Тетя Марта проводила Бриту до дверей. Штеффи принесла щетку и совок, смела осколки фарфора в кучку и выкинула в помойное ведро.
Тетя Марта долго беседовала с тетей Альмой по телефону. Штеффи сидела на своей кровати и ждала приговора. Неужели ей придется дойти до дома тети Альмы и вернуться назад в полной темноте? Может она получит другое наказание?
Тетя Марта ястребиным взглядом обнаружила крохотный осколок фарфора на полу.
– Подбери, – приказала она.
Осколок был так мал, что Штеффи едва удалось взять его большим и указательным пальцами.
– Мы с тетей Альмой решили, что сегодня ты к ней не пойдешь, – сказала тетя Марта. – Тебе нужно время подумать о том, что ты сделала и как следует раскаяться. После воскресной школы ты пойдешь вместе с сестрой к тете Альме и попросишь прощения.
Сначала Штеффи почувствовала облегчение. Но потом она поняла, что было бы лучше разделаться с этим сразу. Сегодня среда. До воскресенья четыре дня. Четыре долгих дня.
На следующее утро в коридоре Брита повернулась к ней спиной, а в классе отодвинулась подальше на самый край скамьи, словно боялась заразиться опасной болезнью.
– Сегодня мы будем выбирать Люсию, – сказала учительница. – Есть какие-нибудь предложения?
Барбру подняла руку.
– Да, Барбру?
– Я думаю, Сильвия должна быть Люсией.
– Есть другие предложения?
В классе стало тихо. Никто не тянул руку.
– Других предложений нет?
Маргит, тихая, застенчивая девочка, которая обычно прыгала в скакалки с Бритой и ее подругами, осторожно подняла руку.
– Да, Маргит?
– Сильвия, – почти прошептала девочка.
– Сильвию уже предложили, – сказала учительница. – Итак, больше никаких предложений нет?
– Есть, – сказала Штеффи.
У нас в классе поднимают руку, прежде чем сказать что-нибудь, – сделала замечание учительница. – Ну?
– Вера, – сказала Штеффи. – Думаю, Люсией должна быть Вера.
Кто-то фыркнул. На пол упала ручка. Вера обернулась, бросив на Штеффи поспешный удивленный взгляд. Сильвия вскинула голову и равнодушно улыбнулась.
– Так-так, – сказала учительница. – Тогда будем голосовать.
Вера подняла руку.
– Я не хочу быть Люсией, – сказала она. – Сильвия подходит гораздо лучше на роль Люсии.
– Это решит класс, – ответила учительница.
Ингрид, староста, раздала каждому по маленькому цветному бумажному листочку. На нем нужно было написать имя той, кому следует быть Люсией, и свернуть его. В свою очередь, учительница написала имена Сильвии и Веры вверху на черной доске.
Когда все закончили, Ингрид собрала листочки и отдала учительнице. Та развернула первый листок.
– Вера, – сказала она и поставила штрих на доске под именем Веры.
Штеффи стало интересно, не ее ли это листок. Может, она одна голосовала за Веру?
– Вера, – снова сказала учительница и поставила на доске еще один штрих. – Вера. Вера.
Она разворачивала листок за листком. Один за другим появлялись штрихи под именем Веры. Под именем Сильвии было почти пусто.
– Вера. Вера. Вера. Сильвия. Вера. Вера.
Когда листки закончились, у Веры было двадцать шесть голосов, а у Сильвии только пять.
– Рыжая Люсия, – громко сказала Сильвия, не подняв руки. – Такого никогда еще не видали!
– Да, Вера, – сказала учительница. – Ты будешь Люсией в этом году.
Вера выглядела несчастной.
– У меня слишком короткое платье, – сказала она.
– Удлини подол, – посоветовала учительница. – Или пришей снизу оборку, если нужно. Корону мы тебе дадим.
– Ей не нужны свечи, – сказала Барбру. – И так волосы горят.
– Что вы себе сегодня позволяете? – возмутилась учительница. – Следующий, кто скажет слово, не подняв руку, отправится в коридор. Сильвия будет подружкой, не правда ли?
Класс загудел, соглашаясь.
– У меня есть еще одно предложение, – продолжала учительница. – Стефания никогда еще не принимала участие в праздновании Люсии, и это, возможно, единственный шанс для нее. Я думаю, мы позволим ей быть одной из подружек.
Никто ничего не сказал. Ни да, ни нет.
Кроме Сильвии и Штеффи подружками были выбраны Барбру, Гунвор, Майбрит и Ингрид. Все, кроме Ингрид принадлежали к компании Сильвии.
На перемене учительница задержала Штеффи.
