Сегодня в доме никто не плачет. У мамы воспаленные, ввалившиеся глаза. Отрешенная, бродит она по дому, говорит мне:
— Пойдем на реку, постираем ее постель. Перекидываю через плечо одеяло и иду за мамой.
Будто второй раз сестру хороним. Сижу на берегу и смотрю, как мама входит в воду. И мне ничего не стоит разуться, да мама не велит.
Вижу, бежит Коле и машет рукой. Поднимаюсь и на цыпочках пячусь от мамы.
Коле хватает меня за руку и шепчет:
— Солдаты получили приказ и сегодня должны увезти самолет в город.
— Ну и что с того?
— Погоди, нам дано задание. Ночью мы с Васе ходили в горы, рассказали учителю, а он и говорит: «Очень хорошо». Тотчас позвал Сандре, и они придумали план. У каждого из нас есть своя задача. Ты и Митре должны спуститься к ручью и караулить на опушке леса. Смотрите в оба — чуть кто покажется, дадите знак. Понятно?
— Чего тут не пенять? Только к чему все это?
— Больше пока ничего сказать не могу, скоро сам узнаешь.
Мы с Митре все глаза проглядели, стараясь не пропустить ничего подозрительного, но ни на дороге, ни у ручья, ни на лугу, ни в лесу никто не появлялся. Ни солдаты, ни разбойники!
— И чего мы тут торчим? — спрашиваю у Митре, но тот лишь плечами пожимает и шепчет:
— Ничего не попишешь — задание.
С холма доносится свист. Коле залез на дерево и зовет нас. Как оглашенные бежим к нему.
— Ложитесь! — кричит Коле и тащит нас к яме, где уже залегла вся команда.
— От кого мы прячемся? — недоумевает Митре.
— Сейчас увидишь, — говорит Васе и, высовывая голову из ямы, всматривается в то место на лугу, где упал самолет.
— Едут! — сообщает Коле.
Сначала на дороге послышался рев моторов, и вскоре из-за поворота показался грузовик с немцами.
Грузовик остановился, словно в раздумье, и свернул на луг. Из кузова высыпали солдаты. Один кричал и размахивал руками — видно, что-то объяснял. Солдаты поглазели на самолет и принялись по частям складывать его в грузовик.
Внезапно земля под нами затряслась, а потом громыхнуло так, что мы на мгновение оглохли! Страшно! В жизни не видывал зрелища ужасней: море огня, дыма и фонтан обломков на месте, где только что лежал самолет. За взрывом послышался крик и стоны, вспыхнул и взлетел в воздух грузовик. Досмотреть не пришлось, Коле приказал удирать.
Никогда — ни прежде, ни потом — не доводилось мне так молниеносно забираться на гору! Во все лопатки улепетывали мы по раскисшему склону, едва успевая хвататься за ветки, чтобы не поскользнуться. Об отдыхе нечего было и думать.
Подгоняемый страхом, я так ни разу и не остановился, пока не оказался на самой вершине. Дальше бежать было некуда. Я повалился без сил и, уткнувшись в траву, жадно глотал исходивший от земли холодок. Ни на самолет, ни на луг смотреть не хотелось, но Коле заставил всех посмотреть вниз.
— Видите, — кричал он, — ничегошеньки не осталось! Здорово! — Он крепко пожал Васе руку. — Молодец! Отлично справился с заданием!
— Ну и тяжела ж она, окаянная… — смутился от похвалы Васе. — До сих пор руки болят.
— А учителю сказал, что носил и потяжелее. Как бы ты справился, не будь меня? — улыбнулся Коле.
— Неужели мина? — подскочил Танас.
— Да, и притом громадная.
— Как же вы ее подложили?
— Очень просто. Васе получил задание, выкопал ямку под самолетом и заложил в нее мину. Потом, как его научили, шнур от мины спрятал в траве, а конец привязал к брюху самолета. Солдаты начали разбирать самолет, и… готово дело!
— Вот чертяка! — восхищенно глядя на Васе, сказал Марко.
Взволнованный, я поднялся и дал Васе тычка, а потом долго тряс ему руку. Он краснел до ушей и улыбался.
Внизу все еще клубился дым, сквозь который то тут, то там виднелись разметанные по всему лугу обломки.
— Что будем делать дальше? — спросил Калчо.
— Дождемся темноты и — врассыпную, — ответил Коле.
— А если…
— Что «если»? О том, что произошло на самом деле, знаем только мы. Фашисты подумают, что в самолете осталась бомба, вот она и взорвалась.
Все согласно закивали головами.
В село входили по одному. Снова накатил страх, от которого подламывались колени. В нашем окне беспокойно мелькала мамина тень.
Безмолвно и пусто в селе. Ворота на запоре, редко кто метнется по переулку или выйдет за водой. На днях к нам из города понаехали немцы. Рыскали по селу, вызвали в общину нескольких сельчан и всем остались недовольны, кричали, ругались. Были они и на лугу, но, сдается мне, так ни о чем и не догадались.
