В коридоре послышались удивленные возгласы, короткий смех, что-то зашуршало.
Все замолчали, забыв, кто о чем говорил, и переглянулись.
Первым в комнату вошел огромный букет бордовых роз. Его распирало во все стороны от тугих бутонов. Казалось, он вот-вот взорвется, забрызгав всех лепесточной кровью.
— Здравствуйте!
Из-за букета вынырнула лисья мордочка Александра Николаевича.
Снова наступила тишина.
— Ты зачем пришел? — грубо спросил Антон.
— А поздравить? — неожиданно мелко засуетился отец Антона. Он уже весь появился в комнате, отчего букет стал как будто меньше. На пол была поставлена высокая коробка, а все присутствующие оказались награждены внимательным колючим взглядом.
— Не переживай, я ненадолго, ненадолго!
— Что вы! Проходите! — активно зазывал нового гостя Пушкин.
— Здрассьте, — раскланивался Александр Николаевич с опешившими гостями. — Позвольте мне сначала сделать подарок. Да, подарок.
— Да! — заулыбался Пушкин, глядя на букет.
«Неужели он ему цветы подарит?» — испугалась Ева.
— Я долго думал, что подарить, — медленно, как в былинном зачине, заговорил Александр Николаевич. — Подарить дорогие часы? Так в темном переулке могут ударить по голове и отнять.
— Могут, — быстро согласился Пушкин.
— Подарить деньги? — не отвлекался Александр Николаевич. — Еще неизвестно, на что он их потратит.
— На ерунду, на ерунду, — тут же встроился в былинный ряд Пушкин.
— И я решил, что подарю тебе нечто более ценное!
Все, как по команде, уставились на коробку.
— Я дарю тебе пример! — торжественно произнес Александр Николаевич. — Научу, как обходиться с дамами. За этим столом сидит всего одна дама, которую я знаю, и я хочу подарить ей цветы.
Букет ткнулся в сторону салатниц и тарелок.
— Ева Павловна! Это вам!
Ева не могла оторвать взгляда от тугих бордовых головок. Они приближались. Александр Николаевич пролезал за стульями, подбираясь ближе. Букет оттянул руку.
— А чтобы было, куда цветы поставить, — вот вам ваза.
Из коробки появилась огромная ваза, расписанная голубыми розанами и завитками. Ваза тоже стала приближаться. Она неловко встала между вилок, ножей и стаканов.
— А также вас я поздравляю с рождением сына. — Папа Антона протянул матери пышный букет гвоздик. До сих пор они как-то прятались за розами. — И вас тоже — будем знакомы. — Одинокая розовая гвоздика, как микрофон, ткнулась в Наташу. Девушка стала медленно краснеть. — Извините, я не знал, что вы здесь будете, а то бы непременно подготовился. Да, подготовился. — Гвоздика подергивалась, давая понять, что не мешало бы ее взять. — А это так, мелочь. В следующий раз — непременно. — Наташа подняла руки к лицу.
— Бери! Чего добру пропадать! — крикнул Пушкин, и все снова заговорили, знакомые стали приветствовать Александра Николаевича. Он нашел себе место рядом с матерью Пушкина и галантно налил ей сок из пакета.
Ева поймала взгляд Ежика. Смотрел он довольно. Словно только что на рынке выторговал миллион. И если до этого Ева придумывала, как бы половчее отказаться от подарка, то теперь решила брать.
— Нет, я не понял, — буркнул сидевший рядом Пушкин. — Ладно — цветы. А ваза-то как мимо нас прошла?
— Может, мне все это у вас оставить? — прошептала Ева, с трудом представляя, как заявится домой с подарками.
— Бери, бери! — переставил вазу Еве на колени Пушкин. — Человек старался, покупал, слова придумывал. Александр Николаевич серьезный мужчина, он так просто ничего делать не будет.
Ева сунула букет в вазу и задвинула ее подальше к окну, за штору. Но розы выпирали, сбрасывали с себя ткань, глядели завитками глаз. Смотрел и Ежик. Он сменил гнев на милость, подвинулся, пустил отца и теперь весело с ним о чем-то разговаривал. Выглядел счастливым. Отец тоже улыбался.
— Был у нас такой случай, — начал Пушкин, — один парень не любил своего отца. Жили они вместе, но он его ненавидел.
— И однажды темной ночью зарезал? — закончила за него Ева.
— Нет, почему. Он вырос и уехал. Отец до сих пор его найти не может.
Шли из гостей гурьбой. Сначала засобирался Александр Николаевич, но потом вспомнил, что надо проводить Еву с тяжелой вазой. С Евой вызвался идти Ра. Пушкин, похлопывая себя по наетому пузу, тоже решил пройтись. Божественные братья гремели составными частями машины времени. Антон вместе со всеми оказался на улице. Ра тащил коробку. Ева неловко перекидывала букет из руки в руку. Цветы шуршали. Антон не оборачивался.
