— Кто хочет взять слово? — спросил лорд Пакс.
— Я за другие меры, — сказал Орестес. — Порка это не метод: скоро забывается. Лучше не давать есть. Если провинившийся не получит завтрака или обеда, он сразу поймет, что надо слушаться. Возиться с мальчишкой — зачем мне это нужно? Пусть посидит в темной комнате, пусть хлебнет страху, сразу вылетят все глупые мысли!
— Никаких прав детям давать нельзя, — сказал друг желтых. — Дети легкомысленны, неразумны, у них нет опыта. Дал Матиуш детям права, и смотрите, что они сделали. Велели взрослым ходить в школу, а сами все перепортили. Бить детей не нужно, это жестоко, заставлять голодать — еще большая подлость, ведь они могут заболеть, вырасти слабыми. Но нужно им объяснить, что они должны подождать, пока поумнеют.
— Прошу слова, — сказал грустный король. — Я не согласен с моими предшественниками. То, что мы теперь говорим о детях, говорилось раньше о крестьянах и рабочих, о женщинах, о евреях и о неграх. Одни такие, другие сякие, в общем, никаких прав им давать нельзя. Ну, а мы дали им права. Не то, чтобы им стало очень хорошо, но лучше, чем было. Матиуш дал много прав сразу, а надо делать это постепенно. Дети должны иметь деньги, чтобы они могли покупать то, в чем они нуждаются. А если они иной раз купят какую-нибудь ерунду, ну что ж, ведь и взрослые не всегда тратят деньги разумно. Можно давать в долг, а когда вырастут, пусть отдадут. А то дети точно нищие. Должны всё просить, подлизываться к взрослым и ждать, когда они будут в хорошем настроении. Конечно, уже и сегодня у детей есть много прав. Ведь раньше отец мог убить своего ребенка, а сейчас этого нельзя. И избивать тоже нельзя. И не посылать в школу нельзя. Итак, нужно решить, какие еще дать детям права. Дети вовсе не хуже взрослых.
— Откуда вы, ваше величество, об этом знаете, ведь у вас нет детей? — спросил насмешливо молодой король.
— Я прошу слова, — сказала Кампанелла; она приехала сразу же, как только узнала, что Матиуш присутствует на совещании.
Но не начала еще Кампанелла говорить, как раздался крик, и такой ужасный, словно начался пожар. Первый вскочил с места Бум-Друм и бросился к окну. За ним остальные.
— Измена! — крикнул кто-то и хотел схватить Бум-Друма. Но Бум-Друм успел выскочить в окно. Кто-то бросился, чтобы запереть на ключ двери — но поздно — в зал заседаний ворвалась толпа дикарей, они бросились на белых королей и стали их вязать…
А впереди всех была Клю-Клю.
— Матиуш, ты свободен! — кричала она.
— Я закрываю заседание! — объявил связанный и уже без трубки во рту лорд Пакс.
— Желтого короля связать?
— Не знаю, — отвечает Клю-Клю. — Теперь Матиуш наш вождь.
Матиуш вспомнил — именно про этих негров профессор говорил, что они самые дикие из всех дикарей. Они отличные гребцы, но такие дикие, что даже Бум-Друм их боялся и позволял приезжать к нему только немногим. И сейчас у Бум-Друма, который больше не должен был притворяться, было недовольное лицо, и хотя он говорил тихо, но было видно, что он очень сердится на Клю-Клю.
Нельзя было терять ни минуты. Дикари уже укладывали кучками по пять связанных королей, другие связывали по рукам и ногам прислугу отеля и немногочисленных солдат, которые были на острове.
Хорошо, что эти дикари умели считать только до пяти, иначе они всех белых свалили бы в одну кучу, и те задохнулись, И вот перед Матиушем стоят на четвереньках три генерала и ждут приказа.
Вдруг Бум-Друм что-то сказал и встал на руки, ногами кверху. То же самое сделала Клю-Клю. Матиуш понял, что должен тоже стать на руки и быстро подошел к стене, чтобы слегка опереться ногами, так как не умел стоять на руках.
— Довольно, — сказал Бум-Друм, — Теперь встань и щелкни каждого генерала по носу.
Матиуш исполнил приказ Бум-Друма, хоть и неохотно.
Каждый из генералов после того, как получил щелчок по носу, перекувырнулся пять раз и стал на руки.
— Теперь возьми со стола этого деревянного божка и обойди каждую кучку королей пять раз, но не оглядывайся назад, иначе будет худо. Каждую кучку пять раз, мой Матиуш, только не ошибись!
Матиуш идет впереди, за ним Бум-Друм, Клю-Клю, негритянские генералы. Матиушу нельзя оглядываться, но он догадался, что они идут на руках. Матиуш сам не знал, когда стыд мучил его больше, тогда ли, когда его несли в мешке, выдавая за чучело собаки, или теперь, когда белые короли увидели, какие у него друзья. Матиуш предпочел бы лежать связанным, чем идти во главе этого безумного шествия. Но он понимал, что это не шутка, что одна маленькая неосторожность может лишить мир всех белых королей.