Но вчера дело приняло совсем дурной оборот. Рано утром нас разбудили громкие крики и вопли. Подбежали к окну и оцепенели. Картина была страшная: с автоматами на изготовку немцы вламывались во дворы и выгоняли на улицу коров, овец, лошадей — у кого что находили. Люди цеплялись за скотину, умоляли не губить, но немцы лишь отрывисто прикрикивали и отгоняли хозяев прикладами. Скоро затряслись и наши ворота. Оглядев двор, солдаты направились к хлеву и вывели оттуда корову с теленком. Напрасно мама плакала, просила, напрасно осыпала их проклятиями: «Чтоб вам пусто было! Чтоб вы живьем сгорели!» — солдаты замахивались прикладами, а один даже наставил на маму дуло автомата. Хорошо, дедушка успел оттащить ее в сторону.
— Идем, пусть подавятся, — уговаривал он маму. На школьном дворе ревел согнанный со всего села скот. Прямо жуть брала! Сбегались перепуганные люди, выкликали своих буренок, но солдаты с автоматами не давали приблизиться к забору. На крыльце появились староста и немецкий офицер.
— Люди! — визгливо начал староста. — Что вы бунтуете? Прежде прочтите распоряжение. — И он ткнул пальцем в желтый плакат, наклеенный на дверях. — Вот что здесь сказано: «Каждому надлежит без сопротивления отдать свой скот немецкой и итальянской армиям, которые ведут борьбу во имя всех вас. Тот, кто утаит или переправит свой скот партизанам, будет казнен».
— Как нам теперь жить-то прикажете? — раздалось со всех сторон.
Староста откашлялся, шепнул что-то на ухо офицеру и сказал:
— Неужто вы думаете, что братья союзники допустят, чтоб вы умерли с голоду? Не беспокойтесь, у них и хлеб для вас найдется, и все остальное.
— Вот пусть и дают! Может, там сказано, что мы и зерно обязаны им отдать?
Староста снова кашлянул и подобострастно уставился на офицера. Тот заложил руки за спину и проорал что-то неразборчивое, похожее на собачье тявканье. Староста перевел:
— Господин офицер говорит: «Бунтовщикам полагается не хлеб, а виселица! Кто не успокоится, будет незамедлительно ликвидирован!» Понятно вам?
Подавленные, люди стали расходиться, кое-кто утирал слезы. Со школьного двора еще долго доносился тоскливый рев скотины.
* * *
Сегодня прибежал ко мне Васе — бледный, ни кровинки в лице.
— Все пропало! — выпалил он.
— Как? Почему? — в страхе спросил я.
— Коле повели в школу. Нужно немедленно бежать из села.
— Да постой ты, откуда ты все это взял?
— Своими глазами видел, честное слово, как староста и немец его в дверь втолкнули.
— Это как же понимать — Коле схватили?
— Выходит, схватили.
Опрометью бросились мы с Васе оповещать команду. И так, и эдак прикидывали и решили подаваться в горы.
— Я не согласен, — сказал Марко. — Предлагаю сначала разведать, что с Коле. Нельзя его одного оставлять.
Предложение приняли единогласно.
И вот уже битый час мы сидим в куче соломы, наваленной возле школьной ограды. Не отрываясь глядим на двери и окна. Над ухом назойливо жужжат и стрекочут невидимые насекомые, словно подбадривают нас: когтям, в которых бьется сейчас ваш командир Коле, сюда не дотянуться. Не нас, а его бросили в темный и сырой подвал; не нас, а его безжалостно бьют, ему выкручивают руки, заставляя во всем признаться. Бедный Коле! Я закусил губу и сморщился, боясь разреветься. Вижу, и остальные, прикрывшись ладонью, трут лоб и украдкой смахивают слезы.
— Бедный, бедный Коле, — шепчу я. — А вдруг да не выдержит пыток? И как они пронюхали?
— Что ты причитаешь? — перебивает Васе. — Дойдет очередь и до нас.
Немцы то входят, то выходят из школы, перетаскивая ящики с боеприпасами, дверь почти не закрывается, но ни Коле, ни старосты не видно. За школой раздается душераздирающий рев коровы, и от этого напряжение становится нестерпимым. Нет томительней минуты, чем когда ждешь чего-то! Время точно замирает, скребет по натянутым нервам и гудит в голове, сливаясь с гудением насекомых вокруг.
Высовываю голову из соломы, но Васе втаскивает меня назад:
— Смотри!
На крыльце появляется Коле, за ним староста. Но что это? На прощание староста дружелюбно машет Коле рукой. Выбираемся из соломы и поодаль поджидаем командира. Тот подходит, как ни в чем не бывало улыбается и жует:
