— Ай-ай-ай-ай! — отзываются проснувшиеся от крика Марго больные дети.
И вся палата вмиг наполняется шумом… Раздаются во всех углах испуганные крики, плач, визг. Просыпается и сиделка и зажигает лампу. Вбегает сестра милосердия, дежурившая ночью в соседней комнате.
— Что такое? Что за крики? Кто это кричит? Ты, Марго.
При свете зажженной лампы все стало ясно и понятно.
Петька, закутанный в одеяло, стоит у постели Марго. Девочка, сидя на кровати, крепко держит его за правую руку… Мальчуган старается вырвать свой кулак. В кулаке у него зажаты золотые монеты, которые он хотел утащить у Марго из-под подушки.
Испуганная, бледная малютка крепко вцепилась ему в руку и не выпускает ее.
— Он хотел… он взял деньги… Он просил вечером еще… Я отказалась дать ему… Он хотел взять тихонько… без спросу… О, Боже. Я услыхала… и… закричала… — лепетала она, мешая в волнении русские и французские слова.
Сестра милосердия сразу поняла, в чем дело. Она строго взглянула на Петьку и суровым голосом произнесла:
— Воровать грешно и стыдно. Ты должен быть за это наказан. Маленькому воришке нет места между порядочными детьми. Сейчас же я переведу тебя в отдельную палату. Ты не останешься здесь ни часа. Но прежде отдай девочке деньги, которые ты взял от нее.
Красный, как рак, Петька швырнул на постель Марго золото и злобно прошипел.
— Ну, ладно же, когда так… Я тебе этого не забуду… Еще встретимся как-нибудь. Вспомнишь ты тогда меня, Петьку.
И сердитый и злобный пошел он за уводившей его сестрой милосердия.
Устроив Петьку в отдельной палате, сестра милосердия снова вернулась к Марго.
— У нас в больнице больным нельзя держать у себя деньги, девочка, — обратилась она к маленькой француженке, — ты должна была передать их мне. Тогда ничего этого и не случилось бы. Отдай мне все, что у тебя осталось. Когда выпишешься из больницы, получишь обратно все свои деньги.
Малютка Марго тотчас же исполнила это требование и доверчиво вручила сестре свое богатство. Ей было очень неприятно все, что случилось. Жаль было наказанного Петьку, досадно было и за свою неосторожность и за неумение хранить деньги. Об угрозе же Петьки Марго не думала вовсе. Какое зло мог ей причинить мальчик, с которым она, по всей вероятности, и не увидится больше никогда?
Все же неспокойная уснула в эту ночь Марго.
Глава XX
Марго выздоровела
— Платье… платок… ботинки… кофта… Все одето. Готово. Ну, с Богом! Сиделка Авдотья отведет тебя к господам Гродовцевым. Счастливый путь, Марго! — сказала сестра милосердия, выписав и провожая маленькую француженку из больницы.
— Смотри, больше никогда не возвращайся к нам сюда, — шутливо закончила она, когда Марго уже была на пороге.
Совсем уже одетая и готовая в путь, малютка Марго прощалась с больными детьми своей палаты. Особенно нежно она расставалась с Машей.
— Послушай, Маргоша, — говорила ей на прощанье маленькая цветочница, — если тебе покажется тяжело жить в генеральском доме, приходи ко мне… Я тебе написала мой адрес. Жаль только, что ты по-нашему не умеешь читать. Приходи прямо в цветочную мастерскую, где я живу. Хотя наша хозяйка и очень сердитая бывает порою, да на тебя она злиться не посмеет. Ты будешь у нас жить временно, пока за тобой не приедут из Парижа. И ты к тому же умеешь делать цветы…
— Да, мамочка моя учила меня вырезывать из бумаги и склеивать розы, Иван-да-Марья, и другие цветы, когда сама делала их для продажи в Париже, — сказала Марго.
— Ну, вот… Ну, вот… Стало быть, не поживется в генеральском доме — прямо иди к нам.
— Хорошо, приду, — согласилась француженка.
Девочки обнялись крепко на прощанье и поцеловались.
Потом малютка Марго вышла следом за Авдотьей из больницы.
Прохладный августовский день встретил ее дождем и слякотью. К руках Авдотьи была бумажка с адресом, врученная Марго еще Олимпиадой Львовной перед отлетом девочки с Жаном Дюи из села Дерябкина.
Авдотья была грамотная, и ей ничего не стоило отыскать дом, где жил генерал Гродовцев. Но прежде, чем ехать туда, необходимо было приодеть Марго. Платье ее порядочно поистрепалось и пострадало во время катастрофы с аэропланом; ботинки — не менее платья, а шляпа и вовсе пропала. Ее заменил платочек, подаренный еще в селе Олимпиадой Львовной.
