Я хотел захохотать, но Владимир Сергеевич мне сделал знак рукой.
– А тебе кто же насолил, папаша или мамаша? - спросил вдруг Лешка.
– Ему мачеха насолила, - ответил за друга Толя. При слове «мачеха» у меня сжалось сердце. Я спросил: - А она тебя бьет или работать заставляет?
– Хуже, - ответил Славка.
– Она ему совсем дышать не дает! - пояснил Толя. Вот мы приехали в лагерь, а его мачеха в этой же деревне себе дачу сняла и все время лезет его целовать. А ему стыдно перед ребятами.
– Ясно, - сказал Владимир Сергеевич. - А у тебя, Толя, к кому претензии?
– А он разозлился на нашу пионервожатую! - сказал Славка. - Сегодня Гришка подошел к Тольке да как плюнет на него, а Толька не растерялся и тоже в него плюнул. Ну, тут и пошло! А Галя их заметила и обоих заставила на кухне картошку чистить. А он удрал.
– Э-эх, граждане… - сказал Владимир Сергеевич. - А мне кажется, что вы сюда не по адресу попали. Во-первых, у вас не веские доводы для приема в наше содружество. Ну, что же - мачеха? Мачеха, видно, у Славки хорошая. А во-вторых, зачем же нам такие члены, которые плюют друг на друга?
– Не примите, значит? - спросил Славка.
– Нет. Надо вам сначала еще арифметику товарищества изучить.
– Чего-о? - удивился Толя.
– Арифметику! - наставительно сказал Лешка. - Как надо относиться друг к другу. А потом уже к нам приходите на… высшую математику.
– А как же мы будем арифметику изучать? - спросил Толя.
– А это уж я не знаю, - развел руками Владимир Сергеевич. - Это дело вашей Гали.
– А она сама ничего не умеет делать, - вдруг сказал Славка. - Мы ее попросили морской узел завязать, а она не умеет.
– И не знает, как в лесу без солнца найти восток или запад, - добавил Толя.
– Лешка, веревку! - скомандовал Владимир Сергеевич.
И когда Лешка принес пеньковую бечеву, Владимир Сергеевич, не задумываясь, разрезал ее на две части, а потом быстро связал витиеватым морским узлом и протянул ее пионерам.
– Прошу, на память! А насчет востока и запада, так это легче легкого: вон, видите, на елке ветки растут? Так запомните: их всегда больше на южной стороне. И тут же сами определяйте, где восток или север.
В это время около шалаша, к нашему изумлению, появился сам председатель колхоза Коляскин. Он шел, как всегда, с хворостинкой в руке.
Владимир Сергеевич никогда не видел его в лицо, и поэтому его глаза насторожились.
– Добрый вечер! - просто сказал председатель. - Ну, как поживаете, разбойнички? - И, протягивая руку Владимиру Сергеевичу, добавил: - Я Коляскин.
– А-а, слышал, - улыбнулся Владимир Сергеевич. Наш поилец и кормилец! Присаживайтесь к огоньку. А кстати, насчет разбойничков. Это у вас в колхозе одноглазый Соловей-разбойник живет? Чуть вот у Юрки весь вкус к работене отбил.
– Этот может! Мрачноватый тип. - За хулиганство сидел. Мы взяли его всем колхозом на поруки прямо из суда. Может быть, человеком сделаем.
Коляскин сел на самодельную скамейку, снял картуз, будто зашел в комнату, и положил его рядом с собой.
– А я к вам по делу…
– По какому? - спросил Владимир Сергеевич и поглядел на меня и на Лешку: уж не набедокурили мы чего-нибудь в деревне?
– Да оно не очень сложное, но и не очень простое. Вы, кажется, геолог?
– Да.
– А в воде разбираетесь?
– Да, кажется, разбираюсь… Вообще-то у меня другая специальность - я поисковик… А что у вас с водой?
– Понимаете, нам артезианский колодец надо. Бурить хотим. Не поможете, а?
– Одну секунду, - сказал Владимир Сергеевич. - Вот я - сейчас отпущу этих двух ходоков, - он кивнул на пионеров, - и мы займемся с вами. Ну как, граждане, вам ясно?
– Ясно, - ответил Толя и, толкнув в плечо своего приятеля, побежал по тропинке в лес.
За ним, подскочив на месте, побежал Славка.
– Хм… Тоже мне обиженные! - усмехнулся им вслед Владимир Сергеевич. - И придумают же: детский партизанский отряд…
Коляскин достал пачку «Беломора» и закурил.
– Так вот, - начал он, - мы хотим расширить молочную ферму, а вода у нас не очень чистая, и ее не хватает.
– Верховодку только используете?
– Да, из колодца берем. Ну, и полчаса назад мы на правлении решили поискать воду получше и бурить землю около фермы. А потом я подумал, что могу сразу проконсультироваться у вас, и пришел к своим колхозничкам. - Он взглянул на меня и на Лешку. - Это от них я узнал, что вы геолог.
