ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА
К декабрю 1765 года работа над огненной машиной подходила к концу. А в начале следующего, 1766 года пришла пора первых испытаний. По утрам Ползунов часто приходил к деревянному строению, где размещалось его детище. Доделок оставалось много. После первого пуска надо было проверить заново все расчёты, переделать котёл, переложить печь. Воздуходувные мехи ещё не сделали — вместо них на цепях висели брёвна, по тяжести равные мехам. Машина работала вхолостую, поднимала и опускала брёвна.
Дорога от дома до огненной машины занимала немного времени, но Ползунов быстро уставал и, задыхаясь, присаживался на скамейку, поставленную возле строения. Он подолгу вглядывался в дрожащую синеву неба, трогал пальцами жёсткую корку весеннего снега.
На первое испытание приезжали Порошин и Христиани. Вместе с Ползуновым они оглядывали котёл, следили за работой поршней в цилиндрах.
— Котёл не надёжен при употреблении, — сказал Ползунов Порошину. — Сделать другой было никак невозможно — в Барнауле нет искусных литейщиков. Надобно написать в Екатеринбургскую канцелярию, чтобы нам учинили вспоможение. Тамошние мастера могут отлить котёл, способный выдержать пар великой силы.
— Напишем, — пообещал Порошин. — Думаю, что заводчики Демидовы тоже не откажутся порадеть для пользы общества. Зато цилиндры да поршни — на твоей совести. Сам докладывал, что цилиндр изнутри должен быть отполирован гладко, как стекло, и крепко прилегать к поршню. А что на самом деле? Между поршнем и цилиндром палец можно просунуть!
— Цилиндры без великого множества особых инструментов и машин не получатся, — отвечал Ползунов. — Но я нынче же начну искать способ, как уплотнять поршень, чтобы вдругорядь машина действовала надёжнее.
Всё это было совсем недавно… А сейчас он сидел без сил и глядел на бревенчатое строение, на ослепительный снег, тяжёлым пластом лежавший на крыше, на само солнце. Ему стало нестерпимо душно. Пот застилал глаза. Неохватные брёвна здания начали медленно валиться на него. Защищаясь, он слабо махнул рукой. Возле него появился человек.
— Семён? — удивился Ползунов. — Ты что здесь делаешь?
— Да вот тружусь, — усмехаясь отвечал тот. — Ломаю твою машину. Нет в ней теперь надобы.
Краешком сознания он понимал, что бредит, что никакого Семёна рядом нет, надо только собраться с силами, и добрести до дома. Ползунов поднялся и схватил Семёна за рукав…
Он очнулся в постели. Открыл глаза, увидал перед собою Полю и священника. В изножье постели сидел немец-лекарь.
— Принесите мне перо и бумагу, — попросил Ползунов слабым голосом.
Он начал диктовать.
— Всепресветлейшая, державнейшая великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая, бьёт челом механикус Иван, Иванов сын, Ползунов… Сочинённый мной проект с планом и описанием новой машины, которую плавильные печи действовать могут через посредство воздуха и паров…
— Тут, Ванюша, священник пришёл, надо бы причаститься, — сказала Поля.
Ползунов продолжал диктовать.
— …И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было: за означенный мною при устроении машины неусыпный труд и старание пожалованные четыреста рублёв мне, а ежели я, по воле божьей, помру, то жене моей на пропитание и поминовение души моей выдать…
Поля зарыдала и бросилась к постели умирающего.
— …Меня за болезнию от всего машинного производства ныне уволить.
— Неужели он эти четыреста рублёв до сих пор не вытребовал? — удивился лекарь. — Вот человек! Простых дел не понимает.
Ползунов откинулся на подушку и закрыл глаза. Чужие люди окружали его. Завещать своё дело было некому. Пять-шесть преданных людей — и всё было бы по-другому. Но он был один. И его детище — огненная машина — никому не нужно.
— Хватило бы двух-трёх, — бормотал он. — Нельзя же… всё на… одного…
Он едва шевелил губами.
— Что он говорит? — спросила Поленька.
— Он бредит, — ответил кто-то.