Вот бы землетрясение. Или ураган. Чтобы всех смыло. Чтобы они остались вдвоем. Просто поговорить.
Но вокруг все было знакомо. Темная улица, темные дома. Никаких изменений.
Ева представила, как улица медленно погружается во мрак. Как от голых кустов начинает ползти туман. Как плачут влажные осенние стены домов. Шаги гулко отдаются в переулке. Туман сужает улицу, делает неровной мостовую, превращает фонари из электрических в газовые. Еве показалось, что она внутри игры. Что лорд-защитник шагает, сжимая в одной руке арбалет, а в другой ружье. То самое, что висело у Пушкина на шкафу. А еще Ева чувствовала, что она ничего не понимает ни в ролевой бродилке, ни в том, что происходит. Словно кто-то без ее согласия закрутил маховики желаний — и вот уже уплыл в сумрак Антон, вышел вперед Ра, жестко улыбнулся Александр Николаевич. И это было неправильно. Но как все починить? Как сделать так, чтобы стало понятно? Прочитать букварь? Он еще не написан…
— А возможны ли вообще ваши перемещения? — бурно размахивал руками Пушкин. — Вот вы все строите. А что строите? Понимаете?
— Понимаем, — сухо отзывался один из братьев. Кажется, Гор, он был самым спокойным и рассудительным. — Я боюсь, что ты не понимаешь законов относительности.
— При чем здесь относительность? — кричал Пушкин. — Относительность относительно чего? Этого столба? Того столба?
— Относительность — это важная вещь. — Гор шагал, не глядя по сторонам, и в особенности на собеседника. — Только она способна вытянуть вас из той бездны, в которую вы стремительно проваливаетесь. Это же она доказала существование черных дыр, физические законы в которых нарушаются.
— Как нарушаются? — Пушкин стоял около столба, про который спрашивал, и сверлил его пустым взглядом.
— Этого тебе пока никто не скажет, но ученые доказали, что в нашем мире возможен временно-пространственный сбой. Как одно из следствий закона относительности. Гравитационное красное смещение или замедление времени в гравитационном поле. Время замедляется только для предметов, в этом поле находящихся. У тебя получается машина времени в чистом виде.
— А возвращаться как? — спросил у столба Пушкин.
— По принципу неопределенности Гейзенберга.
— Кого? — У Пушкина был вид, как будто он сейчас начнет биться о бетонное основание фонаря.
Ра фыркнул и пошел вперед, увлекая за собой Стива с Наташей.
— Пускай у нас имеется любое количество частиц физических тел в совершенно одинаковом состоянии. Возьмем две частицы и будем измерять координаты импульса. Так вот, измерения выстроятся не одинаково, а по закону распределения вероятностей. Произведение среднеквадратического отклонения координаты и среднеквадратического отклонения импульса будет не меньшим или равно половине константы — константа в данном случае это постоянная Планка. Закон открыт в 1927 году. Можете туда отправиться и все уточнить.
С шумом, стенаниями и охами Пушкин обвалился на землю, изогнувшись вокруг столба. Наташа испуганно вскрикнула:
— Ему плохо?
— Ему хорошо, — расхохотался Ра, размахивая коробкой.
— Ну, что же ты, вставай! — склонилась над Пушкиным Натали.
— Артисты, — шепнул Александр Николаевич, проходя за спиной Евы. — Болтуны. Умные слова знают, а как применить их к жизни — не догадываются. Остаются у них в голове одни переменные.
Она вздрогнула. За всеми этими умными высказываниями о существовании папочки забылось.
— А если эта теория поможет? — прошептала Ева, стараясь не смотреть на отца Антона. От этого в голову лезли глупые мысли — хотелось постоянно сравнивать отца и сына. Антон проигрывал. Папа выгодно отличался в лучшую сторону.
— Вы так думаете? — Александр Николаевич стоял очень близко. И смотрел.
— Она не думает, — бросил Антон. — Она не умеет это делать.
— Кому как, — прошептала Ева. — Все относительно.
— Еще скажи, что все предопределено! — Антон повернулся к столбу. — Вставай, Пушкин! — протянул он руку приятелю. — Будешь валяться на земле — замерзнешь и простудишься, и Ева расстроится, что ее теория детерминизма работает. Все мы под Богом ходим, как сказала бы моя мама.
— Физическая вселенная существует не в детерминистской форме, а скорее, наоборот, — бесстрастным голосом робота заговорил Гор, — по теории вероятности. Или возможности.
