«Что с тобой, Луи?»
«Отстань! — крикнул он так, словно отец обидел его. — О, ты ничего не понимаешь!»
«Я пойму, Разве ты не мой сын, Луи?» — сказал отец.
Луи крепко сжал отцовскую руку и ответил:
«Земля… Я хочу землю… свой маленький виноградник… Хочу слушать, как поет жаворонок… ухаживать за лозой… Ведь ты же знаешь, что я не люблю моря!»
Да, камрад, Луи не любил моря. Он любил землю и страстно мечтал о ней. Ради нее он шесть лет скитался по далеким морям… Франция переживала трудные дни, камрад, боролась против фашистов и предателей, а Луи находился за океаном, на бразильских парусниках, между Сатосом и Форталесой, и копил деньги, чтобы приобрести землю.
Но он ничего не скопил. Луи вернулся в Марсель без гроша в кармане. Ему немалых трудов стоило устроиться на «Терезу». Он стоял за штурвалом, пел песни. Кто смотрел на него со стороны, мог подумать, что он веселый матрос, а на самом деле на сердце Луи лежала тоска.
Его ничто не интересовало, кроме земли, и матросы прозвали его «блаженным». Отец также был неважного мнения о нем. «Дениза, — говорил он мне с огорченном, мой Луи — самый глупый парень в нашем роду…»
Вот какой был Луи…
Так вот, камрад, когда Луи еще раз сказал: «Ты ничего не понимаешь», — отец нахмурился и велел мне принести кружку вина. Я принесла. Луи выпил и повторил:
«Нет, ты ничего не понимаешь…»
«Луи, брось море. Иди работать на виноградник, как работаю я», — сказал отец.
Лицо Луи побелело, и он не своим голосом закричал:
«Я не продаю душу!»
«А на корабле разве ты не продал душу?» — спросил отец.
«Нет, там я продал только руки… Моя душа здесь… Я не хочу работать на хозяина и любить его землю…»
Он раздавил гроздь винограда, которую держал в руке, и розовый сок полился на землю.
После этого Луи допил из кружки вино, лег на траву и сказал:
«Отец… я готов на все, для того чтобы иметь свой клочок земли. Готов на все… Слышишь? Я сделаю все, что хочешь».
Мне почему-то стало страшно. Я ушла. Ушел и отец. Мы оставили Луи одного, думая: пусть уснет. Но он не уснул. Он лежал и все время плакал, а когда стемнело, поднялся и, не попрощавшись с нами, отправился на судно.
Случись это сейчас, я бы помогла Луи. Я бы ему сказала, что надо делать. Я бы сказала: «Луи, землю надо завоевать, как это сделали русские». Но тогда, камрад, я была темной деревенской девчонкой, которая ходила к попам и слушала их сказки…
С тех пор мы редко виделись с Луи. Он стал много пить, сидел в тавернах в компании каких-то подозрительных людей, и отец все говорил:
«Дениза, наш Луи доверчивый, как ребенок, его могут запутать в какую-нибудь историю».
И тут, камрад, грязные скоты затеяли войну с Вьетнамом. Луи взяли в солдаты и послали убивать вьетнамцев.
Луи ничего не боялся. Война так война. Однажды он сказал: «Там, во Вьетнаме, много богатств. Может быть, там мне привалит счастье. Я достану денег, куплю виноградник…»
Его посадили на пароход и отправили к далеким берегам Вьетнама. Я уже говорила, что Луи ничего не боялся. Там, на Востоке, он пришелся по душе своему начальству, особенно капитану роты Симону Понсе.
Вы спро́сите, откуда я знаю о нем? Я скажу после… Этот Симон Понсе посылал Луи на разные опасные вылазки, а когда тот возвращался, он хвалил его перед строем, давал спирт и говорил:
«Луи, ты храбрый солдат. Когда мы уничтожим этих желтых дьяволов, тебя наградят. Тебе дадут денег, много денег».
И Луи верил этому. Он, наверное, подсчитывал эти деньги, думая купить на них виноградник.
Однажды рота, в которой служил Луи, была остановлена вьетнамцами на широкой лесной поляне.
Среди вьетнамцев была девушка. Капитан Понсе первый увидел ее — увидел ночью, при свете ракет, когда она ползла под огнем, забрасывая гранатами его солдат, и он приказал Луи убить ее.
