– М-м-м, – промычала она от удовольствия. На губах выступил темно-красный ягодный сок.
– Ежевика, медвежья ягода, – сказала Вера. – Медведь, – вы ведь знаете, кто такой медведь?
Она принялась изображать медведя: ползать на четвереньках, урчать, вставать на «задние лапы», поднимая «передние». Нелли давилась со смеху, но вдруг внезапно умолкла.
– Штеффи, здесь есть медведи? – спросила она. – На самом деле?
– Нет, – заверила ее сестра. – Медведи живут в больших лесах. А здесь всего лишь несколько деревьев.
Нелли заглянула в глубину расселины.
– Точно?
– Да, – ответила Штеффи. – Совершенно точно.
Но она вслед за Нелли взглянула на темную расселину, и подумала о том, какие другие дикие и опасные звери могут тут скрываться.
Девочки ели ягоды прямо с куста и их пальцы покраснели от сока. Вера болтала и смеялась. Штеффи отвечала ей, используя те немногие слова, что знала.
Юбка Штеффи зацепилась за колючую ветку. Она попыталась отцепить ее рукой. Но шипы, словно когти, держали крепко и не хотели отпускать. Штеффи дернулась. С резким звуком ткань треснула и разорвалась.
Штеффи уставилась на юбку. На ней зияла длинная прореха. Кроме того, ткань была в пятнах от ягодного сока. Что скажет тетя Марта?
Вера выглядела испуганной. Только Нелли продолжала тихо есть ягоды.
– Нужно идти домой, – сказала Штеффи Вере.
Та понимающе кивнула.
– Зашить, – сказала она и показала жестами, как можно зашить дырку.
Какое-то время девочки шли вместе. Затем Вера свернула на узкую, едва виднеющуюся тропинку. Она помахала на прощание рукой, улыбнулась и исчезла.
Штеффи решила идти прямо домой. Если повезет, тети Марты не окажется дома, но даже если она там, возможно Штеффи удастся прокрасться по лестнице незамеченной и переодеться. У нее было еще одно платье, похожее на это. Тетя Марта не вспомнит, какое из них достала сегодня рано утром. Затем Штеффи засунет грязное платье в ранец и завтра возьмет его к тете Альме. Тетя Альма наверняка знает, как зашить дырку и свести пятна. Тетя Марта никогда ничего не узнает.
Штеффи рассталась с Нелли у дороги и пошла в свою сторону. Приближаясь к дому, она высматривала велосипед тети Марты. Ей повезло; велосипеда, стоявшего обычно у угла дома, не было.
Штеффи пробежала остаток пути от склона до дома. Она рывком открыла дверь и захлопнула ее за собой. Штеффи успела подняться по лестнице на несколько ступеней, когда услышала звук спускающихся шагов. Прятаться слишком поздно.
Взгляд тети Марты как магнитом был прикован к порванной грязной юбке.
– Простите, – выдавила Штеффи.
– Иди в свою комнату, – приказала тетя Марта. – Сними платье и умойся. Затем проведешь там весь остаток дня.
Штеффи повиновалась. Она повесила платье как обычно на спинку стула и умылась в каморке для умывания. Она не осмелилась надеть чистое платье. Вместо этого натянула ночную рубашку поверх нижнего белья, хотя еще был день.
Тетя Марта вошла в комнату, взяла платье и ушла, не говоря ни слова. Дверь с грохотом захлопнулась.
Штеффи выдвинула нижний ящик комода. Она достала фарфоровую собачку, развернула носовой платок и поставила фигурку на комод рядом с фотографиями. Затем взяла музыкальную шкатулку и открыла замок. Послышалась нежная музыка и маленькая балерина закружилась на одной ноге. Музыкальную шкатулку для драгоценностей Штеффи получила в подарок от мамы на десятилетие. Когда музыка кончилась, она закрыла шкатулку и снова открыла. Балерина опять начала кружиться и танцевать.
– Мама, – прошептала Штеффи, глядя на фотографию. – Мама, я хочу домой.
С кухни слышался шум. Вскоре до нее донесся запах еды, но тетя Марта не позвала ее обедать. Снова послышались звуки, затем все стихло.
Штеффи ничего не ела после завтрака кроме ежевики. Даже рыба показалась бы ей сейчас вкусной.
Только спустя несколько часов тетя Марта поднялась в комнату Штеффи и принесла ей стакан молока и несколько бутербродов с маслом на тарелке, которую поставила на стол у окна. Выходя из комнаты, она обернулась и сказала:
– Вера Хедберг. Подходящая компания. Такая же неряха, как ее мать.
Затем она закрыла за собой дверь, прежде чем Штеффи успела спросить, что она имела в виду, и чем так плохи Вера и ее мать.
Когда Штеффи села есть к окну, она увидела велосипед тети Марты, прислоненный к сараю. У него соскочила цепь.
