— Не твой! Казенный!
— Не имеешь права, буржуйка! Ишь, чистюля!
Если бы не помощь подоспевшей Ксении, поднос был бы вышиблен из рук. Только страх обронить хотя бы одну драгоценную крошку останавливал даже самых отчаянных.
Не дав детям опомниться, Ксения сунула каждому в руку по ломтю, но одна детская ладонь осталась пустой. Кто-то, воспользовавшись суматохой, ухитрился стащить двойную порцию хлеба. Пострадавшая девочка завыла о голос. Воспитательница в старомодном платье стояла, обиженно поджав губы.
Ксении пришлось пойти за собственной порцией хлеба. Сев рядом с сыном, пытаясь скрыть смущение, Татьяна Филипповна молча корила себя: «Тоже… Вспомнила детство!»
Неудачное вмешательство Татьяны Филипповны сконфузило Асю не меньше, чем Шурку, однако оба утешились, как только Ксения поставила перед каждым тарелку с пюре — теплым, похожим на кашицу, восхитительным! Втягивай в себя, как гречневую размазню из любимой Асиной сказки.
Ксения принесла завтрак себе и Татьяне Филипповне. Садясь, вздохнула:
— Сплошь анархисты, хотя и представители различных классов! — И стала поругивать каких-то райкомовских ребят, которые воображают, что можно в два счета превратить собственнические инстинкты в общественные.
Ася, неуверенная в том, что и у нее все в порядке с собственническими инстинктами, смущенно поймала ртом последнюю каплю кофе, стекавшую с краев кружки, и задумалась. Если райкомовские ребята (какие они: вроде торфостроевцев?) потребуют, чтобы Ксения занялась Асиными инстинктами, если Асе будет очень-очень невмоготу, она напомнит Варе о ее обещании.
Из кухни вышла деревенская с виду старуха в темном фартуке и напустила в столовую теплого воздуха, пахнущего щами, обедом, сытостью… Шурка подмигнул Асе, словно предлагая расстаться с невеселыми мыслями. Ася потянула носом и рассталась…
— Сейчас, товарищ Дедусенко, ознакомитесь с нашим учреждением, — произнесла Ксения, вставая и собирая тарелки. — Ребят я мигом пристрою.
Татьяна Филипповна решила по-своему.
— Давайте ребят возьмем с собой, покажем им дом, Ксения… Ксения Петровна.
Дедусенко-младший внес поправку:
— Вовсе и не дом и не учреждение. Неведомую страну!
Пошли по неведомой стране. Вначале это был длинный коридор с высоким потрескавшимся потолком, потом унылая канцелярия, где Ксения велела вписать в какую-то толстую книгу фамилии Дедусенко и Овчинниковой. Затем опять коридор.
— В этом крыле, между прочим, домовая церковь, — сказала Ксения.
Ася поспешила к массивным, украшенным резьбой дверям, прильнула к замочной скважине. Потянуло ладаном, сладковатым запасом прошлого. Раз уж Ася занялась изучением новой земли, она будет делать раскопки. Так же, как, например, на Черных Болотах. Там, прорубая просеки, роя в торфяной толще канавы, рабочие находили всякие черепки, кости давно вымерших животных, даже мамонта. И краеведческая комиссия установила, что на том бугре, где начали строить временную электростанцию, давным-давно было стойбище предков. «По обломкам установили, — так объяснил Андрей, — и по частям скелета». Вот и Ася… Она по запаху может представить себе церквушку, где трепещет пламя свечей и девицы во всем празднично-белом чинно простаивают долгую службу, замаливают свои прегрешения за неделю.
Ася взялась за дверную ручку:
— Открыть нельзя?
Холодные пальцы Ксении приподняли Асин подбородок. Приподняли, чтобы продемонстрировать большую сургучную печать, молчаливо охраняющую вход. Басом, по-дьяконски, Ксения объявила:
— Волею революции во всех учебных заведениях ликвидированы как домовые церкви, так и часовни любых вероисповеданий. Церковь святой Анны закрыта на веки веков. Аминь!
— И верить не позволяют? — с вызовом спросила Ася.
— Верь, пока не поумнеешь, — нахмурилась Ксения и стала вполголоса что-то втолковывать Татьяне Филипповне.
— Самый сложный участок, — услышала Ася. — Еще повезло, что заведующий нашим домом подкованный атеист, естественник… Представьте, его охотно слушают!
«Анархисты… Атеисты!.. — недоумевала Ася. — Называется детский дом!»
