Я отправила письмо и увидела в ящике новое сообщение. Снова от него!
«Давай помогу. Что непонятно?» — это Максим про настройки спросил.
В ответ я назадавала ему всяких вопросов, и уже через пять минут он прислал ответ — всё в деталях. Значит, ему интересней болтать со мной, чем с Чижевичем?!
В коридоре послышались голоса — это мама с Колбасником пошли на свой концерт. Если честно, я просто в шоке.
* * *
А мы переехали на новую квартиру, представляете?! Сто квадратных метров и две лоджии: одна с видом на море, другая — на персиковый сад! Мебель — закачаешься! Плазма — во всю стенку! В ванной джакузи! Я теперь, когда неправильные глаголы повторяю, в ней лежу — с белой пеной и вся в пузырьках, как в шампанском!
Это папа нам квартиру снял.
Мама сначала взбеленилась: не нужны нам его подачки! И всё в таком духе. Позвонила ему — давай кричать в своём неповторимом репертуаре. Но папа ей что-то такое сказал, и она сразу замолчала. А потом разулыбалась и на работу полетела на крылышках.
Я сразу Дину к себе позвала — она уже давно в гости напрашивалась.
Пришла. Прошлась везде — руки в боки, как фрекен Бок — и говорит:
— А где у вас тут спальня для гостей?
— Нету, — отвечаю.
— И не тесно вам тут втроём? — а у самой такое лицо — разочарованное-разочарованное. Сразу видно — не понравилось человеку.
Ну я не стала её дальше расстраивать. Говорю:
— Тесно, конечно. Но это мы временно снимаем, у нас в коттедже ремонт.
Зато ей понравилась моя кровать под балдахином. Улеглась на неё, засунула подушку под кофту и говорит:
— Я беременная — сейчас рожу! — и хохочет своим русалочьим смехом.
Всё-таки странная она. Никак я её до конца не пойму. Иной раз такая классная и весело с ней. Вечно как что-нибудь придумает! И подарки мне всякие дарит — колечки там, дорогую бижутерию. Я сначала отказывалась — неудобно, но она говорит:
— Ты меня обыдеть хочешь? Бэри, пока я жива! — с таким кавказским акцентом, знаете.
Анна-Мария ужасно ревнует. Ненавидит меня лютой ненавистью. Я прямо кожей спины это чувствую. Уставит в меня свои угольки на уроке и сверлит, сверлит, как электрической дрелью.
Если бы не Динины вечные интриги и сплетни, она была бы просто супер. Ей нравится сбивать людей с толку и морочить им голову, и говорить вслух такие вещи, которые обычно не говорят. Иногда замечаю, какая она злая. А иногда — добрая. Не пойму. Русалка, одним словом.
— Как у тебя с Максом? — спрашивает.
— Чатимся, каждый вечер почти, — улыбаюсь я.
— В «сп» позвал?
— Нет, мы о другом разговариваем…
— О другом они разговаривают! — фыркает Дина. — О чём это, интересно?
— Ну, о фильмах там, о разных книжках. Представляешь, у него любимый писатель Рабле! «Гаргантюа и Пантагрюэль»…
— Ты доразговариваешься. Уведут твоего Понтагрюа из-под носа, будешь ушами хлопать!
— Кто? — меня как будто горячим паром из чайника обдаёт.
— Кто, кто? Я, например.
— Ты?!
— А что? Максик — мальчик симпотный, как раз в моём вкусе. — Дина берёт со столика мою расчёску и проводит ею по своим длинным волосам. Она ими очень гордится и моет шампунем с экстрактом чёрной икры.
— Только попробуй! — шёпотом говорю я и вдруг с ужасом замечаю, какое у Дины противное, мерзкое, гадкое маленькое личико. С маленьким носиком, маленькими губками и маленькими глазками. Вообще-то, они у неё довольно большие, глаза, но всё равно, как будто маленькие. И воняют. Меня всю прямо передёргивает от отвращения — и как я раньше этого не замечала?! Я вдруг ощущаю, что прямо сейчас собственными руками возьму и задушу её!
Наверное, что-то такое происходит с моим лицом, наверное, какая-то в нём жуткая перемена, потому что Дина вдруг перестаёт чесать свои патлы и говорит испуганно:
— Валь, ты что? Я же пошутила! — и моментально становится обычной Диной.
— Не надо больше так.
— Да ладно тебе! — она обнимает меня за шею. — Больно нужен мне твой драгоценный Максим! Я что, по-твоему, предатель, да? Не дуйся! Ты не дуешься?
— Отстань!
Дина вдруг начинает меня щекотать, её волосы лезут мне в рот и в нос. Я тоже её щекочу, мы катаемся по кровати, визжим, хохочем, бухаемся на пол, а сверху на нас летит балдахин.
— Ты мне все волосы спутала! — орёт Дина. — Идиотка психованная!
