отрегулировал руль. Он неплохо разбирался в устройстве велосипеда, потому что у его старшего брата когда-то был велосипед и Яцек помогал ему ремонтировать его, пока брат не уехал в Кельцы.
— Готово, — объявил наконец он, вытирая лоб черной от масла рукой. — Пробуй первым.
— Так я… — смущенно запнулся я, — понимаешь… я еще никогда не катался на велосипеде.
— Не умеешь? — Яцек искренне удивился. — Тогда смотри, как это делается.
Он вскочил на седло, оттолкнулся и выехал из сарайчика во двор. Там он сделал круг, восьмерку, а потом даже отпустил на некоторое время руль. Наконец он резко затормозил и соскочил рядом со мной.
— Отличный велосипед, — сказал он, передавая мне руль. — Ходит как часы. Пробуй.
Оперев велосипед о забор, я забрался на седло и покрепче ухватился за руль.
— Давай, я подтолкну, а ты нажимай на педали. Пошел!
Я проехал не более метра, покачнулся и грохнулся на землю. Сзади громко хохотал Яцек. Разбитое колено саднило, но я поднял велосипед, снова прислонил его к стене и взгромоздился на седло.
На этот раз пошло чуть легче, и прежде, чем упасть, я успел раза два крутануть педалями, доехав почти до калитки.
— Научишься, — ободрил меня Яцек. — Только бы не разнес до этого велосипед.
Я завидовал той легкости, с какой он вскакивает на седло и мчится на нашем скакуне — сам же себе казался тяжелым и неуклюжим.
— Брюхо вон какое отрастил, — заметил Яцек. — Все время только жрешь и жрешь.
— Отвяжись, — пробормотал я в ответ. — Через две недели буду ездить не хуже тебя.
— Тогда давай тренируйся. А я пойду помогу матери развесить белье. У нас сегодня стирка.
Я остался один. Внимательно приглядывался я к велосипеду, провел рукой по красной раме, потрогал блестящий никелированный руль. Великолепная машина, совершенно новая, просто не верилось, что она наша. Неужели я когда-нибудь научусь ездить на нем так легко и свободно, как Яцек?
Я снова взгромоздился на приставленный к забору велосипед и сильно оттолкнулся. Тут я открыл, что ехать легче, если глядишь не на колесо, а просто вдаль. Получалось значительно лучше — мне удалось докатить до калитки и там соскочить. Впервые дело обошлось без падения.
Я катил велосипед обратно к забору, и тут в калитке появился милиционер. Остановившись, он глядел на меня. Меня охватил страх. Милиционер наверняка все уже знает о велосипеде и пришел сюда, чтобы арестовать нас. Весь внутренне сжавшись, я покорно ждал, когда он позовет меня.
Но он молчал. Более того — постояв с минутку, он повернулся и вышел на улицу.
Я решил расставить все точки над «и». Так мучиться дольше казалось мне невыносимым, решение пришло неожиданно, а посоветоваться с Яцеком у меня не было возможности.
Я пустился вдогонку за милиционером.
— Извините, пожалуйста! — окликнул я его.
Он обернулся и с удивлением поглядел на меня:
— Что тебе?
— Мы этот велосипед нашли… в подвале… его немцы бросили. — Это не вполне соответствовало истине, и теперь я не смел посмотреть милиционеру в глаза. — Он был разобран, мы с другом собрали его… И вот — катаемся.
Милиционер усмехнулся, внешне он немного напоминал моего отца — доброе, очень спокойное лицо со множеством мелких морщинок на лбу.
— А у тебя был когда-нибудь велосипед? — спросил он.
— Был, когда я еще был маленьким. Еще до войны. На трех колесах…
— И куда же он делся?
— В наш дом попала бомба. Тогда там все сгорело. И велосипед тоже.
Милиционер потрепал меня по плечу, а потом провел ладонью по волосам.
— Ну что ж, в таком случае немцы задолжали тебе велосипед, — сказал он. — Только нос себе не расквась на поворотах. Жми на педали, молодой человек.
Он снова усмехнулся и, лукаво подмигнув мне, пошел. Я вернулся во двор уже успокоенным, более того — счастливым. С души моей свалилась огромная тяжесть.
Неужто я так быстро расту? Зеленые брюки, которые мама купила мне всего два месяца назад, внезапно стали мне малы. В длину еще ничего, но застегнуть их я никак не мог.
— Посмотри, — сказал я маме. — Наверное, они сели во время стирки.
Мама чуть заметно улыбнулась отцу, который сидел за завтраком.
— Их я еще не стирала, — ответила она. — Но ничего страшного — придется переставить пуговицу.
Она быстро вдела нитку в иглу, отрезала пуговицу и тут же пришила ее на новом месте. Брюки застегнулись без труда. Я выбежал во двор. Яцек уже выписывал восьмерки на нашем велосипеде.
— Поехали на озеро, — предложил он. — Батя разрешил взять его удочки.
— Как это — поедем? — спросил я. — Ведь велосипед у нас один на двоих.
— А ты садись на раму, я тебя довезу.
— А справишься?
Яцек только пренебрежительно улыбнулся. Он вынес из квартиры два длинных бамбуковых удилища, коробочку с червями и привязал все это к багажнику. Не без опасений я уселся на раму. Яцек, подталкивая велосипед, немного разогнал его и вскочил на седло. Через калитку мы выехали на улицу, доехали по ней до моста, а там велосипед помчался по обсаженному двумя рядами кленов шоссе.
— Тяжело?
— Ни капельки! — Яцек еще сильнее наддал, быстро вертя педалями. — Держись покрепче!
С шоссе мы свернули на проселочную дорогу, велосипед стало трясти, рама больно впилась мне в тело.
— Теперь близко, — успокоил меня Яцек. — Сразу же за тем леском.
Мы выехали на берег большого озера, заросшего камышом и с множеством кувшинок. Яцек положил велосипед на землю у куста боярышника, а сам собрал удочки. Мы сняли рубашки — солнце пекло довольно сильно и вообще стало жарко.
— Ты выглядишь, как борец. — Яцек насадил на крючок длинного червяка и, широко замахнувшись, забросил удочку. — Или как толстяк с карикатуры в «Шпильках», — добавил он, маневрируя удилищем.
— Отвяжись, — вяло запротестовал я. — Никакой я не толстяк. Это же мускулы.
Яцек повернулся в мою сторону и с минуту критически рассматривал меня.
— Вижу, что мускулы, да только из чистого
