Летом в воскресный день Надежда Ивановна гуляла с дочкой в сквере. Верочка с увлечением скакала через веревочку. Надежда Ивановна сидела на скамейке в тенистой аллее, издали любуясь цветочной клумбой и своей хорошенькой дочкой в нарядном платьице и белых носочках.
На той же скамейке сидели молодая женщина, читавшая книгу, и грузная старуха.
— Что делается на свете! — протяжно проговорила старуха. — Третьего дни на верхнем этаже, аккурат над нами, квартиру ограбили. Приходят жильцы с работы, а у них гардероб пустехонек. И будильника хорошего нет. Главное дело, подследили, мошенники, когда никого дома не бывает.
— Ай, какая беда! — посочувствовала Надежда Ивановна.
— Вот так подслеживают, а потом — хлоп! Приходишь домой, а у тебя гардероб пустой! — возмущалась старуха. — Другой и приличный на вид, а на поверку оказывается наводчик. В шляпу нарядится, костюм хороший, — и не подумаешь… Испорченная попадается публика! — Старуха тяжело поднялась и уплыла на другую скамейку.
— В самом деле, это ужасно! — взволнованно сказала Надежда Ивановна. — Я очень, очень боюсь всяких таких… краж, ограблений! И права эта старушка, что никогда мы не знаем, кто именно связан с преступным миром. Вот месяца два назад был у нас на почте случай. Мальчик приходил и стоял, смотрел. Наверно, тоже выслеживал…
— На почту? Мальчик? — Молодая женщина опустила книгу на колени. — Какой мальчик?
— Небольшой. Лет десять, самое большее. Он приходил часто и стоял у стенки… напротив моего окна. Я тогда там работала, на той почте. Сейчас-то я тоже в этом районе работаю, но в другом отделении, совсем близко от дома, так удобно; знаете, ведь у меня дочка! Ну вот, мальчик приходил… Мы думали: почему он тут стоит? А начальник там у нас один догадался. «Он, — говорит, — конверты, марки со стола стащить хочет». А очень может быть, что и похуже намерения у мальчишки были… Подослал его кто-нибудь. На почте, знаете, много ценностей. Да и сберкасса тут же…
— Это не на Кировском проспекте почта? — спросила женщина.
— Вот-вот! — обрадовалась Надежда Ивановна. — Как вы догадались? Наверно, живете там поблизости?
— Да, мне случалось заходить на эту почту. Скажите, мальчик приходил раза два-три в неделю?
— Наверно, так. Вы, может быть, тоже его заметили? Такой светлобровенький, в черном пальто… Что вы на меня так смотрите? — Надежда Ивановна перестала улыбаться.
— Так это вы? — тихо промолвила женщина, откровенно рассматривая Надежду Ивановну. Внезапно она вся залилась пунцовой краской. — Вы… вы, кажется, сказали, что мальчика заподозрили в намерении кого-то ограбить?.. Господи, какая чушь! Да как вам только не стыдно?!
— Это Семен Прокофьич, начальник доставки, говорил… — смутилась Надежда Ивановна. Но тут же оскорбленно повысила голос: — И вообще я не понимаю…
— Да будет вам! — устало сказала женщина. И вдруг быстро взглянула на вырез блузки Надежды Ивановны: — А где же ваши кораллы?
Невольно Надежда Ивановна тронула пальцами шею:
— Они рассыпались. На той неделе Верочка разорвала нитку. — Лицо ее выразило испуг, голос прозвучал жалобно: — Откуда вы знаете, что у меня есть кораллы?
— Уж не подозреваете ли вы и меня в том, что я вас выслеживала со злонамеренными целями? — с горькой иронией спросила женщина. — Так значит, это действительно вы! — Она вздохнула, задумчиво глядя перед собой. — Бедный Вовка! Бедный дурачок! Его же еще и подозревали черт знает в чем… Как вас зовут?
— Надежда Ивановна, — последовал сердитый ответ. Голубые, слегка подведенные глаза посматривали на соседку с опаской. — А вас?
— Инна Сергеевна.
— Верочка! — крикнула Надежда Ивановна. — Не уходи далеко! Чтобы я тебя видела все время!
— Это ваша дочка там со скакалкой? Она похожа на вас. Так вот, Надежда Ивановна… — Инна Сергеевна помолчала. — Вова Костюков, воспитанник нашего детского дома, приходил на почту и смотрел на вас не потому, что хотел что-то украсть. Он думал, что вы… его мать!
— Что такое? — Надежда Ивановна растерянно заморгала, ей показалось, что она ослышалась. — Я мать этого странного мальчишки? Как так? Он ненормальный у вас, наверное? Значит, сперва я правильно подумала…
Инна Сергеевна покачала головой. В глазах у нее стояли слезы.