Однажды воскресным вечером, в конце сентября, тетя Марта попросила Штеффи надеть пальто. Предстояло пойти на «собрание молящихся». Штеффи не знала, что это такое, но послушно оделась и отправилась вслед за тетей Мартой. Они пришли в поселок к деревянному дому, который назывался «пятидесятническая церковь».
Снаружи было полно народу. Одни входили внутрь, другие, разбившись на небольшие группы, стояли и разговаривали на улице. Там была и тетя Альма с Нелли и малышами.
– Что это такое? – прошептала Нелли.
– Я не знаю, – шепотом ответила ей Штеффи. – Какая-то церковь.
Внутри здания был большой зал с рядами деревянных лавок. Похоже на церковь, но не совсем. В Вене церкви были старые, построенные из камня, с витражными окнами, украшенные изображениями святых и наполненные запахом сотен горящих свечей. Штеффи бывала в одной из них с Эви и ее мамой.
А тут – просто большая, холодная комната с возвышающейся кафедрой, совсем как в классе. Никакого живого огня, отбрасывающего всполохи света в глубину таинственных галерей среди темных колонн. Никаких изображений святых, печально взирающих со стен. Свет электрических ламп на потолке был резок. Только что вымытый пол пах влажной древесиной.
Лавки стали заполняться. Штеффи сидела между тетей Мартой и Нелли. С другой стороны от Нелли сидела тетя Альма, держа на коленях Иона, а рядом с ней – Эльза.
Когда все расселись, началась служба.
Высокий худой мужчина стоял за кафедрой и говорил молитвенным голосом. Его большие руки были сложены в молитвенном жесте, и он то опускал, то поднимал их. Штеффи понимала только часть того, о чем он говорил. Речь шла о Боге и Иисусе, и о грешниках, которые должны раскаяться.
– Придите в дом Иисуса, – сказал мужчина. – Он примет вас, кем бы вы ни были.
Иногда его фразы заставляли Штеффи прислушаться. «Пылая, устремится в сердце», говорил он, кровь агнца». Это звучало красиво и необычно.
На скамейке за ними сидела женщина, которая все время что-то бормотала про себя.
– Да, да, дорогой Иисус, – многократно повторяла она.
Штеффи обернулась и посмотрела на женщину, но тут же получила сильный тычок от тети Марты. Та сидела прямо и сдержанно, положив руки на колени, плотно сжав губы.
Скамейка была жесткая. Рядом беспокойно ерзала Нелли.
Внезапно женщина поднялась, пошла в зал и принялась говорить. Она монотонно бубнила длинную тираду, одни и те же слова, снова и снова. Как Штеффи ни напрягалась, она не смогла понять ни единого слова. Это не было похоже ни на шведский, ни на другие языки, которые Штеффи когда-либо слышала.
Сестры исподтишка переглянулись. Штеффи захотелось рассмеяться. Но, увидев рядом строгий профиль тети Марты, она сдержалась.
Снова подошла очередь худого мужчины. Он говорил и говорил, размахивая своими крупными руками.
Обычно по праздникам мама и папа брали девочек в иудейский молитвенный дом, синагогу. Там не требовалось тихо сидеть все время. Люди приходили и уходили, стояли у входных дверей и беседовали, приветствовали знакомых и поздравляли друг друга с праздником. Дети выбегали в сад, играли там какое-то время и снова садились рядом с родителями.
Наверху, где обычно Нелли и Штеффи сидели с мамой и смотрели вниз на папу и других мужчин, благоухающие духами дамы угощали их карамельками.
Только в Судный день каждую осень все были серьезные и тихие. Особенно в прошлом году. Многие люди плакали, когда раввин читал молитву об усопших. Всего несколько недель спустя синагоги не стало. Ее сожгли дотла, одной ужасной ноябрьской ночью. В ту самую ночь…
Штеффи не хотела вспоминать об этом. Усилием воли она заставила себя вернуться к действительности. Взгляд худощавого проповедника был устремлен ввысь, поверх голов собравшихся.
– Иисус Христос, – сказал он, – Иисус Христос – вот ответ на все твои вопросы.
На все вопросы? Может ли Иисус объяснить, почему им пришлось бежать в чужую страну? Может ли он сказать, когда она снова встретит маму и папу?
Тут худой мужчина отошел в сторону. Группа молодых людей поднялась на помост. Они казались похожими друг на друга: все с румяными щеками и ясными глазами. По их виду можно было подумать, что у них вообще нет никаких вопросов.
Хор запел чистыми голосами. Молодая женщина с косами, обернутыми вокруг головы, аккомпанировала на гитаре. Первый раз с тех самых пор, как Штеффи оказалась на острове, она слышала музыку. Песни текли сквозь нее, наполняли и согревали. Она погрузилась в дрему, чувствуя мелодию в голове, в груди, в руках и ногах. Музыка была так прекрасна, что Штеффи заплакала.
