– Ты, верно, знаешь, я дочка местного егеря. У нас сторожка в лесу была срублена. Мать моя умерла рано. Отец меня жалел, не женился. Помню, всегда приговаривал:
– Мачеха – хуже горячей сковороды.
Большой он был, с кудрявой бородой. Ручищи мохнатые, ровно у медведя.
В детский садик я не ходила – нянькой мне лес был.
На заре отец меня по голове гладит:
– Нылы (доченька), не раздумала со мной на обход идти?
А я еще маленькая, спать хочется. Головёнка на подушку клонится, а всё равно лепечу:
– Нет, атай (отец), я с тобой.
Вот и хорошо. Идём по лесу. Серенько ещё, а пташки заливаются. А солнышко проглянет– роса под босыми ногами огнём горит – ступить страшно!..
В полдень знойно, пчёлы гудят. Малиной, мёдом пахнет… А рядом лес еловый, синий. Зайдём туда, словно в тенистую прохладную комнату.
Вечером пыль уляжется: мягкая, белая, как мука. Отец меня, утомлённую, на руках несет. Я головёнку ему на плечо свешу. Смотрю, как солнышко за холмы уходит…
Пошла я в школу, а лес не забывала. Прибегу на поляну, закричу, закружусь. А лес шумит: вместе со мною радуется. И платья я себе всё зелёные шила. Взойду в лес – между деревьев сама, как тоненькое деревцо.
Стал отец речи такие заводить:
– Скоро, Ивушка моя, в город поедешь, профессию получишь. Замуж выйдешь…
А у самого в глазах грусть. Говорят ведь: дочь замуж вышла – огонь в доме потух.
Я сердилась:
– Никуда отсюда не поеду. И замуж не выйду.
– Не зарекайся, дочка. Знаешь пословицу: навоз – земле, овёс – лошади, девушка – парню?
И правда, лукавила я. По ночам мечтала. Выйду как-нибудь на зелёный лужок. А там паренёк: улыбчивый, пиджак нараспашку. И трактор его неподалёку. Сядем на травке, разговор заведем.
И будет он поле пахать, меня машинным рокотом будить. Я ему в полдень кисленького кваску вынесу. «Бог в помощь»! – скажу. Вечером до деревни пойду провожать. Обвенчаемся, и будем жить все вместе: он, отец да я. Потом, даст бог, детки пойдут.
Да, видно, такое только в сказках бывает. Наяву всё по-другому случилось. Пошли про нас в деревне чёрные слухи. Что с шайтаном мы дружбу водим. Что отец мой – колдун.
Дошли те слухи до лесного начальника. Его не напрасно Узыр-Убир (Богач-Кровопийца) звали. Не больно он в нашу лешачью силу верил. Своими глазами захотел взглянуть, правда ли, что неслыханно как хороша дочка егеря.
Воротился отец с обхода, сам не свой:
– Узыр-Убир к нам пожаловать хочет. Товарища-лесника встретил– спасибо, упредил. Собирайся, дочка. Завтра в район к тётке тебя свезу.
Я в узелок платьишки завязала. Печь не топили, ужинали всухомятку. А ночью незваные гости на двор нагрянули: господа на джипах вездеходных. Собак с собой навезли: страшных, горбатых, воют, грызут землю.
Отец меня в дальнюю комнатку на лавке уложил. Тряпьём закидал, велел сказываться хворой. Сам за столом прислуживает.
Я, к щёлке глазом приникнув, дивлюсь. Не узнать отца! Он на районных сходках, как по писаному, выступал. А тут– вроде и впрямь медведь из чащобы вылез. А я-то в щёлку вижу: рука у него под столом в кулак сжимается… Знать, и Узыр-Убир тот кулачок приметил.
Горько вздохнула девушка:
– Не успела я отскочить, когда Узыр-Убир занавеску отдернул. Как увидел меня – глаза выпучил да слюни сглотнул… И зазвали они отца в лес. Не видела я его больше с той поры. Погиб через мою красоту, будь она проклята. Незнамо, где Эзель (злой рок) моего отца настиг. Неведомо, какие слова свое Ивушке в мучениях смертных крикнул…
Тут она шёлковый рукав закусила и отвернулась.
– Потешились они надо мной, враги. Убежала я, притаилась в лесу. До ночи они волками рыскали, меня искали. Да где найти! С досады напились пьяными, тут и попадали.
… И сгорела в ту ночь наша изба, с четырёх сторон подпалённая, до прозрачных угольков. Горела ровно, как свечечка. Я из лесу смотрела и плакала… Один Узыр-Убир, поганый, из огня выполз. Он на меня в милицию и заявил: мол, поджигательница, убийца.
С собаками нашли меня в лесу, скрутили. Осудили на всю жизнь в тюрьму, за уральские хребты. Да только скоро убежала я: лес меня поил-кормил, волшебной силой наградил.
На прощание лесная девушка предложила:
– Может, нужда в чём одолеет, милая. Так ты не стесняйся, проси. Будем с тобой как родные сёстры теперь.
Помощь-то Чирдэм нужна. У дома крышу перебрать не мешало бы. Поросёнку закут утеплить. Коровку купить… Но догадалась: рано еще просить, зарвёшься. Скромно поблагодарила, отказалась. И поняла: вроде не прогадала. Испытывает её ивушка.
