— Дядя Карл! — радостно крикнул он. — А где ваша лодка? Вот эта, красивая, с флагом?
Смотритель Нурдстен сделал глубокий вдох. Несколько недель, даже месяцев он ждал этого дня. Он готовился к нему. Неужели он поддастся мимолетному настроению и все испортит?
Конечно, нет.
Он погладил Эрика по голове и отодвинул его в сторону.
— Погоди, — сказал он. — Сперва мы должны погрузить ваши вещи.
* * *
— Осторожнее с часами, Оскар.
Тура стояла на носу широкой деревянной лодки и смотрела, как Лундберг достает из телеги часы. Она беспокоилась, как бы чего не случилось, и подозревала, что Карла легко вывести из себя. Это видно было по его стиснутым челюстям и напряженным плечам. Он стоял на пристани и ждал, что Оскар передаст ему часы, а он опустит их в лодку Туре.
Оскар Лундберг тоже видел, что Нурдстен, этот сноб с блестящими пуговицами, теряет самообладание. Сам он сохранял спокойствие и старался двигаться как можно ровнее.
— Тура, я же сказал, что ты можешь на меня положиться. Неужели ты забыла об этом?
Он сделал вид, что не замечает протянутых рук смотрителя, и сел на край пристани, положив часы на колени. Осторожно приподняв уголок одеяла, в которое они были завернуты, Лундберг постучал по стеклу.
— Сейчас время остановилось, — сказал он. — Стрелки замерли, они отдыхают, прежде чем настанет время им снова идти по кругу. Они — как мы, люди, или же это мы — как они, не знаю, как уж лучше сказать. Но знаю одно: иногда нам нужен покой.
Лундберг обернулся и посмотрел на маячника, который стоял неподалеку неподвижно, как статуя.
— Или как, капитан?
Маячник сделал вдох, потом выдох. Его дыхание было прерывистым и жестким. Как у сторожевой собаки, подумалось Оскару Лундбергу.
— Я требую ответа, капитан, — повторил Лундберг.
Его голос звучал серьезно, хотя в глазах блестела веселая искорка.
Тут смотритель наконец ожил.
Твердой походкой он подошел к Лундбергу и указал на часы.
— Давай сюда часы и продолжай разгружать телегу!
— Есть, капитан, — сказал Лундберг, протягивая часы Туре. Потом поднялся, стукнул каблуками и встал по стойке смирно. — Капитан отдает приказы, как настоящий генерал. Похоже, капитану нравится командовать.
— Хватит, Оскар, — крикнула Тура. — Успокойся!
Но было поздно. Покраснев, смотритель подошел к Лундбергу, схватил его за грудки и рявкнул:
— Как ты смеешь так говорить со мной? Совсем стыд потерял? Отвечай!
Лундберг невозмутимо убрал его руку.
— Если капитан изволит успокоиться, я подумаю над его вопросом.
— Нечего языком чесать. Разгружай телегу и проваливай.
Лундберг промолчал, но Бленда заметила его хитрую усмешку. Вернувшись к телеге, где стояла девочка, Лундберг подмигнул ей. Бленда улыбнулась. Они с дядюшкой Лундбергом были заодно. На папиной стороне, подумала Бленда.
Вместе с Оскаром они подкатили телегу к краю причала. Смотритель стоял поодаль и даже не думал помогать. Только когда дело дошло до американского сундука, он очнулся и помог спустить его в лодку.
Когда в телеге не осталось ничего, кроме пустых бутылок, Тура подошла к Лундбергу и пожала ему руку.
— Спасибо, Оскар, — сказала она. — Спасибо тебе за помощь. Без тебя мы бы не справились. Надеюсь, я смогу когда-нибудь отблагодарить тебя.
Лундберг сжал ее ладонь в своей.
— Береги себя, Тура, и своих прекрасных детей. Если что, ты знаешь, где меня найти.
Смотритель нетерпеливо тыкал пальцем в сторону телеги.
— Забирай и проваливай отсюда.
Эрик встал со своего места в лодке и крикнул:
— До свидания, дядя Лундберг!
Бленда стояла у пустой телеги. Отъезд был неминуем, им некуда было возвращаться. Скоро дядя Лундберг исчезнет в толпе на набережной.
— До свиданья, — прошептала она. — И, дядя Лундберг, если… если папа…
— Я найду вас, — ответил Оскар Лундберг.
Он протянул ей руку. Бленда протянула свою, и ее ладонь исчезла в его большом кулаке. Они торжественно пожали друг другу руки, как будто Бленда тоже была взрослым человеком.
А потом все кончилось. Лундберг взял телегу и, немного пошатываясь, стал перебираться через рельсы. Смотритель, которому уже не терпелось поскорее отчалить, помог Бленде спуститься в лодку.
