И тут она поглядела на Ромашку, стоявшую возле окошка со спортивной сумкой за спиной.
— Ну что, путешественница, автобусом к нам приехала?
Ромашка кивнула.
— Одна? Или ждёшь кого?
— Я в гости… Дайте мне, пожалуйста, молока и кусок кекса, — попросила Ромашка продавщицу, достававшую из большого холодильника бутылки с молоком.
Продавщица налила второй стакан:
— Вот, получай, путешественница!
— К кому же ты в гости приехала? — спросила почтальонша.
— К Алоизу Посошку, — ответила Ромашка.
— Да ну! К нашему дедушке Алоизу? Вот он удивится! Таких молодых гостей он давно уж не видывал. Откуда же ты его знаешь?
— Я его не знаю. Он мой двоюродный прапрадедушка. А вы его знаете?
— Конечно. Почтальон всех знает, кому письма носит. Сам-то он теперь в деревню не спускается. Ему ведь, поди, уже лет девяносто. Но так-то он жив-здоров. Бодрый старик.
— А далеко его дом?
— Да если быстро идти, за час дойдёшь. Только под конец в гору, подъём крутой. Доберёшься ли?
— Доберусь! Мы со школой сколько раз на экскурсию ходили. А как туда пройти?
Почтальонша задумалась.
— Не так-то это легко объяснить. А мне сейчас как раз в другую сторону. Ну ладно. Сперва пойдёшь по Деревенской улице до водокачки — вон она и отсюда видна, старый домишко с башенкой. А там развилок — дорога на три дороги расходится, столбик такой со стрелками. И на одной написано: «Лавандовый луг». По этой дороге и пойдёшь.
Она замолчала и стала прислушиваться к далёкому позвякиванию колокольчиков — звук этот быстро приближался и становился всё громче и громче.
Колокольчиков было много-много, они звенели переливаясь, то заглушая, то перебивая друг друга, и всё-таки они приближались все вместе, нестройной волной звона. Одни колокольчики гулко гудели, другие звонко звенели, и всё это сливалось в волшебный звон — звон колокольчиков огромного стада деревни Златогорье. Коровы шли словно лавина, растянувшись во всю ширину шоссе. А рядом со стадом — пастух и овчарка. Пастух поздоровался с продавщицей и с почтальоншей, а та спросила:
— Куда сегодня гонишь стадо, Мартин?
— К подножию Драконовой горы.
— К Драконовой горе? Тогда, значит, ты пройдёшь по Лавандовому лугу? Вот этой девчушке тоже туда, она к Алоизу Посошку в гости приехала. Не возьмёшь ли её с собой?
— Почему не взять? — сказал пастух. — Пошли, попутчица! А как тебя звать-то?
— Ромашка, — ответила Ромашка.
Она сказала это очень громко, потому что коровы толпились вокруг неё, обходя киоск. Первые уже сворачивали на Деревенскую улицу, словно знали дорогу, колокольчики их гудели, звенели, пели. А пастух говорил басом — его голос сливался со звоном.
— Вот оно что! Ромашка? У нас так зовутся только цветы. Ну пошли, мои коровы ждать не умеют!
Он помахал на прощание продавщице и почтальонше, а Ромашка еле успела сказать им «Спасибо!» и крикнуть на ходу «До свидания!».
Овчарка Мориц, словно поняв, что Ромашка тоже стала теперь как бы членом стада, ткнула её влажным носом в ногу, будто говоря: «Ну, давай-давай побыстрей!» И Ромашка бросилась догонять пастуха.
Вот уже она зашагала с ним рядом.
Они шли по Деревенской улице, пока не дошли до водокачки. Здесь они свернули налево и вскоре вышли из деревни. Теперь они шагали по узкой долине, с обеих сторон окружённой густым лесом, лес этот медленно взбирался в гору. Долина вилась широкой лентой между его высокими стенами, и среди сочной зелёной травы журчал, сбегая вниз, весёлый ручей. В траве было так много ярких цветов, что у Ромашки глаза разбегались — такого она ещё не видела. Разноцветные водосборы, белые полянки тысячелистника и жёлтые наперстянки, васильки, маки, крупные синие колокольчики и её тёзки — нежные и ясные ромашки. А по берегам ручья целые выводки незабудок… Пастух всё поглядывал на Ромашку, а потом сказал:
— Оно и видно, что ты из семьи Посошков. Они с давних пор с травами да с цветами на «ты». Это ведь они посеяли лаванду на горном лугу. Давным-давно дело было, никто и не помнит когда… Лет сто назад, а может, и больше.
— А я тут не вижу лаванды, — сказала Ромашка. — Прапра, моя двоюродная прапрабабушка, всегда кладёт сушёную лаванду в шкаф под бельё. Потому оно у неё и пахнет так хорошо.