* * *
Чижевич довёл до слёз нашу физичку Она вызвала его к доске отвечать, а он, само собой, ничего не выучил. Но к доске всё равно вышел, за ним не заржавеет. И начал по-английски:
— Вы, Ксения Олеговна, такая в этом костюме сегодня аппетитная.
Физичка вспыхнула, как спичка, но мимо ушей эту «аппетитную» пропустила:
— Ты, Антон, мне лучше расскажи закон Ома для участка цепи. Учил? — спрашивает, и тоже, разумеется, по-английски.
— Нет, — говорит, — не учил.
— Тогда садись, «U» ты сегодня себе заработал.
Нам оценки ставят по английской системе, никак не могу привыкнуть. «А» — это, считай, «пятёрка», «F» — «двойка». A «U» — что-то типа нашего «кола».
— За что?! — орёт Чижевич. — Я, между прочим, из-за вас стал плохо учиться.
— Из-за меня?
— Всю душу вы мне, Ксения Олеговна, вынули! Раскурочили всё, разбередили внутри своим законом Ома!
— Хватит паясничать, садись на место, — говорит Ксения Олеговна, а у самой руки в колечках туда-сюда шуруют по столу. Видно, нервничает человек.
Вообще-то она ничегошная. Просто ещё молодая, первый год всего в школе, и сразу попала к нам — из-за английского в совершенстве. Симпатичная такая, одевается всегда модно. В фейки, правда, но сексуально. Старшеклассники так ей вообще не дают прохода. Взломали её страницу в Сети, а там подзамочные фотографии, как она отдыхала в Турции — в купальнике, понятное дело, в разных шортиках. Ну, они распечатали их и повесили рядом с учительской с разными пошлыми комментариями. Ей потом с директрисой пришлось объясняться — представляю, как она её чихвостила. Директриса у нас танк тяжёлый, хоть и старый. А свою страницу Ксения Олеговна потом удалила. Совсем, представляете? Это какой надо быть решительной! Я бы никогда на такое не пошла, это же твоё второе лицо! Я хоть и недавно в Сети, а всё равно спать не лягу, если не проверю, что там и как. Если Максима онлайн не увижу.
— Какая вы чёрствая всё-таки, Ксения Олеговна! — с осуждением говорит Чижевич, а у самого глаза так и пляшут камаринскую. — И всё равно я вас люблю, особенно ваши ноги!
Физичка тут как заорёт по-русски:
— Вон из класса!
— Ксюша, в гневе ты ещё прекрасней! — говорит Чижевич и уже смеётся в открытую.
И тогда физичка как вскочит из-за кафедры и как врежет Чижу по морде! По наглой его морде с серёжками! Мы с девочками прямо с мест повскакивали — молодец, Ксения Олеговна! Так его!
А она вдруг расплакалась и выбежала из класса.
Мы сидим все притихшие, обалдели просто все, а Чижу всё трын-трава! Стоит у доски, хохочет — аж весь лоснится от удовольствия. Но за щёку всё-таки держится, здорово она ему влепила.
Смотрю я на него, и мерзко мне. На душе так противно-противно — довели человека ни за что ни про что. А она, кстати, нормальная, Ксения Олеговна. Обычно у неё такое лицо, знаете, как будто вот-вот рассмеётся. Я никогда учителей с такими лицами не видела.
Жалко её. Так жалко, что я вдруг взяла и разревелась, как маленькая. Даже не знаю, почему.
И вдруг Максим из-за парты встаёт и прямым ходом к Чижевичу. И лицо у него при этом — не лицо, а барельеф из гранита.
— Макс, ты чего? Ты это…
Но Максим не дал Чижу договорить — вмазал так, что мало не покажется. Они сразу сцепились, как овчарки, но тут уже директриса в класс влетела в красном балахоне. А за ней физичка с опухшей бомбошкой вместо носа — вся заплаканная. А потом прозвенел звонок с урока, и нас выгнали из класса. Всех — кроме Чижевича и Максима.
Не знаю, что там у них дальше было… У Максима спросила вечером в личке — он не ответил, на другую тему перевёл разговор.
А на следующий день они с Чижевичем уже опять вместе гоняли в футбол. Но я заметила: с тех пор Чиж меня больше не достаёт. А может, и совпадение. Я-то тут при чём?
Потом Дина рассказала, что отца Чижевича вызывали в школу, чтобы Чиж при нём извинился перед Ксенией Олеговной. Но получилось наоборот: это Ксюше перед Чижом пришлось извиняться. Оказывается, она его спровоцировала своим неподобающим костюмом и вообще. Это папа Чижевича так сказал, и директриса с ним согласилась.
* * *
Валя: Привет, занят?))
Максим: Есть немного.
Валя: Врагов мочишь?
Максим: Инфу одну ищу — расследование о гибели «Титаника».
И когда он всё успевает? Футболист, художник, учится отлично, ещё и гибель «Титаника» расследует…