У меня все похолодело внутри от ее слов. Вот сейчас все и решится. Сейчас Вита войдет в комнату Дрозда и огорошит меня новостью, что Дрозд вернется еще не скоро, что он очень занят, что ему еще девушку надо до дома проводить…
Я стояла у стола Дрозда в его комнате, дрожащими от волнения пальцами перебирая разложенные как попало альбомные листы. Не подумайте, что я копалась в его вещах! Боже упаси! Мне бы и в голову такое не пришло. Но мне очень нужно было на что-то отвлечься, у меня даже черные точки замелькали перед глазами – вот как я переживала!
– Он вернется с минуты на минуту! – радостно сообщила мне Вита, заглядывая в комнату. – А это его рисунки, наверное. – Она указала кивком на листы под моими руками, и я только тогда сосредоточила на них взгляд.
Это были потрясающие рисунки. После слов Виты я взяла их в руки, чтобы получше рассмотреть. Мне кажется, так мог рисовать только настоящий художник. На одном из листов был изображен самолет – ну еще бы, что еще рисовать парням, как не технику! – я даже невольно улыбнулась. На другом – оживленная улица, тона взяты серые, лица людей невозможно различить. Третий рисунок едва не выпал у меня из рук, так я разволновалась. С чего это Вита взяла, что Дрозду плохо даются портреты? Мой портрет, который я держала в руках, удался ему в совершенстве – насколько я представляла себя со стороны.
Пора было сматывать удочки. В таком возбужденном состоянии я не то что с Дроздом – с собственной мамой не смогла бы поговорить. Торопливо сложив листы обратно в кучу, я кинулась из комнаты. На полдороги вернулась, хорошенько разворошила их – кажется, именно в таком беспорядке они до меня лежали. Со стены на меня с удивлением взирали рок-звезды. Я показала им язык: их, может, и фотографируют каждый день всяческие папарацци и поклонники, но вряд ли кто-то из сопровождающей их толпы с таким старанием рисует их портреты. Для этого нужно не поклоняться – для этого нужно…
И тут я задумалась. Нужно что? Что нужно, чтобы нарисовать портрет человека, если тебе за это не платят, не прельщают славой? Если ты знаешь, что твою работу, возможно, никто никогда не увидит и не оценит по достоинству? Ради чего тогда стараться и с таким тщанием прорисовывать черты лица едва знакомого человека, с которым ты толком даже и не успел еще подружиться?
В этот момент в дверь позвонили. Вита стрелой промчалась открывать. Судя по ее скорости и ловкости, она наверняка еще и спортом каким-нибудь занималась – гимнастикой, к примеру, или легкой атлетикой… Первой перепуганной мыслью, пришедшей в мою голову, было спрятаться. Под кровать. Да уж, переполошилась, так переполошилась…
Пометавшись по комнате, я наконец решила, что самое подходящее место для отведения от меня подозрений – у окна. Отвернувшись к окну и приняв невинный вид, я замерла, ожидая, когда Дрозд войдет в комнату и воскликнет что-то типа: «О, вот это сюрприз!»
– О, а мы тебя у кафе ждали! – воскликнула Дина за моей спиной.
Это мне показалось или я в самом деле превратилась в ледяную статую, лишенную возможности пошевелиться? Динин голос убивал меня, превращал мое сердце в бездушную ледышку, как сердце Кая – прикосновения Снежной Королевы. У меня сразу пропадало всякое желание дружить. Да что там… мне жить не хотелось!
И, что самое обидное в этой ситуации, у меня сами собой покатились слезы. Я по-прежнему стояла лицом к окну, и слезы, одна за другой, скатывались и скатывались из моих глаз. Одна из них закатилась в уголок губ, и я тут же почувствовала ее солоноватый вкус. Где бы я ни появилась, Дина следовала за мной, словно хвост.
– Ворон считаешь? – весело спросил Дрозд, подходя ко мне, но, увидев слезы, обеспокоенно спросил: – Ну что опять случилось? Что это за бусинки? – Он ласково вытер слезы с моего лица и – о боже! – прижал меня к себе. Я замерла, словно воробушек, согретый в ладонях, в нос ударил аромат мужской туалетной воды, который прежде я лишь слегка угадывала в воздухе. Я стояла, уткнувшись носом в плечо Дрозда, и жадно вдыхала этот будоражащий запах, стараясь запомнить его надолго, унести с собой. Про слезы я и думать забыла.
– А мы тебя ждали-ждали… – снова завела свою волынку Дина и добавила жалобно: – Я насквозь продрогла!
