— Ладно, ладно, ведь это я в шутку!.. Уж помилуем твоего Старичка-Корешка, пусть живёт хоть ещё сто лет!.. Да и огонь-то в печке давно потух — сама погляди! Получай своего уродца, раз уж ты за ним на край света ехала. Только смотри: не верь больше побасёнкам твоей Прапра и не суй его под подушку Прекрасной Лило. Она и так будет жива и здорова. А может, и вообще ты вернёшься домой, а малыш уже тут как тут, и все твои страхи были напрасны! Вот увидишь!
Так он её утешал и уговаривал, пока она не перестала всхлипывать и не пообещала бросить свои глупые затеи со Старичком-Корешком. Она вынула Старичка-Корешка из ящичка — ящик занял бы слишком много места в её спортивной сумке — и завернула его в большой синий носовой платок, который подарил ей дедушка Алоиз. А потом нашла у себя целлофановый пакет и, засунув в него Старичка-Корешка, положила его на самое дно сумки.
На всё это ушло так много времени, что Ромашка успела ещё только выпить стакан молока да наспех проглотить бутерброд. И вот уже надо прощаться с дедушкой Алоизом. Она поцеловала его в колючую белую бороду — ей было так жалко с ним расставаться…
— Я ещё приеду, обязательно, вот увидишь…
Но тут что-то зашипело, и часы пробили — ку-ку, ку-ку… — пять раз. Надо было бежать.
Дорогу найти оказалось нетрудно. Спустившись с горы в долину, она помахала рукой дедушке Алоизу, а он, стоя на краю Лавандового луга, всё махал и махал ей своим красным носовым платком. Но надо было бежать…
Вот уже показалась вдали башенка водокачки, а вот и сама водокачка, и поворот на Деревенскую улицу. Ромашка быстро дошла до киоска и остановилась — теперь надо ждать на автобусной остановке… А вот и автобус! Он прибыл и отбыл точно по расписанию.
Последнее приключение Ромашки
С мамой Лило можно говорить обо всём. Её можно что хочешь спросить — никогда она не смеётся, а всегда всё объяснит. И ничего нет хуже, чем держать от неё что-нибудь в тайне. Уж кто-кто, а Ромашка это знает.
Они сидят вместе в большом кресле перед открытой балконной дверью — Ромашка и Лило. Малыш спит в детской, а Прапра на скамеечке рядом с коляской охраняет его сон. Хотя, по правде сказать, охранять его не от кого. Но ей это доставляет радость.
Теперь Прапра уже не ждёт так подолгу Ромашку одна в своём домике. Ромашкин отец заезжает за ней по утрам на небольшой машине, которую совсем недавно купил, а по вечерам отвозит её домой. Днём она помогает Лило по хозяйству и с малышом. Как и раньше, когда Ромашка была ещё маленькой, Прапра проявляет себя с самой лучшей стороны. Все знакомые только диву даются: «В ваши-то годы! Ну какой же вы молодец!»
А Ромашка рассказывает Лило обо всём, что с ней случилось. Прапра сама ей это позволила и даже велела. Ромашка то и дело запинается, и тогда уж Лило просто догадывается, что было дальше, — так понемногу всё и выясняется. И Ромашка чувствует, что ей становится всё легче и легче, а когда рассказ подходит к концу, она снова превращается в ту весёлую Ромашку, какой была раньше. Вот-вот запоёт!
Она уже рассказала, как автобус из Златогорья остановился на кругу перед самым вокзалом — там, где начинаются все автобусные линии. Теперь ей надо было пересесть в автобус, отправляющийся на Ласточкино Поле.
— Автобус уже подошёл, — продолжала она, — я могла бы сесть в него и поехать, но я не села. Я так устала, и горло болело, и голова… И я всё думала, думала, мысли у меня как-то скакали и разбегались… Только про что я думала, я теперь и сама не знаю. И не знаю, как мне вспомнить…
Лило помогала ей:
— Погоди, может, я угадаю? Наверно, это были мысли о том, что тебя и раньше весь день тревожило. Но ведь обо всём сразу думать нельзя, вот ты и думала то об одном, то о другом понемножку. А теперь тебе кажется, что у тебя мысли скакали. Ну и потом у тебя уже тогда, конечно, был жар.
— Но о чём же это я думала — то об одном, то о другом? Одно-то я знаю… Я за тебя боялась… Ну, а ещё о чём?
— Вот видишь, Ромашка, одно ты вспомнила. А ещё ты, наверно, сама с собой спорила, что гаданье на картах — это чепуха. А Старичок-Корешок! Как над ним смеялся дедушка Алоиз! Может, тебе иногда приходило в голову, что он прав?