— Всё прахом… один…
Это были его последние слова.
Но последнее слово любого человека — это дело, которому он посвятил жизнь.
Огненная машина была не только последним словом Ползунова, но ещё и последним словом техники тех лет.
Такое слово удаётся понять далеко не всем. После смерти изобретателя к громадному зданию машины приезжали начальники и мастеровые. В печи разводили огонь, машину приводили в действие. Иногда она работала, иногда — нет. Её попытались «усовершенствовать» — и тогда уже она замерла навсегда. Все со вздохом вспомнили Ползунова и поняли: ничего не выйдет. Машину забросили.
Мальчишки играли возле неё, растаскивая всё, что возможно. Набожные крестьяне обходили машину стороной и подолгу крестились, украдкой поглядывая в её сторону.
Скоро от огненной машины не осталось почти ничего.
Ползунов опередил своё время, вступил с ним в борьбу. Время жестоко мстило ему при жизни и после смерти. Он умер без друзей и преемников. Его имя предали забвению.
Время оказалось сильнее. Ползунов проиграл этот поединок.
Проиграл или выиграл? Тут можно поспорить!
Прошло два-три десятка лет — а для истории это сущий пустяк, секунда, — и огненная машина снова появилась на свет.
На этот раз ей повезло больше: она родилась вовремя. Люди и техника были готовы к её появлению.
Паровая машина закрутила колёса заводов во всём мире. И завод перестал нуждаться в плотине. Появилась возможность строить его в любом месте, независимо от реки.
Ползунов начинал выигрывать.
Потом появились удивительные кареты-самоходы. Люди ахали от удивления: шутка сказать, карета без лошадей! У этих карет было три колеса, а впереди стоял громадный и неуклюжий паровой двигатель. Кучер в треуголке и камзоле сидел на козлах этой чудо-кареты и держал вместо вожжей ручку клапана.
Тяжёлые паровые самоходы никак не ехали по грунтовым дорогам — у них увязали колеса. И тогда придумали рельсы. Так появились паровозы.
Паровозы потянули бесчисленные составы с пассажирами и грузами из города в город, из страны в страну. Все расстояния сократились. Люди попадали из одного города в другой в десятки раз быстрее, чем во времена Ползунова.
Ползунов победил время!
Победил! Но возможно ли это? Ведь время неумолимо — царство паровых машин кончилось.
Мы ещё повторяем по привычке: паровоз, пароход. А на самом деле их давно заменили теплоходы и тепловозы.
Да и возможно ли иначе? Только сегодня с конвейера завода сошла новенькая машина. А историки, техники пожимают плечами. Они знают, эта машина — уже вчерашний день. Где-то в научной лаборатории на листке бумаги изложена идея новой машины, более современной.
Как, например, паромобиль.
Паромобиль? Это ещё что такое? Тот самый паровой самоход, о котором нынче и думать забыли? Он самый! Только красивый и комфортабельный. Когда он бежит по улицам города, его ни за что не отличишь от обычного автомобиля.
А понадобился он вот зачем. Дизельные и бензиновые автомобили имеют один громадный недостаток: они страшно загрязняют воздух, выбрасывают в него множество вредных веществ. В большом городе, где очень много автомобилей, подчас становится нечем дышать.
Зато паромобиль — этот близкий родственник паровоза — такого недостатка лишён. Вот и появились на свет первые паромобили, внутри которых работает знакомая тебе «огненная машина». А во многих проектах ракет и космических кораблей заложены паровые двигатели — куда уж современнее!
Так что же, кончился спор Ползунова со временем? Вовсе нет! Он всё идёт.
Великие идеи не умирают. Они появляются вновь и вновь, продолжают служить людям. И конечно, Ползунов не мог даже представить себе такого изобретения, как паромобиль, а мы не знаем, побегут ли паромобили по улицам Москвы и полетит ли в космос «огненная машина». Но какова бы ни была судьба этих изобретений, судьбу Ползунова мы можем предсказать наверняка. Люди никогда не забудут этого человека, который подарил им замечательную идею огненной машины.
Художник В. Винокур
