Нина Михайловна Артюхова
Маринка
— А у нас новенький! — кричал Володя Жуков своим приятелям из четвертого «Б». — Морозов, Саша. Вот он, рядом с Юркой стоит, видите? Его сегодня уже Николай Иванович спрашивал и пятерку по арифметике поставил!
Из-за спины лохматого, похожего на медвежонка Юры Борукаева потянулся за своей шубой худощавый мальчик в сером свитере. Он отошел в сторону, вынул из кармана перчатки и уронил на каменный пол раздевалки что-то маленькое, пушистое, белое с розовым.
Юра Борукаев вытянул шею:
— А ну-ка, Жук, выуди мне эту штуковину!
Маленький и вертлявый Володя Жуков послушно хихикнул и ринулся головой вперед в самую гущу ребят.
Борукаев едва не вскрикнул от изумления и негодования: в руках у Володи была вязаная кукольная шапочка из розовой шерсти, с пушистым белым помпоном.
Мальчишка, четвероклассник, играющий в куклы… Невыносимо!
Юра надел розовую шапочку на свой кулак, хорошенько облизал его и нарисовал чернильным карандашом под шапкой презабавную рожицу.
Выбежав на крыльцо, Юра увидел, что из соседней школы в другом конце двора цветастым веером выходят девочки.
Чем больше публики, тем веселее представление.
Аля Якушина, Женя Зайцева и с ними еще несколько знакомых девочек замедлили шаг, с любопытством и опасением поглядывая на ребят.
— Уж этот Юрка! Всегда что-нибудь придумает!
Саша Морозов спускался со ступенек крыльца.
Юра шел за ним, повторяя каждое его движение. Рука в розовой шапочке раскланивалась направо и налево, как петрушка, за Сашиной спиной.
Иногда Юра, бесшумно ступая в мягких валенках, подходил вплотную, и казалось, что человечек в розовой шапочке говорит Саше по секрету то в одно ухо, то в другое. Ребята шли рядом, давясь от смеха, — девочки немного поодаль. Саша Морозов почувствовал недоброе и обернулся:
— Отдай! Это Маринкина шапочка!
Но сказать Юре «отдай» — это еще не значило получить.
— Отдай сейчас же!
Саша бросился к нему. Володя Жуков услужливо подставил ножку.
В следующее мгновение Саша и Юра, сцепившись тесным комком, уже катились по снегу прямо под ноги старичку-учителю, выходившему из школы.
— Что за безобразие! — воскликнул тот. — Сейчас же прекратить драку! Да это мои, четвертый «А»! Борукаев, встань сию минуту, тебе говорят! А кто другой? Новенький? Ты что же это, Морозов, в школе тихоня тихоней, а за дверь вышел — думаешь, все можно делать?
— Николай Иваныч, он не виноват, к нему Борукаев приставал! — вступилась Аля Якушина.
— «Борукаев приставал»! Мало тебе, Борукаев, что замечание в классе сегодня получил, ты еще на улице безобразничаешь! Что это у тебя? Кукла? С куклами в школу ходишь?
— У меня нет куклы, Николай Иваныч. У меня рука. Видите? Это Морозов играет в куклы.
Саша Морозов вспыхнул:
— Это Маринкина шапочка, он у меня взял. Николай Иваныч, велите ему отдать!
Ребята обступили учителя и Сашу.
— А кто такое Маринка? — спросил Николай Иваныч, передавая шапочку ее владельцу.
Саша Морозов широко улыбнулся:
— Это моя племянница!
Таинственная Маринка заинтересовала всех, в особенности девочек.
— Почему она такая маленькая? — спросила длинноногая Соня Смирнова, когда они вышли на бульвар.
— А почему ты такая большая?
— Ты любишь свою племянницу? — спросила Аля Якушина.
— Очень люблю.
Саша пошел быстрее, девочки стали отставать.
— Куда ты торопишься? — крикнула Женя Зайцева.
Саша обернулся:
— Маринка ждет.
Девочки шли по бульвару, кричали и спорили.
— Она новорожденная, совсем грудная, — говорила Соня Смирнова.
— Не может быть! — кричала Женя Зайцева. — У меня у самой брат новорожденный, так ему эта шапочка на нос годится!
— Она карлица, — сказала Аля Якушина. — Уж я-то знаю!
— Карлица?!
Аля переплетала косу, ленточку пришлось держать зубами, поэтому она говорила невнятно.
— Уж я-то, девочки, знаю! Я с ними в соседнем доме… через двор. Их квартира напротив…
Все повернулись к ней.
Юра Борукаев и Володя Жуков шли по крайней дорожке, делали вид, что не обращают на девочек внимания, но с интересом прислушивались к разговору.
— Ты ее видела?