— Увидишь ещё лаванду, как придём на луг, — ответил пастух. — Там они её и посеяли, Посошки. Правда, теперь уже не весь луг от неё голубой, другие цветы её повытеснили…
Пастух стал расспрашивать Ромашку про её житьё…
Пастух стал расспрашивать Ромашку про её житьё, и она рассказала ему про отца, про Прекрасную Лило и Прапра.
Солнце уже поднялось высоко, и в долине было так жарко, что даже говорить не хотелось. Долго шли они молча, а потом пастух остановился и сказал:
— Ну, пришли. Вон он, Лавандовый луг. А на самом верху, на краю леса, дом Посошков.
Словно широкий ковёр, расстелился Лавандовый луг по крутому склону горы. Со всех сторон его обступает лес. А на вершине горы — островерхая крыша.
Теперь они поднимаются в гору по самому краю луга. Луг ещё пестрее долины. Но на нём так много одичавшей лаванды, так упорно она пробивается среди ярких цветов, что чудится, будто весь он окутан голубоватой дымкой.
Стадо мирно бредёт по краю леса, взбираясь всё выше и выше. Нет, оно не вытопчет голубой луг: овчарка Мориц без труда удерживает коров на границе леса — они ведь любят тень, да и тут сколько хочешь сочной травы.
Быстро идти никак нельзя. Поднялся ветер, он шумит и свистит в вершинах деревьев, сливаясь со звоном колокольчиков в настоящий волшебный хор. Ромашка и сама бы запела, только тонкий её голосок всё равно не расслышишь в этом лесном оркестре.
Прапрадедушка Алоиз Посошок
Перед бревенчатым домом с зелёными ставнями сидит на скамейке старый-престарый Алоиз Посошок. Маленький, высохший, сгорбленный, сам похожий на Старичка-Корешка. Старичок-Корешок этот мирно попыхивает трубкой — длинной-предлинной, до самой земли. Борода и усы у него совсем белые, и нависшие брови тоже белые, а из-под них ясно и зорко глядят весёлые серые глаза — совсем такие же, как у Прапра. Только у Прапра на голове чёрный беретик, а у прапрадедушки Алоиза — вязаный голубой колпак. И тоже натянут на самые уши — видно, и у него уже нет волос.
Овчарка Мориц и коровы никакого внимания на домик не обращают; звеня колокольчиками, стадо проходит краем луга и снова сворачивает в лес, словно зная, что путь лежит к подножию Драконовой горы. А пастух берёт Ромашку за руку и торжественно подводит её к прапрадедушке Алоизу.
— Алоиз! К тебе гости! — говорит он. — Твоя двоюродная праправнучка Ромашка. Она привезла тебе привет от своей прапрабабушки. Той самой, которая полвека назад уехала отсюда так далеко, что вы с ней больше уже ни разу не виделись. Помнишь, ты сам мне рассказывал…
Маленький старичок вынул трубку изо рта и рассмеялся:
— Хо-хо-хо, Мартин! Какие ты мне всё новости сообщаешь! Так, значит, это наша Ромашка! Видеться-то мы с тех пор не виделись, да ведь письма друг другу пишем!.. Гляди-ка, что это с Морицем?
Овчарка Мориц громко лаяла, и пастуху пришлось поскорей распрощаться и бежать к стаду.
— Спасибо! — крикнула ему вдогонку Ромашка.
Лай утих. И звон колокольчиков становится всё тише и тише, а потом вдруг прапрадедушку с праправнучкой обступает такая тишина, какой нигде никогда не бывает, кроме как на вершине горы, на лугу, окружённом лесом.
— Ты у меня погостишь, Ромашка? — начал разговор Алоиз Посошок.
— В шесть часов мне уже надо быть внизу у киоска — автобус отходит… Поеду обратно в лагерь, в Ласточкино Поле.
— Так, значит, ты в лагере? Как же это они тебя одну отпустили?
Ромашка покраснела как рак.
— Прапрадедушка Посошок… — пробормотала она.
— Можешь звать меня просто дедушка Алоиз, Ромашка… У тебя есть часы? Главное — это не опоздать на автобус. Ласточкино Поле ведь далеко отсюда. А тебе ещё пересадку в городе делать.
— Нет, у меня часов нет… Но ведь у вас, наверно, есть, дедушка Алоиз?
— Дедушке можно говорить «ты», Ромашка! Ну конечно, у меня есть часы… Погоди, вот сейчас они будут бить.
И правда, через открытую дверь до них донеслось из дома сперва какое-то тихое шипенье, а потом громко и чётко, хоть и немного хрипло прозвучало: ку-ку, ку-ку, ку-ку… И так двенадцать раз.
— Двенадцать часов, — сказал дедушка Алоиз. Он встал и выбил из трубки пепел. — Пора обедать. Пойдём-ка посмотрим, сварилась ли картошка.
— Уже двенадцать? — изумилась Ромашка. — Значит, так долго мы к тебе взбирались?..
Они вошли в дом. Всё здесь сияло чистотой. В печке горел огонь.
На обед была яичница-глазунья, картошка и земляника с молоком.