— Вовка вполне нормальный. И даже умный мальчик. А подумал так потому, что не помнит своей матери. Мать поместила его в детский дом, когда ему и четырех лет не было. Теперь давно у нее семья. Есть девочка, немного помладше вашей. Сына она не навещает. Насколько мне известно, муж Вовкиной матери даже не знает о Вовкином существовании.
— Но ведь это… это чудовищно! — воскликнула Надежда Ивановна. — Бросить родного сына!
Инна Сергеевна пожала плечами.
— Лицо матери Вова Костюков не помнит, но он запомнил, что у матери его были коралловые бусы. Когда-то, маленьким, он этими бусами играл. Однажды один из наших старших воспитанников пошел на почту и прихватил с собой Вову. Вова увидел вас. Видно, вы ему понравились, ему показалось, что вы похожи на его мать. А тут еще кораллы на вас… Не удивляйтесь! Вовке всего девять лет. А наши дети вообще очень удалены от жизни. Вова был твердо уверен, что вы его мать. Он ходил ка почту смотреть ка свою маму. И, вероятно, надеялся, что вы его узнаете…
Надежда Ивановна всхлипнула и прижала к губам носовой платок.
— Нам стало известно обо всем, — ровным голосом продолжала Инна Сергеевна, — только после того, как вас не стало на почте. Он прибежал зареванный: «Ее там больше нет! Она уехала!» Видно, он решился спросить у кого-то, где вы. Часа полтора мы с ним бились. Постепенно дознались обо всем. И про несчастные кораллы тоже…
Подбежала дочка Надежды Ивановны.
— Мама, купи мне мороженое!
Надежда Ивановна, расстроенная, заплаканная, пробормотала с упреком:
— О боже! Ведь у тебя есть мама! А ты еще требуешь мороженое!
В желтом свете уличных фонарей поверхность тротуара кипела от дождя.
Прохожие попрятались в подъезды и подворотни.
— Ну, это надолго! — Старик в пенсне и фетровой шляпе зябко поднял воротник пальто.
Александра Николаевна кивнула. Туго набитый портфель и сетка-авоська оттягивали руки. Хоть бы на минутку утих дождь. Всего квартал остался до дома, да ведь сразу промокнешь до нитки.
Люди в подъезде чему-то смеялись, заглядывая на улицу.
— Этим стихии не страшны, — проговорил старик в пенсне, и по тону его было неясно, иронизирует он или завидует.
Александра Николаевна выглянула, и сердце у нее екнуло.
По опустевшему тротуару под сплошным ливнем медленно шли двое. Мальчишка был длинен и тонок. Девчонка едва достигала ему до плеча, берет на самом затылке, темные косы, переброшенные на грудь, висят двумя мокрыми жгутами. Она что-то гудела сердито. Слова, заглушаемые шелестом дождя, не долетали в подъезд. Но этот низкий, ребячливо властный голос зазвучал в ушах женщины, едва она увидела шевелящиеся губы девчонки.
«За что-то ругает его по обыкновению…» Александра Николаевна подавила вздох: не хотелось, чтобы люди в подъезде заметили ее волнение.
Зыбко, сквозь завесу доледя, проплыло лицо юноши, и такая отрешенность от всего окружающего была в серых глазах, что Александра Николаевна на секунду зажмурилась. Господи, да что им дождь? Они его просто не замечают.
А дома Костя соврет. «Где ты был?» — спросит она. И он буркнет: «У товарища». — «Но ты весь мокрый. Вы ходили по улицам?» — «Может быть». Никогда прежде не лгавший ее мальчик, открытый и простодушный, ни за что не признается, что провожал девчонку, которая живет за углом. Провожал!
Когда это началось? Очевидно, когда Александра Николаевна была в доме отдыха. Накануне отъезда в Ленинград она получила письмо от сослуживицы по районной библиотеке:
«На днях заходила к Косте и удивилась. Комната прибрана, сварен обед, так что он обедал дома, а не в столовке. Оказывается, приходили девочки из школьного комитета комсомола и все сделали. Даже трогательно, правда? Посмотрела я на Вашего десятиклассника — этакий молодец под потолок ростом, к тому же не шалопай какой-нибудь, вспомнила, как мы все уговаривали Вас уехать хоть на две недельки, а Вы все колебались, боялись сыночка одного оставить, и даже смешно мне стало…»
Прочитав письмо, Александра Николаевна лишний раз порадовалась, что завтра будет дома. Почему это девочки вдруг окружили Котьку заботой? Может быть, он заболел? Девочки в гостях у Кости — как это непривычно!
Оказалось, что Костя проспал, а в классе думали, что он заболел.
— И девчонки пришли, — со смехом рассказывал Костя. — Навестить больного! Ха-ха! В магазин ходили…