С тех пор Чирдэм в лес чаще стала бегать. Зорко следила, чтобы деревенские её отлучек не примечали. С лесной девушкой бродили по полянам. Грибы-ягоды собирали в глухих местах, в болотах, куда деревенские нос боялись сунуть. Плели венки и по воде пускали. Поверяли друг другу сердечные девичьи тайны. Утомятся, на коряжину присядут. Ивушка Чирдэм петь просит.
– Голос у тебя – чистое серебро, – скажет. – Не жалей хороших песен для людей. Не больно много у них, людей, радости в жизни.
Как-то Чирдэм шаньги с картошкой напекла. Подругу стала в гости звать: айда, мол, апай (старшая сестра). Посмотришь, как живу.
Ивушка, как стемнело, стукнула в оконце. Частенько потом подруги в избушке собирались. Ивушка сложа руки не сиживала. Шутливо приказывала:
– Задавай, хозяйка, работу. Руки от безделья затомились.
И за что ни возьмётся, всё у нее проворно выходит, лишь рукава зелёные, узорчатые подоткнёт. Чирдэм повернуться не успеет, а у этой уж печь жарко топлена. Лепёшки пекутся белые да пышные. Ни у одной деревенской женщины такие не получаются.
Осенью Ивушка помогла подружке корову купить.
– Погоди, – смеётся, – институт закончишь, лесной знахаркой станешь. Ой, заживём!
За осенью зима студёная накатила. А там весна не за горами.
Дождались подружки, когда снег сойдёт. Пошли любоваться первоцветами, заодно хворосту для растопки наломать. Бродили, перекликаясь, по весеннему лесу. Вышли на берег Извильки.
Речка недавно ото льда очистилась. Деревья голые, чёрные стояли. У Чирдэм на её сапоги земли полпуда налипло. А у Ивушки башмачки чистенькие, к ним и грязь не пристанет.
Чирдэм весь подол вымочила – хоть выжимай. Ивушка её поддразнивает:
– Ножки не промочишь – рыбки не наловишь! Догадываешься, зачем сюда привела?
Чирдэм, озираясь, головой помотала. А Ивушка ей испытующе в глаза заглянула:
– Целый год к тебе приглядывалась. Душевная ты девушка, самостоятельная. Хочу перед тобой похвалиться. Отвернись-ка да сочти до трёх.
Чирдэм краем глаза примечает: ивушка воды в рукав зачерпнула, впереди себя той водой спрыснула.
– Глянь, богатая или нищая лесная девушка?
Чирдэм руками всплеснула. Ивовая роща, как жар, горит. Глазам больно. Ой, великолепие! На каждом дереве веточки золотые. На них расцветают висячие серёжки, осыпанные алмазной пыльцой.
– Неужели и впрямь твое богатство, апай?!
Ивушка, глядя на её широко разинутый рот, засмеялась:
– Я только хранительница. А хозяин-лес-отец. Лес мне и ключ – тайное слово доверил. Дай время, до конца тебя испытаю – заветное слово открою. Помощницей моей будешь.
Чирдэм, сама не своя, домой брела. С обидой думала: «Богатства у Ивушки сколько! А мне не предложила: на, мол, подружка. Или обеднела, кабы мне хоть крошку алмазную на ноготок стряхнула?»
Села на крыльцо, сапоги от глины выскоблить. Глянь, на грязной подошве жёлтенькие пятнышки сияют. Отколупнула: четыре целёхонькие золотые серёжки на ладони лежат, тычинки алмазные посверкивают.
Чирдэм всю ночь ворочалась. Думала: «Четыре серёжки – в море капелька. А мне та капелька ой бы сгодилась».
Но и другие думы в голову лезут: «Узнает подружка, что утаила золото, быть беде. Глаза у неё светлые, холодные – мстительная».
Ничего Ивушка не сказала при встрече. Она ведь не считала серёжки-то. Их там несметные тысячи были. Правда, Чирдэм показалось, глаза у подружки в тот день холоднее, льдистее были… Или только показалось?
Повеселела тогда Чирдэм. Отправилась в город к ювелиру. Отсыпали Чирдэм целую кучу денег. Она их в платок увязала – и под юбку. Домой в темноте, чтоб никто не видал, пришла.
Дома зарыла в подполье в глиняном горшке. Однажды почудилось: вроде кто-то настойчиво и сердито стукал кулачком в оконце. Утром увидела: ставня оборвалась. Она ночью под ветром стучала.
Чирдэм еще немного выждала и совсем осмелела. Вырыла горшок.
Ухватистой, умной хозяйкой Чирдэм оказалась. Кирпичный завод и пилораму купила. Речку Извильку запрудила, напустила туда жирного карпа.
Наняла работников строить дом: большой, каменный, в центре деревни, подальше от леса. Мужики строили, посмеивались:
– Какая корова – такой и хлев.
Въехала в дом барыней. Автомобиль заграничный, лакированный пригнала. Сад фруктовый разбила. В нём фонтаны бьют до неба. В хрустальном бассейне золотые рыбы плавают. Породистые кобели с цепей рвутся, добро стерегут.