— Да это-то мне ещё в долине приходило в голову и возле водокачки, только страх за тебя всё равно был сильнее. Но я ещё про что-то всё думала, а про что — не помню…
— Может быть, тебя мучила совесть? Ты ведь знала, какой переполох поднимется в лагере, как только заметят, что ты исчезла. А ещё ты, наверно, вспомнила Вольфа и думала, что его про тебя станут спрашивать…
— Конечно, я его вспоминала, но я ведь знала, что он лежит во флигеле, в изоляторе, из-за ангины. Значит, к нему приставать не будут. А вот совесть меня и правда мучила. И я боялась возвращаться в лагерь. Не то чтобы наказания боялась или так уж переживала, что они там волнуются — ведь они бы сразу увидели, что я жива и здорова, — а вот всякие вопросы… Мне об этом подумать и то было страшно. Ну что бы я им ответила?.. А теперь я вдруг вспомнила, чего я так испугалась там, на площади, в толпе, среди всех этих автобусов. «Ведь мне глотать больно, у меня, наверно, ангина! — подумала я. — Значит, как только я приеду в лагерь, меня положат в изолятор, во флигель, и я не смогу убежать!» И тут мне вдруг показалось, что без Старичка-Корешка ты совсем пропадёшь… А потом всё пошло так быстро, словно во сне. Толпа людей входила в двери вокзала, и я тоже пошла со всеми. У кассы меня чуть не задавили… Тут кто-то крикнул: «Да осторожнее! Тут ребёнок!.. Куда тебе, девочка?» Помню только, что в руках у меня была спортивная сумка, и кошелёк, и билет, а как это вышло, сама не знаю. А потом я сижу уже в поезде, в углу, и ощупываю сумку — здесь ли Старичок-Корешок? Да, здесь!.. Какая-то женщина смотрит на мой билет и говорит, что она едет в тот же город, и спрашивает, где я живу… А потом я, наверно, всё время спала. Женщина меня разбудила, ночью, и посадила к себе в такси. Она даже со мной по лестнице поднялась. А папа открыл дверь — и прямо остолбенел… Они про что-то говорили, только я ничего не поняла. И она сразу ушла. Папа на меня смотрит, а я на него смотрю. Я спрашиваю: «Где мама?» А он говорит: «В роддоме». А потом всё закружилось, и папа понёс меня на диван. А что дальше было, я не знаю.
— А дальше я могу тебе рассказать, — сказала Лило, — хотя меня там и не было. Папа мне всё подробно описывал. Он совсем растерялся, не знал, с чего начать. И вдруг звонок в дверь, входит аптекарь, а за ним аптекарша, и оба сияют — поздравляют его с сыном. Звонила из родильного дома старшая сестра — сказала, что родился мальчик и что мы с ним чувствуем себя хорошо. Папа просто не знал, плакать ему или смеяться. Сперва ты — как снег на голову, и ясно, что больная, а тут вдруг эта новость. Хорошо ещё, что здесь был аптекарь и, главное, аптекарша. Ты ведь знаешь, она никогда головы не теряет, даже в самую трудную минуту. А тут как раз начался переполох. Ты очнулась и давай кричать: «Хочу к Лило, хочу к Лило!» Ну она и поняла, что начинать надо с тебя. Задала несколько вопросов и установила, что ты удрала из лагеря. Тогда она стала распоряжаться: аптекаря послала звонить по телефону в лагерь — там, оказывается, все до того были ошеломлены твоим исчезновением, что уже собрались спустить воду в пруду. Думали, ты утонула. А ещё ему сказали, что в лагере несколько случаев ангины…
— Мама Лило, — перебила её Ромашка, — ведь с ангиной это так… отговорка… Теперь все думают, что я из-за ангины убежала, потому что в жару сама не знала, что делаю… А ведь я и в лагерь только затем поехала, чтобы раздобыть Старичка-Корешка и привезти тебе. Я ведь с самого начала убежать задумала…
— Да, я это знаю, Ромашка. И учитель Герберт знает, и фрау Ирена. Я с ними говорила. И они тоже со мной согласны, что не стоит об этом никому рассказывать, пусть уж это останется тайной. А то все будут смеяться над Прапра, и никто не станет её уважать, как раньше. Ну давай я тебе расскажу дальше. Аптекарша осмотрела тебе горло — оно было красное и воспалённое — и сразу же распорядилась: тебя перевезти к бабушке Посошок, а в квартире сделать дезинфекцию, чтобы микробы тут не плясали, когда я с малышом вернусь домой. Обо всём она подумала. Аптекарь дал тебе лекарство, а потом ты уснула и даже не заметила, как папа перенёс тебя вместе с твоей спортивной сумкой, которую ты всё прижимала к себе, в новую машину и отвёз к Прапра. Да, а где твоя спортивная сумка?..
Ромашка вскочила и принесла сумку. Никто из неё ничего не вынимал, потому что она была почти пустая. Ромашка вытащила из неё целлофановый пакет и положила его на колени Лило.
— А ну-ка посмотрим, какой он, — сказала Лило, — это мне очень интересно!
Она сняла целлофановый пакет, развернула большой синий носовой платок дедушки Алоиза и вынула из него Старичка-Корешка. Потом подняла его повыше, чтобы получше разглядеть, и тут с ней случилось то же самое, что с дедушкой Алоизом, — она громко рассмеялась. Правда, смех у неё был совсем другой — не хрипловатое «Хо-хо-хо!», а весёлый, звонкий и такой заразительный, что Ромашка сама залилась радостным смехом. Как раз в эту минуту в комнату вошёл отец и, увидев Старичка-Корешка, удивлённо воскликнул:
