— Фу, не люблю, когда меня так называют, точно я уже директор магазина. Лучше, когда просто Валя.
Она протянула мне нож, я открыл банку, но сделал это неумело, чуть не порезал руку, брызнул соусом на пиджак. Валентина отобрала нож, полотенцем стала вытирать пятно. В порыве пьяной благодарности я, как слепой щенок в блюдце, ткнулся ей губами в щеку, она тут же повернулась и с какой-то жадной готовностью принялась целовать меня.
Протрезвел я от скрипа двери, вернулась Мироновна, она сделала вид, что не заметила нас, мышью прошмыгнула в комнату.
Валентина тихонько рассмеялась, поправила платье, взяла мою руку и потянула в комнату. Тут же ее пригласил танцевать Лешка, а я, все еще глупо улыбаясь, сел рядом с Мироновной. За столом своим чередом лился разговор, обсуждали последние новости. Подруга Валентины костерила какую-то Нинку, которую, по ее мнению, надо давно посадить. Валентина тоже принимала участие в обсуждении, нет-нет да вставит слово. Я слушал рассеянно, из головы не выходил случай на кухне: «Вот так открыл банку!» Но это чувство стыдливой растерянности быстро прошло, не знаю отчего, может быть, вид сытного стола был тому причиной, может быть, что-то другое, я еще не мог понять эту перемену. Во мне родилось слабое чувство вины и недовольства собой.
Хозяйка заметила эту перемену и, морщась как от микстуры, выпила водку, затем повернулась и доверительно зашептала:
— Приглянулся ты ей, вот что я тебе скажу. Она и раньше в каждом письме про тебя спрашивала, приветы передавала, а я-то, грешным делом, и не догадывалась. Парень, я вижу, ты серьезный не по годам, сходитесь… Бери ее и живите. Зарабатывает она хорошо. Дом снесут — квартиру трехкомнатную получите, будешь как сыр в масле кататься.
Хозяйка ошарашила меня, не дала рта открыть. Теперь все прояснилось, зачем, собственно, позвали на именины, но представить Валентину своей женой я не мог… Нет, надо сказать все как есть, даже если после этого они попросят нас с квартиры.
— Зинаида Мироновна, у меня есть девушка.
Хозяйка вопросительно вскинула брови. Вот, мол, чудак человек, прочитал я у нее в глазах, ему одно, а он другое, — но она быстро подмяла взгляд. Как ни в чем не бывало пододвинула мне тарелку.
— Ты ешь, ешь. Чего стесняешься? Ты думаешь, я вот так с бухты-барахты тебе сказала. Ухажеров у нее много было, только она разборчивая. Недавно ее один сватал, прорабом на стройке работает. Только не понравился он ей. «С ним и поговорить-то не о чем», — сказала она. Умница. Умеет работать, недостачи ни разу не было.
Я посмотрел на часы. Время уже было позднее. Краем глаза заметил: Валентина следит за нами, видимо догадывается, о чем мы разговариваем.
— Пойду, пожалуй, завтра рано вставать.
— Товарищ твой, я вижу, не торопится. Женат он? Нет? — спросила Мироновна.
— А вы сами у него спросите.
Валентина, увидев, что я собрался к себе, выключила магнитофон, подошла к нам.
— Степан, ты куда? Мы так с тобой и не поговорили. — Она замялась, взглянула на Зинаиду Мироновну. — Тебе, наверное, плохо, я сейчас провожу тебя.
— Нет, нет, все в порядке, дойду.
Я схватил куртку и почти бегом выскочил на крыльцо.
— Совсем опьянел, — полетел вслед голос Мироновны.
Я не сразу пошел к себе, постоял на крыльце. На улице прогромыхала бочка, кто-то из соседей поехал за водой, колонка находилась недалеко от строящегося детского комбината. Затем из клуба, посмеиваясь, прошли девчонки. Только сейчас понял, как мне не хватает Тани. Увидеть ее хотя бы на час, на минуту! Если бы можно было что-то изменить, поправить. Задним числом мы все умные.
Я спустился с крыльца, зашел за угол дома, посмотрел на свое окно. Ребятишки не спали, ждали меня.
Над городом медленно ползла красная точка. Я по привычке проводил взглядом самолет. Сверху летела снежная пыль, и нельзя было понять, откуда она берется и зачем, ведь все равно скоро весна. На улице еще светились окна, за каждым из них своя семья, свои заботы: кто-то делает уроки, кто-то укладывается спать.
И тут я вспомнил: завтра воскресенье, и к управдому идти бесполезно, а в понедельник утром лететь в командировку.
Вновь я ощутил невидимую ношу, точно весь дом с крышей и людьми навалился, придавил меня к земле.
Дома я застал Бумажкина. Он сидел на полу с Костей, выправлял гвозди.
