Но это оказался вовсе и не Василий, а Савва и Леша Копейкин.
— Подождите, Мышки!.. — крикнул Петя и схватил телефонную трубку. — Аким Макарыч! Это Савва и Леша Копейкин! Савва, Леша, это Аким Макарыч! Аким Макарыч! Аким Макарыч, там еще Василий сидит! Савва, Леша, там сидит Василий?…
— А Мышки? — спросил Аким Макарыч.
— И Мышки тоже здесь!
— Петя, я ничего не понимаю, кто же там у тебя?
— Все сразу! Вот именно, что все сразу! Ах, Аким Макарыч, как это здорово!
«Что же это, — подумал он, — в самом деле: и Мишель, и Андерс, и Савва с Лешей Копейкиным, и Василий, и Аким Макарыч, и Мышки… И мама, само собой разумеется, а скоро еще папа вернется с работы. А где-то там еще и Алиса…»
Петя как бы впервые осознал, сколько вокруг него друзей.
«Ну да, не заботы это все, — думал он, — никакие это не заботы, а просто друзья, самые верные люди!..»
— Вот что, — строго сказал Мишель, — со всем этим нужно кончать. Так у вас, Петя, может произойти ухудшение. Вы закончили говорить?
— До свидания, Аким Макарыч, мне больше не разрешают.
— И правильно делают, Петя, до свидания! Я завтра позвоню.
— А теперь мы сделаем так, — сказал Мишель. — Савва с Лешей пойдут по домам. Вашего Василия отправим в аптеку за горчичниками, Андерс пойдет познакомиться с этими… кошками!
— Мышками! — сказал Петя.
— Ну да, с Мышками. Тем более, что мы им обещали. А что мне прикажете, мэм? — спросил он Петину маму.
— Вам прикажу готовиться к зачету. Андерс сдал, а вы еще нет.
— Будет исполнено, мэм.
Целую неделю еще лежал Петя с остаточными явлениями ужасной болезни, которая называется воспаление легких. И каждый день Петина мама и бдительные доктора — Мишель и Андерс — отбивали атаки многочисленных посетителей. То есть они не то чтобы всех выгоняли, нет, но они устанавливали разумную очередность и длительность их посещений.
Одного посетителя не только не надо было выгонять, но пришлось даже долго упрашивать, чтобы он вошел к Пете. Сделать это удалось только Петиной маме. Как уже сообщалось, это был Василий.
Наконец он согласился и вошел.
Он вошел, держа руки в карманах и устремив глаза к потолку. Прежде чем обратить внимание на Петю, который даже слегка подался вперед, чтобы ускорить эту долгожданную встречу, он, как-то пошатываясь, переступая с ноги на ногу, слонялся по комнате и даже поворачивался к Пете спиной.
— Здравствуй, Василий! — тихо воскликнул Петя.
Василий ответил не сразу.
— Привет.
— Ты что там рассматриваешь?
— Да так…
— Ты почему так долго не приходил, а сидел на лестнице?
Василий покачался с носков на пятки и причмокнул.
— Проводочку бы надо сменить…
— Да сменим проводку! — сказал Петя с оттенком нетерпения. — Разве в этом дело? Василий, ты что, сердишься на меня, да? Глупо это у меня вышло, я согласен.
Василий помолчал. И вдруг, как будто впервые обнаружив, что в комнате, кроме него, еще и Петя, круто повернулся на каблуках и спросил:
— Да, так как дела?
— Вот, лежу… Воспаление легких. Говорят, осложнения бывают. Да ты ведь знаешь, Василий, тебе говорили какой-то там бюллетень… Что я, премьер-министр, что ли…
Нет, не оттаивали глаза у Василия. Он смотрел на Петю, но, казалось, что это не друг смотрит, а посторонний и что нет у него никакой охоты с больными разговаривать, а просто у него в этой квартире какие-то служебные дела.
— Да-а, — сказал Петя, — с Мышками-то какая неувязка тогда получилась. Но я ничего не мог поделать — мне нужно было на митинг солидарности… Да ты садись, Василий, можешь вот сюда, на постель.
— Ну-ну… А температурка как? — спросил Василий, давая этим понять, что не желает поддерживать разговор. — Ничего эти эскулапы в наших градусах разбираются?
— Да что ты, Василий, они же у нас учатся!
— Ну да я понимаю… А то бывает в одних странах по Цельсию, в других — по Реомюру… А то еще по Фаренгейту.
И Василий, вертя в руках градусник, опять надолго умолк.
Нет, все было как-то не так! Как будто подменили человека!
Где-то в глубине души Петя понимал, что происходит с Василием. Он, пожалуй, Петю к Мишелю и Андерсу ревновал! Иначе зачем бы он стал про градусы спрашивать?… Но как все это распутать, разогреть человека?
И Петя решил пуститься на хитрость. Он затаил дыхание и закрыл глаза.