— Необходимо тебе приодеться поприличнее. Не в деревню едешь, а в генеральскую семью, — сказала девочке Авдотья.
— Да, да, — немедленно согласилась Марго. — Только как же делать с деньгами? Я хотела отложить их на обратный путь в Париж?
— Ладно уж… — махнула рукой Авдотья, — коли приедут за тобой твои знакомые из Парижа, значит, и деньги с собой привезут. А вот одеться поприличнее, говорю, надо.
— Хорошо, я сделаю все, что следует. Отведите меня в магазин, — покорно согласилась Марго.
— Ну, в магазин-то не придется вести тебя, милая. Денег-то у тебя не больно густо. В рынок пойдем. Там все и купим, — снова решила Авдотья.
На рынке, где продавались поношенное платье, обувь и шляпы, Марго удалось найти все, что ей нужно было. Дешевенькое теплое платьице, высокие ботинки и скромная вязаная шапочка составляли теперь ее наряд. Кроме того расчетливой Авдотье удалось приобрести пару детского белья на смену и простое, дешевое осеннее пальто для малютки. Денег, подаренных Жаном Дюи, хватило вполне. Осталось еще около полутора рублей, которые Марго и подарила Авдотье.
Та сначала стала было отказываться от подарка, но потом уступила усиленной просьбе Марго и взяла.
— Разве, что деткам куплю гостинчиков. Они неподалече живут отселе… Редко только видеть их приходится… Все время занята с больными… Вот кабы сегодня повидать их, гостинчиков им отнести, — улыбаясь говорила сиделка.
— Так идите к ним… Посадите меня на извозчика и ступайте… Я доеду одна, — предложила Марго.
На рынке Марго удалось найти все, что ей нужно было…
— Да куда же ты одна поедешь, такая крошка. Еще заплутаешься в чужом городе, — запротестовала Авдотья. — Нет, уж довести-то тебя до места я доведу.
И взяв за руку, она повела Марго по шумным петербургским улицам.
Вот они вышли на Невский, сели в трамвай, доехали до Литейного проспекта, а оттуда свернули уже пешком на Моховую. На Моховой улице и жили Гродовцевы.
— Вот дом твоих генералов, — произнесла Авдотья, заходя, наконец, в подъезд большого здания.
Маленький мальчик, должно быть, сын швейцара, открыл им дверь.
— Здесь генерал Гродовцев проживает? — обратилась к нему Авдотья.
— Здеся, — получился короткий ответ.
— И с Богом, подымайся по лестнице, Маргоша, а я к деткам своим поспешу. Небось, одна-то дойдешь до двери.
— В каком этаже генеральская квартира будет, скажи-ка, красавчик? — снова обратилась к мальчику Авдотья.
— Во втором, — отвечал «красавчик» со вздернутым, пуговицеобразным носом.
— Ну, будь здорова, Маргоша. Живи с Богом на новом месте. Спасибо за подарок. — И Авдотья, попрощавшись за руку с малюткой, быстро вышла из подъезда, оставив Марго как ей показалось в полной безопасности.
Глава XXI
О том, чего менее всего ожидала малютка
— Ди-ин-н-н-н-н-н-нь, — затрещал электрический звонок в квартире.
Марго стояла на площадке лестницы, прислушивалась к звукам электрического звонка, и ждала, что вот-вот перед ней откроется дверь.
Но не слышно было, чтобы кто-нибудь спешил к двери. В квартире было тихо и пустынно.
Марго позвонила еще раз.
— Ди-и-и-и-и-нь.
И снова прислушалась… Но снова было пустынно и тихо в генеральской квартире. Никто не шел на звонок.
Тогда Марго перегнулась через перила лестницы и позвала того самого мальчугана, который только открыл ей внизу дверь.
— Мальчик. Мальчик! Подите сюда.
Курносый «красавчик» с недовольным видом стал подниматься по лестнице во второй этаж.
— Чего вам надо?.. Зачем меня позвали? — проворчал он.
— Генерал Гродовцев дома? — спросила его Марго на своем плохом, не вполне понятном русском языке.
— А я почем знаю. Я намедни только из деревни приехал. Мамка и тятька знают. Вот вернутся из церкви, так ужо скажут. Подождите малость.
«Какой нелюбезный мальчик, — подумала Марго. — Как он грубо разговаривает со мною»…
Ей хотелось тотчас уйти, но пришлось дожидаться швейцара. На площадке лестницы, перед дверью генеральской квартиры, стояло мягкое кресло. Марго, набегавшаяся по рынку с Авдотьей, была бы рада-радехонька отдохнуть в мягком кресле, но не решалась сделать этого без спроса.
— Можно? — указывая рукой на кресло, обратилась она к мальчугану, не успевшему еще спуститься вниз.