочка, миленькая! Я сейчас сбегаю!
— Нет, сейчас поздно.
— Почта напротив, я мигом. Разреши. Ты сегодня такая хорошая!
На почте мне помогли составить телеграмму. Я волновался и не мог соображать.
Мама постелила Керюшке кусок старого одеяла на полу. Мы все улеглись, мама потушила свет. А Керюшка прыгнула ко мне на кровать и тихонько поползла к моему лицу. Я обнял её большую голову, и мы заснули.
На другой день пришёл ответ Марии Петровны.
Я прочёл и хлопнул телеграммой Керюшку по носу. Она схватила её зубами.
— Осторожно, не порви, — сказал я, — это важная бумага. В ней разрешено не расставаться нам с тобой никогда.