Ну вот, осталось обойти последние четыре кучки… теперь последние три. Какой чепухой по сравнению с этим были тюремные прогулки! Короли понимали, что дело плохо, и лежали, притихшие. Хорошо, что Матиуш привык считать шаги и менять походку, потому что Бум-Друм давал каждый раз новое задание.
— Матиуш, теперь делай большие шаги, — теперь маленькие — теперь наклонись вправо — теперь подними кусок дерева вверх — теперь иди на пятках. Только смотри, не брось этого божка на землю, когда тебе начнет жечь руки!
Деревянный божок действительно становился все горячее.
Последняя кучка: на самом верху лежала связанная Кампанелла. Матиуш зажмурил глаза.
— Теперь выйди из дома, — сказал запыхавшийся Бум-Друм; этот поход был труден даже для него, ведь он был уже не молод.
Матиуш начал спускаться по лестнице. Божок уже не на шутку жег ему руки — казалось, он несет стакан горячего чаю. Нет, он больше не может!
— Бум-Друм, горячо!
— Терпи, Матиуш! Скоро конец.
— Нельзя ли побыстрее?
— Нет.
Матиуш понимает: Бум-Друм и сам был бы рад скорее все это кончить. Все-таки церемонии, принятые у белых королей, не так мучительны.
Наконец-то!
Жрец людоедов взял горящий кусок дерева из обожженных рук Матиуша.
— Что все это значит? — спросил Матиуш у Клю-Клю, которая с огорчением смотрела на его обожженные руки, когда Бум-Друм ушел, чтобы принять участие в каком-то ужасном военном танце.
— Я виновата, Матиуш, не сердись на меня. Я боялась, что белые короли сделают с тобой что-нибудь плохое, если я немедленно не приду к тебе на помощь. Опасность уже миновала, но все могло плохо кончиться… Тебе очень больно?
Военный танец продолжался три часа, а тем временем Бум-Друм, Клю-Клю и Матиуш выносили из погребов отеля водку, вино и ликеры.
— Как только кончится танец, — сказал Бум-Друм, — я буду следить за порядком, а вы наливайте всем по полбокала вина. И пусть Матиуш в каждый бокал бросает одно зернышко, а ты, Клю-Клю, три зернышка.
И он дал каждому из них по мешочку зерен, напоминающих горох. Потом Бум-Друм разрезал Матиушу волдыри на руках и помазал их какой-то жидкостью, иначе Матиуш не смог бы держать кувшин и бросать в бокалы горошинки.
У Матиуша уже руки затекли, а Бум-Друм продолжает наводить порядок. Одних посылает к Клю-Клю, других к Матиушу. Но больше к Клю-Клю. Матиуш понял, что к ней он посылает самых диких.
Не буду рассказывать, как дикари вели себя в очереди, как кричали, какие корчили рожи, когда пили водку вместе с пивом и вином. Жаль времени, да и неприятно об этом рассказывать.
— Когда это кончится? — и Матиуш с тоской подумал о необитаемом острове. Пусть делают, что хотят, пусть ссорятся, мирятся, дают и отбирают права, пусть даже едят друг друга, только уж без него.
Наконец последний кубок уксусу (так как не было уже и пива), последняя горошина, последний дикарь.
Конец.
Дикари съели Кампанеллу. Виновато лижут нос и уши Матиуша, кувыркаются через голову с жалобным видом. Они все исполняли. Приказал им Матиуш отослать самых диких людоедов, они погрузили их спящими в лодки и отправили. Наверно, все погибнут, потому что грести они не умеют. Приказал Матиуш, чтобы только сто человек осталось — исполнили. Приказал развязать белых королей — без слова развязали: они уважают Бум-Друма, любят Клю-Клю, ну а Матиуш ведь их белый король.
Неужели стали бы они навлекать на себя гнев Матиуша? Они слышали, что Бум-Друм заключил договор с белыми королями, что не только белых, но и черных съедать больше не будут. Они слышали, но не были уверены, что это так. Когда уж Клю-Клю проложит дороги, построит телеграф, начнет издавать газету, научит их читать и стрелять из пушек, тогда будет иначе. Но это еще когда-то будет.
Грустное было заседание. Даже лорд Пакс, хоть не показывал вида, глубоко ощущал утрату Кампанеллы.
— Прошу почтить память королевы вставанием.
Все встали.
— У меня есть добавление, — Бум-Друм поднял два пальца.
Что еще там Бум-Друм задумал?
— Белые короли, — сказал Бум-Друм. — Мои черные братья — дикари, я это знаю. Они причинили вам большое горе. Но вина за это лежит на вас. Вы построили себе прекрасные дворцы, а о нас вы не думаете. Как будто бы дали нам права, но этого мало. Мы не можем себе помочь сами. Я прошу, чтобы на этом заседании обсуждались вопросы не только белых, но и черных детей. Если у нас, старых, жизнь плохая, пусть, по крайней мере, нашим детям будет хорошо.
