На лугу мы спутали лошадей и сняли с них уздечки. Потом разожгли костер.
И вдруг я увидел, что к костру подходит что-то черное и лохматое!
У меня прямо сердце в пятки ушло.
И это неизвестное животное придвигалось к нам на четвереньках. Ну точно так же, как я видел около шалаша сквозь сон!
– Ой! - тихо ойкнули ребята, и от ужаса все окаменели. А потом все бросились врассыпную.
И я тоже удрал в кусты.
А это неизвестное животное вдруг встало на дыбы и дико захохотало.
– Ребята! Это же я! - закричал Сашка Косой и свалился от смеха на траву.
На нем оказался вывороченный наизнанку мохнатый овчинный тулуп.
Придя в себя, я сразу же спросил Сашку:
– Слушай, а ты еще кому-нибудь давал этот тулуп?
– Давал, - ответил Сашка, - а что?
– А кому давал?
– Ну, Нарьке с Гарькой давал. Они у меня на сеновале, бывает, спят. А тебе что, холодно в рубашке?
– Холодно.
– Ну и бери его. А завтра отдашь.
Я накинул на себя тулуп, и все мы, весело обсуждая, кто как испугался «медведя», тронулись в деревню.
«Так, - думал я, - теперь ясно, кто к нам ходит по ночам. И ясно, почему ходит… Ну, ходи, ходи… Ты, Нарька, свое заработаешь!»
Подойдя к нашему шалашу, я вывернул шубу наизнанку, накинул на голову широкий воротник и встал на четвереньки. Я видел, что около костра сидит Лешка, а Владимира Сергеевича не было. Он, видно, пошел провожать Зойку.
И тут я, продвинувшись к шалашу на несколько шагов, тихонько завыл:
– У-у-ы-а!
– Кто там? - спросил Лешка, загородившись ладонью от костра.
– Э-ы-ы-у-у!
Я думал, что сейчас Лешка завопит: «Караул! Спаси-ите!» - но дальнейшее произошло в одно мгновение. Такой прыти я от Лешки не ожидал. Он схватил наш тяжелый дрын, подскочил ко мне и поднял его над головой.
Я едва успел произнести: «Это я, Лешка!» - и юркнуть в кусты, как Лешка с размаху хряпнул дрыном по земле, потому месту, где я только что находился.
Не увернись я вовремя, эта шутка могла бы кончиться очень печально.
И все из-за того, что я предполагал, что Лешка остался прежним.
Как внезапно началось наше житье-бытье в шалаше, так оно внезапно и кончилось.
Однажды Владимир Сергеевич уехал: с утра в Москву, в Геологическое управление, за прогнозом для артезианской скважины, и вдруг, вернувшись, оттуда раньше времени, он вынул из кармана телеграмму и вслух прочитал:
– «Из Красноярска. Через десять дней уходим тайгу. Ждем». - И добавил: - Вот и конец, друзья-приятели! Ну, что скажете?
– Уже, значит, уезжаете?! - все еще не веря только что услышанному, спросил я.
– Как видите.
– А… мы куда? - растерянно сказал Лешка.
– На кудыкину гору… - вздохнул Владимир Сергеевич. - Да, не ожидал я таких быстрых событий. Надо уезжать в Москву.
– И это обязательно сегодня? - спросил я.
– Только сегодня! Я еще должен кое-что купить, собраться в дорогу, написать письмо родителям. Значит, так. - Голос Владимира Сергеевича стал деловым. - Сейчас Лешка начнет собирать вещи, а мы с Юркой пойдем к Коляскину. Я ему сделал прогноз. Но жалко, что не успел составить проект скважины.
Я чувствовал, что Владимиру Сергеевичу уже не до нас. У него был озабоченный вид, и мне казалось, что между нами и им уже легла какая-то невидимая черта. Он уже занятой человек, а мы - мы что? Мальчишки! Он уезжает в большой мир поисков и строительства, а мы остаемся под крылышками своих родителей. Но вот что интересно: если бы раньше, до нашего приезда на Оку, Владимир Сергеевич встретил бы меня на улице и сказал: «А знаешь что? Поедем со мной в тайгу!» - Я бы, конечно, ни за что не поехал. Одно слово «тайга» звучало для меня пугающе. Но сегодня я бы махнул рукой на дом, на родителей, на город и своих друзей, но только бы остаться с Владимиром Сергеевичем и поехать с ним в тайгу.
Наш визит в деревню был неудачным. Мы там не застали ни Коляскина, ни Зойки. Коляскин уехал в район, а Зойка отправилась на пляж.
В правлении Владимир Сергеевич оставил записку: «Товарищ председатель! Вода у вас будет хорошего качества, дебита, то есть количества воды, хватит на тысячу лет! А возьмете вы воду с глубины 70-80 метров. Это удовольствие будет не слишком дорогое. Желаю успеха!»
Мы пошли на Оку.
Владимир Сергеевич то говорил, что времени у него в обрез, а то теперь полетел зачем-то на пляж.