– Вообще что я могу сказать? - ответил Владимир Сергеевич. - Конечно, я могу заняться этим делом - дать предварительный прогноз, но все равно вам придется приглашать мастеров. Надо ведь буровой станок привезти, трубы, фильтр, насос…
– Это я все знаю, - сказал Коляскин. - Мы достанем. Но пока там приедет человек из Москвы, а вы уже тут под, боком. Может быть, возьметесь? А мы уж оплатим.
– Да какая там оплата! - улыбнулся Владимир Сергеевич. - Все равно мы отдыхаем. И дело-то не сложное: съездить в Москву, в Геологическое управление, и достать материал по вашему району. Кстати, там у меня и друг есть, он поможет.
– Вот и спасибо! - сказал Коляскин. - А ваших мальчишек я с завтрашнего дня на новый объект перебрасываю. Надо будет крышу на школе починить. Пусть приходят завтра в правление, там Михей Николаевич, кровельщик будет их ждать.
Когда Коляскин ушел, Владимир Сергеевич сказал:
– Вот вам и шалаш! Видали? Вот они, костры наших душ! О вас уже легенда идет: отряд! Вас уже на работу приглашают! Человек нигде не пропадет, только бы у него руки были. А давайте споем песню, а?
Настроение у нас у всех было отличное, и мы запели нашу любимую «Взвейтесь кострами…».
Я пел эту песню и чувствовал, как у меня по спине мурашки ползут от ее таких сильных, мужественных и призывных слов.
Однажды утром Владимир Сергеевич оторвал нас с Лешкой от костра, на котором мы пытались обжечь самодельную глиняную вазу, и позвал в орешник. Здесь мы присели на корточки, и Владимир Сергеевич ткнул пальцем в большую паутину.
– Посмотрите, - почти шепотом сказал он, - это ведь целый мир!
Похожая на большую шестиугольную антенну, паутина серебрилась на солнце. Сам хозяин этого мощного сооружения, толстый паук, видимо отдыхая от жары, сидел в тени под листиком.
Паутина была выткана необыкновенно, искусно. Большой шестиугольник имел внутри себя еще пятьдесят шестиугольничков, и каждая грань была точно параллельна другой. А все это держалось на двух основных нитях, растянутых между сучками.
В середине сетки болталась высохшая оса, рядом с ней, свернув набок головку, висела пойманная за шею муха, а мертвый комар был словно распят за ножки.
Но один комарик был еще живым. Он зацепился за паутину тоненькой ножкой и висел вниз головой. Он ожесточенно махал крыльями, бился о паутину так, что она вся дрожала, подтягивался на зацепившейся ножке, и все было бесполезно. У комара, вероятно, уже иссякали силы, потому что он все реже и реже пытался выпутаться.
И вот, почувствовав добычу, из-под листочка на свет вылез паук и, медленно переставляя ноги, двинулся к своей жертве.
– Сейчас ему тут каюк! - сказал я о комаре.
– А мы не позволим, - ответил Владимир Сергеевич и, поднял с земли травинку, толкнул комара.
Тот сразу упал на листочек, покрытый росой, вскочил на ножки и в недоумении, вероятно обдумывая, а что же, собственно, с ним произошло, застыл на месте.
– Спасся, бедняга! - засмеялся Лешка, а потом, весело, воскликнув: «Весь мир насилья мы разрушим», ударил ногой по паутине.
Пребывая в лесу, мы с Лешкой совсем не замечали, что вокруг нас идет кипучая жизнь. Но стоило только Владимиру Сергеевичу показать нам паутину, как мы уже сами захотели делать натуралистические открытия. Я взялся за научные исследования муравейника, а Лешка стал вскрывать кротовые норки, для того чтобы «изучить пути движения этих животных» и из добытых кротовых шкурок сшить себе шапку.
Я сидел над муравейником почти каждый день. Мне казалось, муравьиная куча - это огромный город со своими домами, улицами и площадями. Муравьи двигались стройными цепочками, и можно было заметить, что одни цепочки тянутся из «домов» в лес, а другие, наоборот, из леса в «дом». И те, кто направлялся в «дом», обязательно волочили с собой или сосновую иголку, или муху, или гусеницу. Иногда на перекрестке дорог встречались два муравья и, останавливаясь друг перед другом, словно разговаривали между собой: «Ну, как, брат, живешь?» - «Да ничего, спасибо. А ты?» - «Вот, видишь, тружусь. Сухую былинку раздобыл, жена говорит, что потолок надо поправить!» - «Ну-ну, передавай ей привет. Я пошел!» И, поговорив, они озабоченно торопились каждый своей дорогой.
В куче можно было заметить и старых и молодых муравьев. Старые были толстенькие и черные, молодые худенькие, светло-коричневые и юркие. Эти мчались вперед напролом, по головам и по телам своих родичей.
Некоторые пожилые, обиженные такой непочтительностью, тут же догоняли молодых нахалов и делали им внушение - видимо, кусали. После такой экзекуции молодые уже шли в лес, еле-еле передвигая ноги.
