Луна в аквариуме
Самые счастливые люди ночуют летом в сарае или на сеновале. Мы с сестрёнкой Наташкой тоже спали в сарае среди мебели и стружек. Здесь пахло пересохшим мочалом и звенели одинокие комары.
Наташка большая выдумщица, и мне нравилось играть с ней в сказки и приключения. У неё удивлённые голубые глазёнки, три веснушки на носу и мягкие волосы цвета белого хлеба. На локтях и коленках не сходят синяки и ссадины — споткнувшись, она обязательно ушибается локтями и коленками. Я долго жил на севере, соскучился по ней и теперь всё старался делать так, чтобы ей было хорошо.
Забравшись под одеяло, мы гасили фонарик, придумывали приключения и слушали боюсек.
Боюськами она звала лягушек. Они жили в пруду под горой и ночью кричали на разные голоса, как передравшиеся козлята. Наташка не верила, что это лягушки, говорила, что они похожи на ёжика и у них есть уши и хвостик.
Однажды мы придумывали сказку про то, как боюськи пришли к нам в сарай и съели всё печенье. Вдруг кто-то затопал по крыше. Потом чихнул, слез и постучал в дверь. Наташка завернулась с головой одеялом и не смела дышать.
— Кто там? — заикаясь от страха, спросила она.
— Я, — ответил мальчишеский голос.
— Кто ты?
— Буба.
Это был толстый сын соседки Нюры. Он острижен наголо, и уши у него торчат в стороны, как приклеенные. Он всегда грозится кого-нибудь набить, поэтому ребята его прозвали Бубой-Набей-Баржу.
— Засони, — сказал Буба. — Пошли из рогатки стреляться.
— Зачем ты топал по крыше? — спросила Наташка.
— А чего?
— А ничего. Никуда мы с тобой не пойдём, и не мешай нам спать.
— Вот ещё!
Буба отошёл и стал стрелять из рогатки в стены и крышу.
До чего он упрямый, этот Буба. Недавно разбил стекло у соседей, мать налупила его и поставила в угол. Он простоял до темноты, так и уснул в углу за сундуком, но ни за что не хотел просить прощения. С Наташкой они то играют, то дерутся, а через полчаса снова забывают о ссоре.
Реже стали отскакивать от стены Бубины гальки. Он шуршал за сараем, запутавшись в кустах. Охнул — видимо, о что-то ударился. Засыпая, я подумал, что на всю ночь у него не хватит галек.
Проснулся я от щелчка в ноздрю. Открыл глаза и долго не мог понять, где я. В щели струились тонкие солнечные лучи. Они пронзали полумрак сарая, как лёгкие шпаги. За дверью возился Буба — он просунул в щёлку пикан и плевался жёваными бумажными шариками. Я подкрался к двери и, распахнув её, схватил его за шиворот. Он зажмурился и присел, ожидая тумака.
Выбежала Наташка, голопузая, в красных своих трусишках. Она ещё не проснулась и протирала кулачками глаза. Спутанные волосы торчали у неё, будто рожки.
— Вы как играете? — спросила она.
— В «кто кого переупрямит», — вздохнул я и отпустил Бубу.
— Пойдём карасиков кормить, — позвала его Наташка.
Он несмело посмотрел на меня и достал из кармана баночку с червяками.
— Больше пяти червяков не давайте, — сказал я, и они побежали в дом.
Бубе очень нравился наш аквариум с двумя учёными карасиками. Мы его поставили на самом солнечном окне. Если постучать по стеклу пальцем, карасики выплывут и затыкаются носами в поверхность воды.
Карасики у нас особенные. Их поймал дедушка сапогом, когда работал в тайге с геологами. Он переходил озерко — оно высохло, остались только ямы жидкой грязи — и оступился в яму. Еле выбрался из неё. В голенище трепыхнулся кто-то живой. Он подумал, что змея. Затряс ногой — вместе с грязью из голенища выплеснулись два золотых карасика. Они стали жить в ведёрке, и геологи по очереди добывали для них червяков. А потом дедушка привёз их домой для Наташки. В самолёте они заболели и плавали в стеклянной банке кверху брюшками. Но дома быстро отошли и привыкли к аквариуму.
Наташка разрешила Бубе самому покормить карасиков. Он бросил им сразу десять червяков… Карасики испугались и спрятались в траву. Буба прижался лицом к стеклу так, что у него расплющивались нос и щёки. Он смеялся и даже повизгивал от восторга.
Потом они играли с Наташкой в троллейбус и пиратов и ни разу не поссорились.
— Пусть Буба ночует с нами, — попросила Наташка. — У нас ведь хорошо.
— Пусть, — вздохнул я.
Буба сказал, что рано спать не привык. Было уже темно, мы сидели на взгорье и смотрели на пруд. В тёмной воде дремала луна, такая же яркая и румяная, как на небе. И лягушки опять хрюкали, шлёпались и даже хрипели, как молодые петухи.
— Боюськи луну караулят? — шепнула мне Наташка.
— Наверное.
— Вот если бы вычерпнуть из пруда луну и пересадить в наш аквариум… — размечталась она. — А в аквариуме она будет круглая или квадратная?
— Конечно, квадратная.
Я представил себе карасиков в румяной лунной воде и тихо засмеялся.
— Треугольная будет, — весело сказал Буба. Он стал загребать на дороге пыль босыми ногами. — Химики вы. Бабушкины сказки с картинками.
— И не сказки и не с картинками, — обиделась Наташка. — И всё равно мы её достанем.
— Как?
— Очень просто, — ответил я. — Ведром.
Наташка показала Бубе язык и заскакала на одной ножке:
— Ведром-дром-дром, ведром-дром-дром. А боюськи? — вдруг спросила она. — Они нас не тронут?
— Конечно. Они же маленькие и добрые. Сама увидишь.
Буба нерешительно хохотнул:
— Фантазёрники.
Наташка, напевая «ведром-дром-дром», ускакала к дому. Она принесла ведро и фонарик, и мы стали спускаться к пруду. Буба сперва шёл впереди, потом отстал. Наташка держалась за мой карман.
— Боишься?
— Ни капельки, — ответила она дрожащим голоском.
Через луну в пруду проходили круги и покачивали её. Темнота стала гуще,