Мне было очень горько, что вот так быстро пронеслась наша золотая привольная жизнь, и мне хотелось помечтать о таком же житье-бытье на будущий год, а он… Он думал о Зойке! Сегодня вечером мы уже будем в Москве, и кто знает, когда нам доведется опять встретиться? И никто не отпустит нас без Владимира Сергеевича в шалаш.
Когда мы подошли к реке, то увидели, что Зойка сидит на песке, а поодаль, метрах в пятидесяти от нее, резвятся На-Гарики. Нарик пытался сделать стойку на руках, а Гарик хватал его за ноги. Они не замечали нас из-за ивовых кустов.
Владимир Сергеевич замедлил шаг, посмотрел на меня огорченными глазами и спросил:
– Ну, будем к ней подходить?
– Конечно, будем, - сказал я. - Ведь надо же с ней попрощаться! И этих бы за шкирку потрясти!
– Идем! - решительно сказал Владимир Сергеевич.
Зойка была в синем шерстяном купальном костюме и красной резиновой шапочке.
– О, здравствуйте! - радостно сказала она, вскочив с песка. - А я, Владимир Сергеевич, сейчас к вам заходила в шалаш. И мне Лешка сказал, что у вас какая-то новость… Давайте купаться!
– А у нас уже времени нет, - сказал я. - Мы прощаться пришли. Мы сегодня уезжаем. Владимир Сергеевич получил телеграмму.
– Как уезжаете?! - Зойка отступила на шаг, и я увидел, что у нее дрогнули губы.
– Очень просто, - улыбнулся Владимир Сергеевич, я в тайгу, а они домой. Скажите, Зоя, а это мыло ваше?
Зойка подняла с песка кусок туалетного мыла, завернутого в газетку:
– Мое! Пожалуйста!
Владимир Сергеевич кивнул мне на мыло: «Разверни!» - а потом подошел к Нарику и без всякого предупреждения известным приемом схватил его за руку на излом.
– Ой! - закричал Нарик. - Что вы делаете?
– А мы рассчитываться пришли! За шубу, за мед! И ты, Гарька, иди сюда.
Но щупленького Гарьку точно ветром сдуло. Он умчался в деревню.
Нарик было попытался вырваться, но Владимир Сергеевич чуть-чуть нажал ему на руку, и тот почувствовал, что сопротивляться бесполезно.
– Ну, гадюка, - подошел я к Нарику, - ты что тогда надо мной во ржи измывался, а? - И я его схватил двумя пальцами за нос.
– Уйди… - прогнусавил мой враг.
Я хотел Нарьку хлопнуть по щеке, но, взглянув на Зойку, постеснялся.
Владимир Сергеевич завел Нарьку в воду и приказал мне намылить ему голову. Я думал, что мы этому типу таких шишек-банок надаем, что он век будет помнить. Но Владимир Сергеевич казнил его остроумнее: я, как заботливая мать, намыливал ему голову, а на берегу отчаянно смеялась Зойка.
Потом Владимир Сергеевич со словами: «Теперь смывайся!» - дал пинка Нарьке, и тот бултыхнулся в воду.
– А может, ему еще добавить? - сказал я.
– Хватит! - сказал Владимир Сергеевич. - Неохота больше руки марать… - И крикнул: - Ну, Зой, пойдемте к нам!
На пляже я нашел то место, где оставил около берега в воде консервную банку с большой замшелой раковиной и налипшей на ней, дюжиной ракушек. Чуть о ней не забыл!
Банка была полузанесена песком. И когда я ее перевернул, на берег упала большая тяжелая раковина, а за нею все малюсенькие ракушата. Они уже отвалились от «матери».
Я собрал все это семейство в горсть и бросил его на середину реки. Пусть живут себе в глубине и на быстром течении!
А в шалаше Лешка уже собрал два узла нехитрых наших пожитков.
Мы в последний раз разожгли костер, вскипятили кофе и выпили его по кружке.
И тут, лукаво оглядев нас, Владимир Сергеевич вдруг вынул из кармана две бумажки с каким-то машинописным текстом, напечатанным, видимо, еще в Москве, и торжественно сказал:
– Товарищи! Митинг по случаю вручения двух трудовых дипломов воспитанникам Кара-Бумбской школы жизни считаю открытым! Маэстро, туш!
И сам же оратор замахал, как дирижер, руками и заиграл на губах туш. Мы его дружно подтянули.
– Первый диплом, - продолжал Владимир Сергеевич, - вручается Юрию Попову! - Оратор развернул бумажку и возвысил голос: - «Настоящим подтверждается то, что Юрий Иванович Попов прошел полный курс шалашной жизни первой ступени. Им освоены следующие предметы: приготовление пищи, отгонка лошадей в ночное, помощь в строительстве домов, научно-исследовательская работа в области муравьиных куч, рыбная ловля руками. Товарища Попова необходимо считать человеком, пригодным для самостоятельного существования. Начальник Кара-Бумбы Владимир Карпенко». Ура, товарищи!
Мы закричали «Ура!».
– Теперь следующий. «Настоящим подтверждается то, что Алексей Демьянович Кузькин за время шалашной жизни прошел школу торгово-ягодного ученичества и кустарно-фотографического промысла и показал себя человеком изворотливым…»