— Можете жить, пока дом не снесут, — сказал он, весело постукивая молотком. — Был у Ожогина. Он поначалу и разговаривать не хотел, как и в прошлый раз, достал бумаги, мол, не положено. Я бумаги читать не стал, отложил их в сторону и пообещал в случае чего написать в газету. Мне перед этим соседи кое-что про него рассказали. Он понял, что меня просто так не вытолкнешь, потихоньку стал сдаваться. Эх, жаль, времени нет, я бы его вывел на чистую воду.
Игорь покосился на Костю, подмигнул ему, знай, мол, наших. Брат в ответ улыбнулся, ладошкой ожесточенно потер нос.
— Чего ты, я бы сам, — сказал я.
— Всего сам не сделаешь, — засмеялся Игорь.
Он повертел в руках гвоздь, прищурившись, посмотрел на свет.
Не так уж много человеку надо. Пьянящая радость обожгла меня, и даже не от того, что нас уже не выгонят отсюда, а что у меня есть такой друг. Сейчас он мне казался самым родным человеком на свете.
Вскоре пришла Зинаида Мироновна, осторожно приоткрыла дверь, что-то бормоча себе под нос, прошла в свою комнату.
В командировку на этот раз собирала меня Вера. Она пришила к пиджаку оторвавшуюся пуговицу, выгладила рубашки, аккуратно сложила их в чемоданчик. Там уже были электробритва, мыло, зубная щетка. Раньше я обязательно что-нибудь забывал. Провожали меня вместе с Костей. Брат порывался нести чемоданчик, но я не дал ему. Костя обиделся, надул губы.
— Ты слушайся Веру и не дерись в школе, — сказал я, обхватив его за плечи, ощутив даже через пальто острые лопатки.
Костя помолчал немного, потом неохотно буркнул:
— А чего они сами лезут!
В первый же день он подрался в школе. Сидевший Рядом мальчишка, увидев залитое йодом ухо, обозвал его обмороженным петухом. Костя, недолго думая, огрел мальчишку портфелем. Завязалась потасовка. Учительница рассадила их, но Костя заявил, что в школу больше не пойдет. Дома он верховодил в классе, думал, так же будет и тут. Нет, так дело дальше не пойдет: как только прилечу из командировки, обязательно запишу его в боксерскую секцию, а Веру — в музыкальную школу. Таня говорила, что ей надо заниматься — слух есть. Потом можно и пианино купить. Без инструмента нельзя. А может, сначала на Черное море? Никто из нас никогда не был на море. Знали о нем только по рассказам отца, лечился он там в госпитале в конце сорок пятого. Лучше всего в августе, перед школой. Вода будет теплой, и фрукты поспеют. А на обратном пути заехать в деревню к тете Наде. Вот обрадуется. Эта мысль мне понравилась, от нее даже стало теплее, захотелось тут же поделиться с братом.
Но Кости уже не было рядом. Он подлез под дерево, стукнул по стволу ногой, с веток на землю посыпался снег. Брат отскочил в сторону, задрав голову, смотрел вверх. «Вот и потолкуй с ним, — думал я. — Ему говоришь одно, а у него на уме другое». С Верой было легко, а с ним я не знал, что делать, не знал, что он выкинет в следующую минуту. Все равно что ежик — пока не прикасаешься, он бегает сам по себе, а чуть задень — иголки.
На остановке, когда вот-вот должен был подойти автобус, сестра тронула меня за рукав:
— Степа, мне надо двадцать три рубля.
Я недоуменно посмотрел на нее. Перед отъездом мы договорились с хозяйкой, она согласилась готовить для ребятишек, деньги я отдал ей. Наверное, опять что-то присмотрела.
— Да это не мне, — заторопилась Вера. — Я сегодня в магазине была, там на Наташку платья есть и валенки, тете Наде надо послать, в деревне, она говорила, их нет.
Я достал деньги и быстро, точно они обжигали мне руку, отдал Вере. «Умница. Все помнит, а я тут забегался и ничего не помню».
— Вот получу квартиру, привезу Наташку, будем жить все вместе, — смущенно сказал я.
— Хорошо бы, — мечтательно протянула Вера.
— Мне отдельную комнату, — предупредил Костя. — Я Полкана привезу.
Он снял с головы шапку, хлопнул ею о колено, стряхивая снег.
— За тобой убирать надо, а там еще и за собакой, — прищурилась на брата Вера.
Они еще долго стояли на остановке, ждали, пока автобус не свернет за угол. Раньше в командировку я уезжал легко, будто так и надо, а тут ехал с тяжелым сердцем: «Вдруг со мной что-нибудь случится, как они без меня?»
Вот уже неделю, как мы были в Холодных Ключах.
Аэропорт примостился на широкой косе, уходящей далеко в водохранилище. С утра, едва взойдет солнце, мы улетаем вниз по водохранилищу, затем делаем несколько рейсов на противоположный берег в Заплескино, оттуда на железнодорожную станцию следует автобус. Вместе с пассажирами возим почту, иногда летаем за больными в глухие таежные деревушки.
