Совершенная ночь, и с фонарями неважно в этом дворе. В декабре такое ощущение, что идёшь в школу в полночь. И только к четвёртому уроку рассветает. Ладно бы ещё снег был, а так — какая-то непонятная слякоть. Дурацкая погода: и лужи, и скользко.
Срезать, кстати, не очень вышло, потому что двор перегораживала труба, наверное, горячего отопления — вся замотана какой-то ватой, клочья торчат, довольно противные на вид. И через эту трубу был мостик, как через реку.
Успеваю, нормально. Тирли-тироли, тироли-тиль, — пела в голове флейта из далёкой восточной страны. И на это накладывались арпеджио пианино, но не мешали флейте, а наоборот. Они шли волнами, или это не пианино, а арфа, да, точно. И тут вступила звонким голосом труба.
Школы чего-то нет. Должна уже быть, а нету. Хотя я всё время держал направление, точно. Я достал телефон, открыл карту. Но она не грузилась, не телефон, а тормоз, противно ждать — тем более, опаздываю. И, в общем, ясно, что школу я проскочил, вышел из дворов дальше. И я пошёл назад.
Тихое соло трубы, что может быть лучше. Труба и тарелочка, нежно так и чуть загадочно. Потом, конечно, будут барабаны изо всех сил и тяжёлый запил бас-гитары, но пока об этом никто не знает, только я…
И никто не узнает. Это обидно, в конце концов. Обидно, что я не могу записать свою музыку. Меня сначала отдали в музыкальную школу, сказали — слух хороший. Но я сбежал. Потому что мне не нравилась тётка, которая говорила мне: и-раз, и-два, и-три, и-четыре. Закончили упражнение. Какая-то гимнастика получалась, ЛФК. И ноты эти… Ноты мне совершенно не давались. Пока сосчитаешь, на какой что линейке, поймешь, что это «соль», ищи её на клавиатуре… А уже давно надо было сыграть, и дальше сразу — следующее мучение. Дело, видимо, не в школе, а во мне. Я и читать долго не мог научится, даже думали, что я дурачок. Папа переживал очень, никак не мог понять, как это я не понимаю. Меня только устный счёт вывозил, это лучше всех получалось; так что математика долго была мне вроде справки, что я не умственно отсталый. Я ей за это как-то благодарен, что ли. Ну и вообще я математику люблю. Потом ничего, читать научился. И тоже стал любить. А музыкалку бросил.
Меня и Гордон пытался научить нотам, и Соня. Не вышло. Тупой я в этом какой-то. Вот с рук — да, легко повторяю, если показывают. Как обезьяна. На флейте легче всего, я там сразу понял. Главное — дышать ровно, и дырочки плотно закрывать. Ну и на пианино получалось, Соня меня научила такое смешное играть. Они говорили — я очень способный. Но потом всё как-то быстро кончилось.
Соня и Оля закончили своё училище, и уехали. В Москву, наверное, а может, и ещё куда, не знаю.
Гордон тоже куда-то исчез. Ну и мы потом купили вот эту квартиру, переехали. А жалко. Очень мне жалко нашей пятиугольной комнаты, Гордона за стенкой, и Сони с Олей. Особенно Сони — она весёлая такая, всё ей смешно.
Вот чёрт.
Речка какая-то. Откуда здесь речка?!! Куда это я пришёл вообще!
Я точно знаю, что в радиусе пяти километров вокруг моей школы нет никаких таких речек. Что это, как?
Я достал телефон, открыл карту. Довольно бессмысленно стал крутить её. Вот что неправильно, я считаю, в городе устроено: мало табличек с названиями улиц. Вот сейчас: дом пятнадцать, и всё. А какая улица — не поймёшь. И речка не подписана. Эта, что ли… Как я здесь оказался тогда?… Бред какой-то, это неправильно. Я сейчас где угодно могу быть, только не здесь. Я же не мог за это время пропахать семь километров в другую сторону. Или мог?…
Мне кажется, я иногда прорываю пространство. В нём есть такие воздушные ямы, и я проваливаюсь. Как маленький самолёт, трудно удержать крыльями воздух. Зона турбулентности, опять. Вечно я в этой зоне, всю жизнь. Ничего не понимаю. Вот где я сейчас?
И тут я увидел свою школу. Белую, четырёхэтажную — на той стороне реки. Что она там делает?! Вот и не говорите мне, что дома не ходят. Просто все почему-то знали, что школа ушла на тот берег, а я нет.
Всё-таки у меня в башке отклонение какое-то. Может, это специальными таблетками лечится. А может, меня из-за этого в армию не возьмут. Разве можно такому психу оружие доверять. Я же уйду пешком в какой-нибудь Занзибар, и не замечу. На острова Зеленого мыса, или в Новую Зеландию. Для меня нет ничего невозможного.
Всё равно опоздал, торопиться уже некуда. Кажется, моё вчерашнее кружение по парку было лёгкой разминкой. Кстати, я понял, почему вчера заблудился: там сверху на доме раньше была огромная светящаяся реклама: «Агентство недвижимости ДОМинанта». И теперь эта «доминанта» погасала, поэтому я и не узнал место. Но сейчас-то не так, речка — это тебе не реклама. За ночь не появится.