— Я-то не видела, мне наши девчонки рассказывали. Они, Морозовы, на той неделе к нам переехали… Эвакуированы были, а теперь назад… С чемоданами… И кого-то маленького в одеяле по лестнице пронесли.
— Она, Маринка! — ахнули девочки.
— Очень маленькая, Аля? Очень малюсенькая?
— Не знаю. Они вечером. Темно было, ничего не видать.
С этого дня у Юры Борукаева прибавилось новое замечание по дисциплине, а Саша Морозов получил прозвище: «Маринкин дядя».
В субботу Саша Морозов попросил у Юры:
— Послушай, Борукаев, у меня нет учебника истории. Дай мне на воскресенье, а в понедельник я тебе принесу.
— Принесешь, Маринкин дядя, не надуешь?
В понедельник Саша в школу не пришел и учебника не принес. Юра забеспокоился. Правда, следующий урок истории был в среду. Но вдруг этот Маринкин дядя снова куда-нибудь уедет вместе с учебником?
После школы Юра отправился выручать свою историю.
Он знал большой серый дом, из ворот которого каждое утро, как бомба, вылетала Аля Якушина.
Юра вошел во двор. На ступеньках около двери сидел небольшой мальчишка хмурого вида и, завернув чулок, разглядывал ссадину на колене.
— Скажи мне, раненый боец, — обратился к нему Юра, — где тут у вас живут Морозовы?
— Это которые недавно переехали?
— Да-да…
— Это у которых девчонка маленькая?
— Вот-вот! — оживился Юра.
— Второй этаж. Восьмая квартира.
Юра стал подниматься по лестнице, а мальчуган снова принялся разглядывать свою коленку, видимо не зная, зареветь ли ему и бежать к маме или продолжать прогулку.
Дверь открыл Саша Морозов.
— Ах, это ты! — сказал он приветливо. — Ты за историей? Извини, что я задержал. Сегодня соседка уходила, не с кем было оставить Верочку.
«Какую Верочку? — подумал Юра. — Ведь у него Маринка, а не Верочка».
— Мальчики, — послышался тоненький голосок, — не шумите в передней! Маринка спит.
— Зайди в комнату, сюда, направо, — понижая голос, сказал Саша.
Он бросился на кухню, где что-то шипело и пахло жареным.
Юра нерешительно вошел в полуоткрытую дверь. В комнате почти не было мебели. Налево от двери стояли сундук и несколько приставленных к нему чемоданов, прикрытых сверху пледом. Направо, из-за ширмы, высовывалась походная «раскидашка». Единственный стол был притиснут куда-то в угол. У самого окна, освещенная бледным зимним солнцем, стояла детская кровать с опущенной сеткой.
Казалось, что все вещи в комнате стоят временно, случайно, что потом будет не так. Только уютная белая кроватка у окна поставлена заботливо и надолго.
В кровати, высоко на пухлых подушках, лежала девочка лет пяти с беленьким лицом и серьезными глазами.
«Таких не бывает, — подумал Юра. — Точно нарисованная».
— Здравствуй, мальчик, — сказала она. — Как тебя зовут?
— Юра.
— А меня Верочка. Садись, поиграй со мной.
Юра опасливо сел на стул, подальше от кровати. Он считал, что все девочки, в особенности маленькие, — пискухи, ябеды и плаксы. Эта была приветливая и тихая.
— Ты что, хвораешь? — спросил он.
— Нет.
— Почему же ты лежишь?
— Я всегда лежу, — ответила она своим спокойным голоском. — У меня ножки не ходят. Это у меня с детства.
Юра невольно посмотрел на тоненькие ноги, чуть приподнимавшие одеяло.
— Это от бомбы. В наш дом бомба попала и всю меня засыпала. Даже не сразу нашли, — прибавила она с гордостью.
— Ты это помнишь?
— Нет, не помню, — она снисходительно усмехнулась, — маленькая была. Это еще давно, еще в самом начале войны.
На одеяле лежали знакомая розовая шапочка и маленький, игрушечный будильник.
— Уже половина девятого! — тревожно сказала девочка, взглянув на часы. — Маринке пора вставать! Экая соня!.. Юра, разбуди ее, пожалуйста, только не испугай, и приведи ко мне. Ах да, ты не знаешь! Она спит за ширмой, на маминой кровати.
Юра шагнул за ширму, ища глазами загадочную Маринку.
Там лежала кукла, раздетая, прикрытая маленьким одеяльцем, а рядом с ней, аккуратно сложенные, платьице, трусики и лифчик.
— Тебе куклу твою принести? — спросил Юра.
— Не куклу, а дочку, — поправила Верочка.
— Ну да, вот эту, с закрывающимися глазами.
— Дочка у меня только одна. Веди ее сюда. А если глаза у нее не откроются, стукни ее по затылочку, только не больно.
Юра неловкими, мужскими руками взял дочку поперек живота и положил ее Верочке на одеяло.