«Ступай подстереги эту чумазую Жанну д’Арк. Она что-то действует мне на нервы», — сказал Понсе.
Он налил Луи полный стакан коньяку и, когда тот выпил, сказал:
«Когда ты закончишь кампанию, тебя наградят. Тебе дадут землю во Вьетнаме».
Капитан Понсе бил в самую точку.
Перед рассветом Луи вылез из-за прикрытия и выдвинулся на середину поляны. Он занял воронку, накрыл себя сверху ветвями кустарника и притаился.
На поляне после ночного боя стояла тишина, Луи лежал спокойно, не шевелясь. Ему грезился виноградник, земля…
Многие солдаты знали о слабости Луи и смеялись. Больше всего смеялся над ним батальонный повар Гильом, с которым Луи обычно делился своими мыслями.
«Получишь ты землю, жди! Держи карман шире!» — говорил Гильом.
Но Луи словно помешался. Пусть повар смеется, это он говорит из зависти. Гильом — злой человек. Зато он, Луи, не такой. Когда он получит землю, он позовет повара к себе, выкатит бочонок вина и скажет: «Купайся, Гильом!»
Лежать в воронке было неудобно — мешали длинные ноги. Из траншеи вьетнамцев никто не показывался. Луи стал глядеть на поляну. Кругом лежало много мертвецов. Почти все французы.
«Они сами виноваты: их никто не звал в эти леса». Кто это сказал? Наверное, повар Гильом. Нет, не Гильом. Так говорим маленький черномазый солдат из Гавра, Леон, которого капитан Понсе обещал расстрелять за длинный язык. Что ж, может быть это правда?
В эту минуту рядом с воронкой разорвался снаряд. Но Луи не слышал взрыва…
Спустя несколько минут Луи пришел в себя. Он лежал на спине. Его длинные ноги высовывались из воронки. Луи подобрал их внутрь, хотел повернуться на бок и не смог; и тут он увидел, что у него нет кисти правой руки.
Луи закричал. Его крик слышали все солдаты, но ни один из них не хотел вылезти из-за прикрытий.
Надо было левой рукой достать из кармана платок и с помощью зубов туго перетянуть обрубок правой руки. Но Луи лежал неподвижно.
Рана кровоточила. Он не чувствовал боли. Он лежал и думал: «Я, Луи, калека…» Он увидел себя в Марселе нищим на пристани…
В это время застрочили пулеметы.
Вот тут Луи поднялся. Он поднялся во весь рост, страшный, весь в крови, с судорожно открытым ртом, и закричал:
«В меня!.. В меня!.. Эй, капитан Понсе!.. Так вот она, земля!» — Он поднял винтовку, плюнул на нее, швырнул на землю.
Он слишком поздно понял, что такое война.
Пуля попала в сердце Луи. Он упал грудью вперед, схватив левой рукой горсть чужой, раскаленной солнцем земли…
Год спустя эту самую горсть земли привез нам в кисете солдат Леон, который служил вместе с Луи.
Отец спросил, для чего он ее привез, и Леон ответил:
«Позови соседей — узнаешь».
Я позвала соседей. Пришло человек десять. Солдат Леон взял кисет, высыпал из него на ладонь землю и сказал:
«Глядите, вот земля, чужая земля, которая никогда не приносит счастья захватчикам…»
И Леон рассказал нам о Луи.
Я плакала, камрад. Как-никак, а Луи — мои брат… Потом я вспоминала о девушке-вьетнамке, которую ему велели убить, и перестала плакать. Я всю ночь думала о ней.
Отец тоже не спал. Утром он передал мне кисет с горстью вьетнамской земли и сказал:
«Дениза, иди в гавань, найди там судно, уходящее на Восток, и отдай землю матросам. Пусть они, возвратят ее Вьетнаму…»
Корабельные склянки пробили полдень, Дениза поднялась.
— Но я не исполнила просьбу отца, — сказала она. — Горсть вьетнамской земли со мной. С ней я прихожу на каждое судно, уходящее на Восток, показываю ее солдатам или матросам и рассказываю им о своем Луи… Прощайте, камрад, мне пора.
Была весна. Чуть слышно шумело море, и высокое синее небо над ним становилось еще синее.
Спардек — верхняя палуба.
