— Вот ее одежки, — сказал он. — А уж по затылочку ты сама стукай: я «не больно» стукать не умею.
— Эх, ты, — сказала Верочка, — неопытный! Разве так детей носят? Ведь она же маленькая! Ей три года.
На вид Маринка была гораздо старше своего возраста. Ее когда-то пышные волосы торчали редкими желтыми пучками, цвет лица был землистый и нездоровый. На правой руке нехватало двух пальцев.
Верочка надела ей трусики и лифчик. Потом, утомленная, откинулась на подушку и доверчиво посмотрела на Юру:
— Надень ей платьице, Юра. Оно очень трудно надевается.
Юра густо покраснел, покосился на дверь и стал быстро напяливать платье, выворачивая кукле руки.
— Не так, не так! — говорила Верочка. — Ты руки сначала, а потом голову. Вот. Теперь застегни.
— Ну и кукла у тебя! — проворчал Юра. — Прямо сложный механизм какой-то. Того и гляди не тот винтик отвинтишь.
— У нее не винтики, а пуговицы, — кротко возразила Верочка. — И ты их не крути, а то оторвешь. Вот и оторвал!.. Ничего, ты возьми иголку и нитку, вон там, в ящичке.
— Что-о?! — воскликнул Юра. — Чтоб я ей пуговицу пришивал? Да я никогда в жизни иголки в руки не брал и не знаю, как это делается!
Саша вошел в комнату:
— Маринка проснулась? Очень хорошо, сейчас она будет есть суп.
— Она не хочет.
— Нет, она хочет. А если не хочет, уговори ее: ты мать.
— Пять ложек, — сказала Верочка.
— Десять!
— Нет, пять!
— Ну хорошо, четырнадцать, — сказал Саша.
— Ну, уж так и быть, четырнадцать.
Каждую ложку Саша подносил сначала к губам Маринки, потом давал Верочке.
— А это что-то очень уж много — четырнадцать! — страдальчески сказала девочка на девятой ложке.
— Ешь, Маринка, с хлебом ешь, поправляйся! — настаивал Саша.
Маринку кормили до тех пор, пока Верочка не проговорила с отчаянием:
— Она не может больше, ее стошнит!
Саша уступил:
— Ну хорошо. Теперь ей спать нужно.
— Она только что спала, Саша!
Саша взял кукольный будильник и быстро перевел стрелку.
— Они отстают. Уже три часа. После обеда детям нужно спать. Только, Верочка, возьми ее к себе, а то ей за ширмой скучно. И сама лежи тихо. Вот так. И ты закрой глаза. Маринка уже спит. Тише. Не шевелись.
Верочка обняла куклу тоненькой ручонкой и послушно закрыла глаза.
Саша заслонил ее от света и подошел к полке с книгами:
— Вот тебе учебник. Большое спасибо… Подожди, вместе выйдем.
Саша быстро оделся и заглянул в кухню.
— Анна Семеновна, — сказал он соседке, хлопотавшей около печки, — я сбегаю в булочную. Послушайте, пожалуйста, Верочку — она спит.
— Хорошо, хорошо, — отвечала та.
— Что она, эта толстая, Верочку не обижает, когда ты уходишь? — спросил Юра.
— Зачем? Она добрая. Нашу Верочку все любят.
Мальчики вышли во двор и остановились у ворот.
— Саша, она такая и останется? — сказал вдруг Юра сдавленным голосом.
Саша нахмурился и завертел веревочную сетку.
— Не знаю… Мы для того и в Москву вернулись, чтобы ее лечить. Ее уже разные профессора смотрели. Ведь три года прошло.
— А вы с кем, с мамой приехали?
— С мамой.
— А отец у тебя есть?
— Папа на фронте.
— Вот и мой тоже… — Помолчав, Юра прибавил: — Ну, да ничего, теперь это все скоро уже кончится.
Саша вздохнул.
— Тебе сюда, Юра? А мне направо. Приходи.
На другой день в школе, когда Володя Жуков назвал Сашу Маринкиным дядей, Юра сказал сурово:
— Брось! Надоело.
И повернулся к Саше:
— Морозов, ты, кажется, один на парте сидишь? Ничего не имеешь против, если я к тебе перейду? Мне этот Жук все уши прожужжал. Надоел хуже горькой редьки.
— Садись, я очень рад, — ответил Саша.
Обиженный Володя Жуков вскочил на парту и закричал:
— Слышали новость? Юрка Борукаев женится на карлице, на морозовской племяннице! Вон они рядом сидят, будущие родственнички! Маринкин дядя и Маринкин жених!
Володя немедленно раскаялся в своих словах: характер у Юры Борукаева был вспыльчивый, а «стукать не больно», как нам уже известно, он не умел.
В конце четверти Саша опять пропустил два дня.
— Ребята, — сказал Николай Иванович, — кто знает адрес Саши Морозова и может узнать, почему он не ходит в школу?
