– Ну, конь буланый! Скачи по горам и долам домой. Держитесь крепче. Будем спешить, – и, обернувшись к Есимхану, весело подбодрил его. – Всё, дружище, устаканится. Костлявая уже проскочила мимо вас.
Зябревская душа ликовала и пела. А как же иначе?! В его жизни такое чудо свершилось впервые: две спасённые им молодые жизни. Страшно подумать, что было бы, если бы не годовщина отца…
В больнице сделался небывалый переполох. К парням сбежались врачи, медсестры и всё ходячее население палат. Вот-те на! Вычеркнутые из списка живых – воскресли! Байкитяне неуёмно радовались этому чудесному воскрешению. Больные, не стесняясь, вытирали слёзы, восторгаясь мужеством бурильщиков, достойно проглотивших первый горький ком таёжного блина.
Владислава переложили на качалку и увезли в хирургическое отделение, а державшегося из последних сил Есимхана народ никак не хотел отпускать. Но строгий голос травматолога прекратил общение с героем дня. Его тут же увезли.
Сотрудники РОВД толпились в кабинете начальника. Вопросам-расспросам не было конца.
– Вот так-то, господа хорошие, мордой об асфальт учит нас жизнь, как надо осторожно людям ярлыки навешивать. Толком ни в чём не разобрались и приостановили дело до получения из края результатов экспертизы содержимого желудка убитого медведя. Подтолкнули нефтяников к решению прекратить поиски. Фактически, мы первые отдали двух молодых парней на откуп случаю. Хорошо, Зябрев оказался там. Бесстрашный, с трезвым рассудком. Другой бы, услышав неладное, драпанул побыстрее в посёлок.
На прощание полковник крепко пожал Антону руку.
– Мы разберёмся с виновными. Такое, к сожалению, случается. Но ты молодчина!
Зябрев заторопился в свою контору. Там тоже стоял шум до потолка. Начальник РОВД по телефону уже обо всём рассказал Петрову. Тот, взявшись за голову, ругался последними словами. Никто из его подчинённых и не догадывался, что начальник нефтеразведки такое мог позволить. Придя в себя, Василий Семёнович долго извинялся, так как его слушала вся контора. Забыл отключить после планерки микрофон селектора. Любитель крепкого рабочего словца, он до мата никогда не опускался. При нём упаси и помилуй кому выматериться. А тут!..
Коллектив управления нефтеразведки собрался в конференц-зале.
– Старый дурень я, доверился заверениям! И кого?! Этих щеголей, вертихвостов! Сожгли, по их словам, две цистерны керосина. Нету, мол, в живых, нету. В одну трубу пели. Пусть у милиции складно получалось: и свидетель с письменным объяснением, и рапорты вертолётчиков. Но бригада! Почему смирилась бригада?! Знали, парни леса-то не нюхали. А тут тайга. Надо было толпой ринуться за ними по горячему следу. В тот же вечер вертолёты поднять. Так нет! И бригадир помалкивал. Чего боялся-то? Стыдоба… Чуть не загубили своих же товарищей, с которыми успели попотеть, похлебать щей из одного котла!
Петров хлестнул недобрым взглядом и по-мальчишески дерзко передразнил недавно присланного из Москвы своего заместителя по общим вопросам Романовского.
– «Под лупой на сто верст в округе просмотрели!» Потом замолчал, схватившись рукой за левое подреберье. В просторном кабинете повисла тревожная тишина. Но только Петров убрал с груди руку и поднялся над столом, привычно тряхнув красивой седой головой, как нефтяники загудели. Теперь уже громко и радостно. Василий Семёнович тоже счастливо улыбнулся. На всех была одна радость – живы парни, живы!
– Давно присматриваюсь к тебе, Зябрев. Железный ты мужик, хоть и молод ещё. Цены тебе нет: мало говоришь, да толково действуешь. В разведку с тобой пошёл бы. – Это была высшая награда от Петрова, которой удостаивались избранные. И ни в ком он не ошибался.