«Ну ты еще заплачь! – ожесточенно подумала я про себя. – Лишь бы Дрозд и тебя так обнял!» Впрочем, хорошенького понемножку. Я легонько высвободилась из объятий Дрозда и взглянула на Дину, ожидая встретить ее завистливый взгляд. Но нет. Ничего подобного. Дина уселась на стол Дрозда – прямо на его рисунки! – закинув ногу на ногу, так что ее и без того короткая юбка задралась чуть не до бедра, и смотрела на меня с равнодушным любопытством, если такое возможно. Ее взгляд был и холоден и в то же время заинтересован. Наверное, так смотрит ученый на жертву эксперимента.
– Ты почему к кафе не пришла? – спросил меня Дрозд.
– А… зачем? – тупо спросила я.
– Мы думали все втроем погулять! – объяснил Дрозд.
– Надо было предупреждать, – насупилась я. – Я же не знала.
– Если бы я предупредил, ты бы не пришла, – хмыкнул Дрозд. – Вы же, девчонки, поссорились.
– А мы уже помирились, – живенько возразила Дина и внаглую обратилась за подтверждением ко мне: – Правда, Саша?
– Правда, – горячо ответила я. – Мы даже гуляли вместе с…
– А вы знаете, что скоро Весенний бал? – громко перебила меня Дина. – Говорят, будет конкурс самого необычного костюма.
Что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. Дрозд в сомнении протянул:
– Да ведь Весенний бал – это вроде когда все в платьях нарядных, костюмах…
И тут Дина ехидно уточнила у меня:
– Кем ты на это раз вырядишься, Саша? Клоуном?
Вот теперь все встало на свои места. Меня бросило в жар. Ну конечно, на Весеннем балу не могло быть никакого маскарадного конкурса. Да и на Восьмое марта его не могло быть ни при каком раскладе. Это был розыгрыш. Наглый, безобразный розыгрыш. И разыграла меня моя единственная подруга. Подставила перед всем классом. Перед всей школой! Потому что это именно от нее я и узнала про «маскарад». Какой же я дурой была, какой дурой!
Я стремительно вышла из комнаты Дрозда. Торопливо одеваясь в прихожей, слушала град его недоуменных вопросов, но ни на один не желала отвечать. Да и что бы я ему ответила? Разоблачила бы Дину? А ради чего? Ее это не исправит. Да и потом, если Дрозд питает к ней какие-то чувства – он все ей простит. Любовь зла…
Наспех попрощавшись, я пошла домой. По дороге я восстанавливала в памяти малейшие детали, подтверждающие Динино предательство. Как давно это все длилось? Когда вообще началось? Кстати, я вспомнила и то, что о моем розыгрыше мальчишек на День Святого Валентина знала одна только Дина. Так, может, это вовсе не мальчишки были такими болтунами? А та открытка на двадцать третье февраля, адресованная мне… Чьим аккуратным почерком она была написана, ведь явно не мальчишеским! А та толпа парней, которая сорвала с меня кошачью маску на Рождество? Может, и тут была замешана Дина? Неспроста же она стояла в сторонке, выжидая, чем все закончится.
Я вышагивала яростно, шлепая по едва наметившимся лужам, так что брызги вскоре облепили мои джинсы, как помутневшие стразы. Солнце уже скрылось, быстро холодало. В сером весеннем вечере не было ничего романтического, ничего привлекательного вообще. Парочки, медленно идущие, взявшись за ручку, выглядели в этой хмари так же неуместно, как я в своем костюме на балу. Не пойду на бал. Ни за что не пойду! Пусть подавятся своим самолюбованием!
С одной стороны, я не желала опускаться до уровня Дины, с другой – мне надоело быть белой вороной. Я не знала, куда деваться, что мне делать. Я всей душой жаждала мести. Ведь, если подумать, благодаря кому Дину признали в классе? Благодаря мне. Благодаря кому против меня началась травля? Благодаря Дине. Это было чертовски несправедливо.
Но бог с ней, с нашей дружбой. Уже понятно было, что она пошла псу под хвост, и ее не то чтобы нельзя было восстановить – можно, почему бы и нет. Можно снова начать разговаривать с Диной, закрывать глаза на ее девчачьи кривляния, простить ей ее подставы, розыгрыши, признать, что она великолепна, что из нас двоих я – никто, а она – королева красоты, ума, очарования.
Но было тут одно «но». И носило это «но» кличку Дрозд. Теперь, когда я знала этого человека, как мне казалось, досконально, я не могла позволить Дине и его обводить вокруг пальца. Звучит нелепо, но я не могла дать Дрозда в обиду.
Вдохнув вечерний воздух, который к вечеру заметно посвежел, я преисполнилась решимости разоблачить Дину любым путем. Может, Дрозда не впечатлит то, что она обманывала меня. Ведь Дина могла обернуть все таким образом, что Дрозд принял бы ее злостные розыгрыши за дружеские шутки. Но то, что Дина водила за нос одновременно двух парней, – это Дрозд должен был узнать. А там уж пусть решает сам, как с ней поступать. Любить ли ее дальше, деля с Никитой право на свидания, или прекратить с ней всяческое общение.