Надо идти к мосту, вон он, довольно далеко. Не знаю такого моста, вот это по-настоящему странно: чтобы в городе был мост, и я о нём не знал.
Может, это вообще другой город. А может, время другое. Может, меня унесло в будущее. Когда уже давно построят этот мост, и он перестанет выглядеть новым, такой пыльный будет вот. Как бы на него попасть, машины всё едут…
Пришлось перебежать перед автобусом. А что делать, если перехода нет?
Красивый мост, с кованой решёткой. Синяя такая, со звёздами пятиконечными. Старый, конечно, мост, советский. Я разбираюсь в мостах вообще, знаю их и люблю, потому что мой папа их строит, мосты, всю жизнь. Уезжает куда-то там и строит… Вечно в отъезде. Мы раньше с ним по телефону говорили, теперь — по скайпу. Каждый день. Зато потом он приезжает — и у нас праздник, целый месяц, например. А потом — опять уезжает. Мама про себя говорит, что она — жена моряка. А я думаю, что мало кто из моих друзей говорит так много с папой, хоть и по скайпу. Так что мне повезло.
Этот мост — ничего особенного, но решетка… Красивая.
Я остановился и стал смотреть вниз, на воду. Вот странно — декабрь, и вода тёмная. Всё перепуталось в природе, не только в моей голове. Утки плавают, греются.
И тут взошло солнце. Такое яркое, вылезло, вытащило себя из-под тёплого одеяла, вот же лентяй это солнце! И на тротуаре появилась тень от решётки, ясная, отчётливая. Такое сумасшедшее переплетение, вроде кельтского узора. Тень красивее, чем сама решётка, потому что не грязная, чёткая такая — резкий узор на высохшем асфальте.
Апрель скоро. А может, уже. Может, меня леший четвёртый месяц за нос водит.
Вот как, интересно, спускаются с этого моста? Тротуар обрывается, и всё: опять трёхполосное шоссе, попробуй перескочи! И я перелез через решётку, чтобы спуститься прямо по склону и попасть под мост.
Чёрт, как скользко!
Да, я не первый — тут какое-то подобие тропинки, но по ней совсем нельзя идти, загремишь. Всё заледенело. Чёрт, чёрт!
Всё-таки свалился, но нормально, не совсем вниз — в сугроб. То есть не сугроб, а куча дорожной грязи пополам со льдом. Чего вот здесь лестницы нет, элементарная же вещь! Повезло ещё, что не выкатился на дорогу…
Под мостом из водосточной трубы смотрело на меня ледяное чудовище, прямо живая рожа. Сверху, видимо, солнце топит лёд, а здесь тень — и замерзает. Такая дикая сосулища, с глазами. Я сфотографировал её на телефон. Надо было ещё вот эту тень от решётки… Ладно, в другой раз.
Я подхватил сумку поудобнее и пошёл дальше, вдоль реки. Странная это штука — река в городе. Хотелось бы мне жить у такой тёмной воды, поближе. А, вот и моя школа. Надо же, я не знал, что возле неё есть речка так недалеко. Буду потом сюда ходить.
Там, парарам, там, папам! — это барабан. И губная гармошка: ту-у-у-рутуту-у-у-у-у… Гордон умеет здорово на гармошке, я пока не научился. Вот, на гармошку мне денег хватит. Надо купить и научиться, самому.
Новый охранник у нас в школе почему-то. Не ответил на «здравствуйте». Ну да, пока не понимает, как ему реагировать, если человек к концу уроков приходит.
Ладно, хоть домашнее задание возьму. Раздевалка странная какая-то, что у меня с головой? Ведь не так всё было… Кружится голова, и начинает сильно болеть с боков, где виски.
И лестницы нашей нет. То есть есть, но это не наша. И стены жёлтые, а у нас…
Короче, это другая школа. Типовой проект. Ну и кретин же ты, Кит. Кому рассказать — не проверят.
Охранник очень подозрительно посмотрел на меня. Ну да, зашёл такой в раздевалку, и назад! Может, по карманам лазает.
Меня аж передёрнуло от мысли, что про меня могут подумать такое.
И я пошёл скорее. Всё равно куда.
Я понял, что школу уже прогулял, и стало легко, некуда торопиться. И ладно, совру там чего-нибудь. Я учусь нормально, поэтому ко мне вопросов не будет. Сделаю потом что нужно было и сдам. Вот, голова болела, скажу. Тем более — правда.
…А ещё к Соне приходили разные молодые люди. К Оле — никогда; она вечно сидела тихонько на кухне, варила себе гречку и читала толстые книжки. А у Сони были разнообразные гости: то валторнист, то скрипач. И звук этих инструментов я тоже хорошо себе представляю. Дольше всех был Ваня, виолончелист. В тельняшке ходил, на руке — татуировка, якорёк; а сам с виолончелью. Он меня свистеть научил.