Эрик увлеченно наблюдал за тем, как Нурдстен зажигает паяльную лампу и греет мотор. Со второго раза двигатель завелся, и глухой стук, который к тому же отдавался во всем теле, распространился по деревянному остову лодки.
— Отдать швартовы! — крикнул смотритель Туре, сидевшей на самом носу. Эрик увидел, как его мама неуверенно встала и приподняла юбку, чтобы залезть на банку.
— Можно я? — крикнул он и подбежал к ней.
Даже стоя на банке ему пришлось приподняться на цыпочки, чтобы дотянуться до рыма на причале. Толстый канат был крепко привязан и не сразу поддался, но в конце концов Эрик торжествующе посмотрел на Нурдстена.
«Есть, капитан!» — хотел было крикнуть Эрик, как делали юнги в рассказах, которые он читал, но вспомнил дядюшку Лундберга и промолчал.
* * *
Вскоре Эрик сидел, подобрав ноги, на носу и следил за тем, как лодка, качаясь, рассекает волны. Это было настоящее приключение — слушать крик чаек, вдыхать соленый запах моря и плыть навстречу неизвестному.
Он впервые видел Линдхольменскую верфь вблизи. Корабли и краны оказались гораздо больше, чем он их себе представлял, сидя у крепости на Скансберьет. Удары молотков клепальщиков заглушали даже стук мотора. Этих звуков Эрик никогда раньше не слышал.
— Здесь работал папа, — крикнул он, указав на верфь.
Тура, сидевшая на корме рядом со смотрителем, его не услышала, но Бленда кивнула ему.
В следующую минуту показалась крепость на Скансберьет по ту сторону реки. Эрик вскочил и закричал:
— Я вижу Рулле! Он сидит на короне и смотрит на нас!
Он замахал руками с такой силой, что смотрителю пришлось сбавить скорость.
— Быстро сядь! — рявкнул он.
А потом повернулся к Туре:
— Детям еще многому надо научиться, и в первую очередь — поведению на борту.
Бленда сидела на средней банке, поникшая: она устала. Она и раньше плавала на лодке по реке и видела верфь вблизи. Папа дважды брал ее на Линдхольмен. В первый раз это было в воскресенье, в его выходной день. Он показывал ей большой слип, где строят суда. Слип напоминал ледяную горку, и папа рассказал ей, что судно ставят на специальную тележку, и когда постройка окончена, его просто спускают на воду по рельсам. Второй раз она попала на Линдхольмен во время забастовки. Папа и Оскар Лундберг взяли ее с собой на большой митинг, проходивший рядом с верфью. Ворота были закрыты, на верфь пускали только тех, кто хотел вернуться к работе. «Мы будем бороться дальше, мы не сдадимся!» — кричали папа и Оскар Лундберг.
Это было давно, думала Бленда. Тогда она была маленькая и не очень хорошо понимала, что происходит. Теперь она выросла и понимает почти все.
Но как сложится их жизнь на маяке, она представить себе не могла.
* * *
Моторная лодка тарахтела, постепенно удаляясь от города. Река незаметно превратилась в море, вокруг уже поднимались большие пенящиеся волны, лодку качало все сильнее. Они проходили мимо голых шхер и совсем маленьких островков, вдали открывался горизонт.
Тура не любила качку, ей не нравилось, что лодку швыряет из стороны в сторону. Она никогда не понимала одержимости Вальтера и, оказываясь на море, всегда тосковала по суше. «Вот доберемся, обустроимся, и все сразу наладится, — думала она. — Эрик, похоже, доволен и полон радостных предчувствий. А Бленда наверняка скоро привыкнет».
Смотритель был спокоен. Он уверенно вел лодку туда, где прожил последние десять лет. Они приближались к месту, которое было его домом и где он теперь будет жить с женщиной и ее двумя детьми.
Эрик ушел с носа и подсел к Бленде. Мерный стук мотора сотрясал деревянную банку, на которой они сидели. Эрик пытался сосчитать удары, но то и дело сбивался. В конце концов это ему надоело, и он прилег, положив голову Бленде на колени. Бленда прикрыла его лоб рукой. Эрик задремал. Его разбудил крик дяди Карла:
— Видите маяк?
Бленда не боялась моря, оно напоминало ей о папе. Ветер рассеивал тревожные мысли об Акселе, в лицо летели свежие соленые брызги. Но когда она увидела, как из высоких волн поднимается маяк, ей захотелось плакать.
От него веяло одиночеством, заброшенностью, пустотой.
Бленда никогда не думала, что люди могут жить на таком маленьком клочке земли. Несколько валунов, торчащих из моря, на них заболоченные лужайки, где ноги утопали между кочками голубики и вереска. А над этим крошечным островом раскинулось бесконечно огромное и пустое небо.