— А то еще градусник ставят не под мышку, а под язык, — пробурчал Василий.
Петя хотел крикнуть: «Под мышку! Под мышку!» — но не ответил.
— Лекарства какие-то странные.
Ничего там не было странного. Это был простой аспирин.
Василий вздохнул и повернулся к Пете.
— Знаменитых докторов-то хоть звали? — Он помолчал, прислушиваясь. — Я спрашиваю, звали знаменитых-то докторов? Ну, профессора какого-нибудь?… Или академика?… Или уха-горло-носа?… Да ты что не отвечаешь? Да ты, что ли, спишь?… Петя!..
Петя чувствовал, как нарастало беспокойство Василия.
— Да тебе, может, худо?… Вот ты мать честная! А где ж они? Эй, есть кто в доме?
Петя знал, что, кроме них с Василием, в квартире никого не было, потому что Андерс, который дежурил сегодня, ненадолго ушел, а мама зачем-то пошла к соседям.
Василий забегал по комнатам, по прихожей, по кухне.
— Вот когда надо, так никого и нету, чтоб они треснули!.. Ах, что же делать!.. Спокойно, Вася. Спокойно. Спокойно.
Он прекратил беготню и налил из графина воды. В следующий миг Петя вздрогнул от прикосновения ко лбу чего-то холодного. Он вздрогнул и открыл глаза.
— Ну вот… — вздохнул Василий. — А то ты как бы в беспамятство впадаешь. Слабоват ты еще, Петя. Ну, как, отпустило?…
— Да, — сказал Петя. — Хорошо.
— Видишь, я тоже кое-что в медицине понимаю. Попей водички, а то как бы тебя опять не схватило.
Петя отпил.
Теперь перед ним был прежний — добрый и откровенный Василий.
Он воскликнул:
— Ну, зачем тебя на эту льдину-то понесло, скажи на милость? Это разве геройство? Разве так что-нибудь докажешь?
Не докажешь. Петя и сам это знал.
Уж как его сильно тискали, мяли и дергали! И не только одноклассники, а вся школа, оказывается, заметила его отсутствие. На переменах только и слышно было:
— А вот и Петя пришел!
Он и не подозревал, что пользуется такой известностью.
— Петя, — просили некоторые, — расскажи, как ты дрейфовал!
Петя смущенно улыбался и отвечал:
— Ошибка молодости…
А многие возмущались:
— Тоже, герой!..
В первый же день к нему прикрепили отличников из старших классов. Отличники составили расписание — по какому предмету и когда будут ему помогать.
А уж учиться ему как хотелось! Так всегда бывает после каникул или болезни. На уроках Петя старательно слушал и еще более старательно писал. И хотя внешне он мало чем изменился, все же появилась у него какая-то непонятная привычка: смотреть в окно и надолго задумываться, особенно когда за окном медленно падал снег.
Савва даже слегка подталкивал его в бок:
— Петя, ты чего, Петя…
— Да-да, — шептал Петя. — Конечно… Сейчас.
О чем он думал в эти минуты? Может быть, при этом он успевал краешком глаза видеть правый локоть, правую щеку, правое ухо — одним словом, все Алисино правое? Трудно сказать. Но во всяком случае, для него было загадкой, почему во время его болезни она ни разу к нему не зашла. Эта загадка его очень мучила.
Алиса встретила его без особого восторга, но и без иронии. Просто она улыбнулась ему и сказала:
— Ну, наконец-то выздоровел.
И все.
К этой фразе Петя мысленно подставлял разные окончания:
«Ну, наконец-то выздоровел. Целую вечность не виделись».
«Ну, наконец-то выздоровел, как я рада».
«Ну, наконец-то выздоровел. Дурак ты, дурак!»
Но как ни старался Петя, истинного отношения Алисы к нему он так и не понял. И давно жалел, что так глупо вел себя в тот день… на реке…
Однажды они возвращались из школы вдвоем с Лешей Копейкиным. Шли проходными дворами. Они сами не знали, зачем им понадобились проходные дворы — ведь они никуда не спешили. Падал мокрый снег. Он опускался на асфальт и булыжники крупными хлопьями и тут же превращался в серую слякоть. Только деревья, скамейки и газоны были белыми.
То ли таинственная тишина дворов, то ли плавное кружение снега привело Петю в задумчивое состояние. Он сказал:
— Леша, вот что я хотел спросить у тебя… Ты когда-нибудь дружил с девочками?
Леша Копейкин воскликнул:
— Ну что за вопрос! Конечно, дружил. Я и сейчас с ними дружу, разве это плохо?
— Да нет, Леша, ты не понял, не со всеми сразу, а только с одной.
— С одной?… Наверное, нет. Не знаю. Но, конечно, когда-нибудь буду дружить. Да я и женюсь когда-нибудь, вот увидишь.