Тем временем Ксения разыскала глазами висящий невдалеке от церковных дверей выпрошенный ею вчера в райкоме плакат: «Царь, поп и богач на плечах у трудового народа». И тут же поспешила его содрать. Кто-то, как видно, обидевшись за попа, густо зачернил углем его пузатую фигуру. И написал наискосок: «Не трожь!» Кто-то из тех, что вчера начали свистеть, когда она (что делать? Ведь завдомом выбыл из строя: схватил воспаление легких!) вздумала поговорить о вреде религии. Действовала она вроде правильно. Но кто знает? Когда Ксения с десятком других членов Коммунистического союза молодежи пришла в Наркомпрос, Надежда Константиновна не один раз подчеркнула необходимость такта в антирелигиозной работе среди детей.
Ксения обернулась к шедшей сзади Татьяне Филипповне:
— Что такое такт, товарищ Дедусенко? Сформулируйте поточнее.
— Ну… Правильный подход, что ли, — холодно ответила та, усмотрев в вопросе справедливый, но малоприятный намек. — Умение действовать, поступать кстати… — Чувство юмора пересилило в ней досаду. — Если поточнее, то могу сказать, что после моих нескладных действий в столовой, пожалуй, бестактно спрашивать меня, что такое такт.
Обе рассмеялись, но тут же вскрикнули, наскочив в полутьме коридора на железную, не к месту брошенную кровать с продранной, провисшей до полу сеткой.
— Вот черт! — кряхтела Ксения, потирая коленку. — Покалечили койки, теперь натыкайся на них!
— Кто калечил? — спросил Шурик. — Институтки?
— Это уже наши постарались! Первые из новичков. Хватиться не успели, как они принялись скакать на кроватях чуть не до потолка.
— Анархисты! — вставил Шурик понравившееся ему словечко.
— Просто некультурные! — осадила мальчика Ася, заподозрив его в стремлении понравиться Ксении.
Ксения сердито передразнила Асю:
— Некультурные! Откуда же им быть культурными? Без гувернанток росли, отдельной кровати не знали. А культурные, если хочешь знать, больше вреда сотворили. Поусердствовали, чтобы ничего нам не досталось.
Волнуясь, она рассказала о том, как прежний персонал уничтожал учебные пособия, классную мебель, посуду. О том, какую невеселую картину разрушения застали в институте новые хозяева.
Пока шли по коридорам, Ксения без устали продолжала говорить. Сообщила, что кое-кого пришлось повычистить. Самых заядлых, злостных, старорежимных. А новых работников подобрать нелегко: ведь дела хватает на круглые сутки. Идут сюда в основном многодетные, и то при условии, что их детям разрешат жить при родителях, а не в общих спальнях.
— Оно и понятно, — заключила Ксения, желавшая быть справедливой. — Понятно, если заглянешь в наши милые спаленки.
— И я буду с мамой? — быстро спросил Шурик.
— И ты. Вам дадут комнату на двоих. Да еще рояль сунут: некуда девать эти бандуры…
Ася подумала, что и ее мама могла бы преподавать здесь ручной труд. Подумала и ощутила неожиданное желание надрать уши мальчишке, прыгавшему рядом с ней.
— Вот и знаменитый зал! — сказала Ксения.
Наступила очередь повеселеть Асе.
— Правда? Для балов?
— Тебе что, танцклассы понадобились? Зал для собраний и конференций. Лучший в районе. Только зимой холодище…
Пусть холодище! Ася торопится войти. Зал выглядит внушительным, даже торжественным, несмотря на полное запустение. Настоящий праздничный зал с двумя рядами белых мраморных колонн. Сюда со всего здания сволокли рояли, на которых когда-то благородные девицы разучивали гаммы и этюды. Один из этих инструментов стоял, накренившись набок, словно огромное животное с подбитой лапой.
Фантазия Аси разыгралась. Пыльный, затоптанный паркет засиял, отражая огни люстр; по паркету заскользили девицы с осиными талиями, наряженные в белоснежные пелеринки, но все улетучилось, когда Татьяна Филипповна каким-то не своим голосом спросила Шурика:
— Помнишь Колонный зал в Доме Союзов?..
Да, сын помнил. Он ответил:
— Папа тогда обещал, что больше не будем расставаться…
Здание Дворянского собрания, переданное вскоре после революции в распоряжение профессиональных союзов, было для семьи Дедусенко «нашим». Оно было первым домом, гостеприимно принявшим Татьяну Филипповну с сыном, когда весной восемнадцатого года они приехали в Москву. Возвратившийся из эмиграции Григорий Дедусенко так и телеграфировал к ним в Сураж: «Жду Москве Доме Союзов».
Там и состоялась их встреча после долгой разлуки. Там на роскошном, широченном диване Шурик отоспался с дороги, пока Союз пищевиков выхлопатывал семье Дедусенко номер в гостинице. В тот день Григорий Дедусенко обещал сыну никогда с ним не расставаться…