Маленький мальчишка на передней парте уже начал краснеть и поднимать руку, но Борукаев быстро сказал:
— Николай Иваныч, я пойду.
Соседка открыла дверь и исчезла в кухне.
Юра постучал в комнату Морозовых, ответа не было. Он постучал еще, потом приоткрыл дверь и остановился, пораженный.
Верочкина кровать, пустая и аккуратно постланная, стояла на прежнем месте. Саша сидел в углу и плакал, положив на стол голову и локти.
Юра посмотрел на сундук, заглянул за ширму.
Верочки не было.
Юре стало страшно. Ему захотелось уйти и ни о чем не спрашивать. Наконец он собрался с духом и подошел к столу. Он чуть не споткнулся о половую щетку. Кучка мусора на полу захрустела у него под ногами.
— Саша, ты о чем?
Саша вздрогнул, вскочил со стула и, прикрывая рукой лицо, отошел в проход между стеной и ширмой.
— Что у вас случилось? Где Верочка?
— Она… в больнице.
— Что с ней?
— Ей… делали… операцию…
Саша говорил с трудом и останавливался после каждого слова.
— Ну и что?
— Доктор… говорит… что она… будет ходить!
— Саша, я не понимаю, ведь это же хорошо, ведь это замечательно!
Саша молчал и раскачивал рукой ширму.
— Да расскажи толком, что случилось! — резко сказал Юра.
— Маму… отпустили со службы… поехала за Верочкой… Скоро привезет… а я… стал прибирать комнату… и… разбил Маринку!
Саша исчез за ширмой. Заскрипела складная кровать.
Юра сердито прошелся по комнате.
— Совсем разбил? Склеить нельзя?
Судорожно поскрипывала складная кровать, тряслась ширма. И больше — ни звука. Повидимому, Саша спрятал голову под подушку. Юра опять наступил на кучку белого мусора и понял, что склеить нельзя.
На столе он нашел безголовое Маринкино туловище, пучок волос и кусочек голубого глаза.
— Сашка, брось! — сказал он. — Мы купим новую куклу.
Саша заговорил, уже не сдерживая рыданий:
— Ты… не знаешь Верочку! Она — только одну!.. Других не хотела… Она ее как ребенка… Без Маринки ни есть не будет, ни спать! Как приедет — спросит: «Где Маринка?» Она и в больнице без нее скучала! Она заболеет!..
— Глупости! — крикнул Юра. — Теперь она будет ходить как другие ребята, она забудет про куклу.
— Так ведь это же не сразу! Ей еще долго лежать… Постепенно… Доктор сказал — не волновать!..
— Саша, а если к этому туловищу новую головку приделать?
— Она заметит… Ведь у Маринки и волосы были лысые и нос облупленный!
Юра подумал с минуту.
— Заметит… Еще бы не заметила!.. Другого такого экземпляра… Сашка, постой, а мы ей скажем, что Маринка тоже была в больнице и очень поправилась. После операции такая стала!
Саша тоже помолчал, потом спросил уже другим голосом:
— А где они продаются?
— Иди сюда, садись, поговорим.
Саша стал сморкаться.
— Сейчас.
— Выходи, не буду я на тебя смотреть, очень ты мне нужен!
— Ну, я сейчас…
Саша вышел из-за ширмы и сел на сундук, спиной к Юре.
— У меня и денег нет…
— У меня есть! — Юра похлопал себя по карману. — Идем!
— Юра, я не могу уйти, ведь они скоро приедут…
— Хорошо, оставайся, прибери тут все, умойся холодной водой и жди меня. Туловище спрячь, я его не возьму. Дай мне эту розовую шапочку, чтобы не ошибиться, не купить какую-нибудь великанскую голову… А если они приедут раньше, скажи, что Маринка еще из больницы не вернулась. Я в два счета… Не унывай, Сашка!
— Скажите пожалуйста, кукольные головки у вас есть?
— Нет, — скучным голосом ответила продавщица.
— А где их можно достать?
— Не знаю.
Юра вздохнул. Это был четвертый игрушечный магазин.
— А вообще-то они продаются, с закрывающимися глазами головки?
— Нет. Если бывают — только простые, глиняные.
— А целые куклы с закрывающимися глазами?
— Да что ты, мальчик, не продаются теперь такие! Видишь же ты, что только матерчатые есть!
Юра стоял у прилавка и с ненавистью разглядывал нарядных, улыбающихся кукол. И кому они нужны, бесполезные, с нарисованными глазами и противными приплюснутыми носиками! Еще какие-то собачки и зайчики торчат в каждом магазине… Так и расшвырял бы этих зайцев!
Он выбежал на улицу. Куда итти? Направо? Налево?
Аля Якушина покупала линейки и выбирала точилку для карандашей. Дверь магазина распахнулась, Юра Борукаев ворвался с пылающим лицом и бросился в игрушечное отделение.