– Вытащим из больницы ребят, сам подберу тебе бригаду. Считай, что в твоём списке два бурильщика уже есть. Пора, Антон, тебе расти. Готовься осенью на заочное в наш институт. Толковый руководитель из тебя получится.
– Василий Семёнович! Так бы каждый…
– Ладно, каждый… Этот случай и у наших авиаторов станет предметом особого разбирательства. Давай, Романовский, дуй-ка в больницу. Если медикам потребуется краевая санавиация – соглашайся на любые затраты. Надо ребят на ноги поставить. А мы с Зябревым махнём в гостиницу. Там их матери вчера прилетели. Виделся с ними. Чернее земли. Не спят, не едят. Сказали, будут ждать заключения экспертов. Мы с Антоном должны аккуратно подготовить женщин. От трагических потрясений к счастливой вести. Их и радость убить может. Боже мой! Такие стрессы. Романовский, договорись с врачами, чтобы матери сегодня же, хоть одним глазком, поглядели на сыновей. Пошли, Антон, принесём им за всех нас, умников, извинения. Ты не в счет, ты настоящий умник.
Петров вдруг ушёл в себя, задумался, по его лицу пробежала серая тень.
Год назад в Чечне пропал без вести его единственный внук Игорь. Испытания трагической неопределенностью и собственной беспомощностью дорого обошлись ему: похоронил жену, перенёс инфаркт.
Да и сын с невесткой не живут – существуют. В ожидании непоправимого. А его самого только работа да люди спасают. Врачи настаивают на инвалидности. Да где там! Лишь дома, наедине с собой, иногда давал волю излиться безутешному, нескончаемому горю…
Начальство настоятельно удерживало Василия Семёновича и просило оставаться до конца в боевом строю. Да и как им без Петрова! Кто ещё имел такое природное чутье на нефтяные «огороды»? Никто.
Войдя в небольшой гостиничный номер и поздоровавшись с одетыми в траур женщинами, Василий Семёнович встал перед ними на колени.
Небывалый в их жизни жест мужчины, да ещё большого начальника, ввёл их в полное замешательство. Зябреву показалось, что они почувствовали перед этим седовласым человеком какую-то неловкость. Может, за свой вчерашний трудный разговор на повышенных тонах… «Не уберегли!», «Почему отпустили одних!»…
Женщины склонились над Петровым, стали извиняться. Тут-то Василий Семёнович повинился и за себя, и за свой коллектив. Осторожно, подбирая каждое слово и наблюдая за состоянием убитых горем матерей, начальник нефтеразведки рассказал о причине своего визита.
Что началось-то! Словами не передать.
– А вот и спаситель сынов ваших, – Василий Семёнович познакомил Клавдию Давыдовну и Калампыр Садыковну с Зябревым. Те бросились к нему, встали перед ним на колени. Антон сразу засмущался, не зная, куда деться от бесконечных материнских слов благодарности, перевёл разговор на другое.
– Мы с женой Ольгой и дочкой Олесенькой приглашаем вас сегодня на годовщину отца да первого в этом сезоне глухаря, второго-то уже съели, – подумав, добавил, – а сейчас собирайте свои вещи, выписывайтесь из гостиницы. Будете жить у меня. В отцовом доме всем места хватит.
В больнице их встретил главный врач, успокоил:
– До свадьбы, даже скорой, всё заживёт. Ильин отделался сотрясением мозга и прикусом языка. Через две недели будет как штык в строю. У Жангалиева дела посложнее: открытый перелом ноги, большая потеря крови, острый бронхит. Но тоже ничего страшного. Конечно же, оба нуждаются в усиленном питании и отдыхе.
Счастью матерей не было конца. Они пытались целовать Антону руки.
Луча /эвенк./– русский.
Аргиш /эвенк./ – перекочевка.
Баркачан /эвенк./ – медвежонок.