– Тебе понадобится длинное белое платье, – сказала она. – Попроси тетю. И зеленый венок на голову. Из веточек голубики подойдет, брусники здесь мало.
Выйдя во двор школы, Штеффи поискала взглядом Веру, но ее нигде не было видно. Сильвия шепталась со своими подругами, с ненавистью поглядывая в сторону Штеффи.
– Ты еще за это получишь, – прошептала она Штеффи на ухо, когда они поднимались по лестнице после перемены.
День тянулся медленно. Штеффи была невнимательной, и учительница делала ей замечания. Штеффи пыталась сконцентрироваться на войне Карла XII с Россией. Но разбитая фарфоровая собачка, извинения перед тетей Альмой, странное выражение лица Веры, угроза Сильвии и белое платье, которое нужно где-то найти – все крутилось в ее голове и заглушало слова учительницы.
– Стефания? – ее имя пробилось сквозь завесу мыслей.
– Я не слышала вопроса, – пробормотала она.
Учительница переадресовала вопрос Брите. Разумеется, та ответила. Брита проявляла способности ко всему, что можно выучить наизусть – псалмы и даты, горные вершины и столицы.
Последним уроком было правописание. Этот предмет нравился Штеффи меньше всего. Говорить по-шведски получалось все лучше и лучше, но писать было трудно, а писать правильно – почти невозможно.
«Лоцманы были уже на борту, – читала учительница. – Они направились в море, чтобы перехватить дрейфующее судно…»
Штеффи окунула перо в чернила и принялась писать. Как пишется «перехватить»?
«… чтобы пирихватить дрейфующее судно…», – получилось у нее.
«… лавируя между огромными волнами…», – продолжала учительница. Должно быть, Штеффи что-то пропустила. Как там было? Она уставилась в страницу, пытаясь отыскать отсутствующие слова. Теперь уже она забыла последние слова учительницы.
Штеффи сдалась. Она отложила ручку в сторону.
– Стефания? – спросила учительница. – Почему ты не пишешь?
– Я не могу.
– Что с тобой сегодня? – встревожилась учительница. – Ты опять заболела?
Штеффи покачала головой и тут же об этом пожалела. Она могла бы сказать, что ее знобит. Ей бы позволили пойти домой.
– Тогда работай, – сказала учительница и принялась диктовать дальше.
Штеффи взяла ручку. Слова продолжали упрямиться. Наконец прозвенел звонок.
В одиночестве Штеффи возвращалась домой. Брита за весь день не сказала ни слова.
Немного впереди на дороге она увидела, как мелькнули рыжие волосы. Штеффи прибавила шаг и догнала Веру. Может быть, она рада, что ее выбрали Люсией?
Но Вера со злостью прошипела:
– Что ты устроила?
– Ты про что?
– Тебе не следовало вмешиваться в то, что тебя не касается. Сильвия никогда меня не простит.
– Тебя? Это на меня она злится.
– Ты ничего не понимаешь, – крикнула Вера. – Дура! Ты все испортила.
– Я не хотела… – начала было Штеффи, но Вера ее не слушала. Она свернула направо и исчезла, сверкнув огненно-рыжими волосами.
– Штеффи, теперь тебя отправят домой? – спросила Нелли по пути из воскресной школы.
– Нет, – прошипела та. – Домой вернуться не удастся. Идет война, дурочка.
Домой ее не отправят, что бы она ни сделала. Но возможно отправят куда-нибудь еще. В другую семью или в детский дом. В другое место, где не будет Нелли.
Нелли молчала. У калитки она сказала, утешая сестру:
– Во всяком случае, если тебя отправят домой, ты встретишься с мамой и папой.
Она открыла парадную дверь и закричала:
– Мама! Мы уже дома!
Мама? Нелли назвала тетю Альму мамой? Штеффи вскипела от гнева.
– Она не твоя мать, – сказала она, но не успела закончить, поскольку в комнату вошла тетя Альма.
Тетя Альма закрыла дверь за собой и Штеффи и села за стол.
Штеффи присела на самый край стула и вцепилась в него обеими руками, боясь свалиться. На кухне шумели Нелли и малыши.
– Зачем ты взяла собачку? – спросила тетя Альма резким тоном, которого Штеффи никогда раньше не слышала.
– Простите, – прошептала Штеффи. – Мне очень жаль, что она разбилась.
– Я не из-за собачки расстраиваюсь, – сказала тетя Альма. – А из-за того, что ты взяла ее без спроса. Разве ты не понимаешь, что это воровство?
– Я собиралась вернуть ее, – почти беззвучно произнесла Штеффи.
– Нельзя брать чужие вещи, – сказала тетя Альма. – «Не укради». Вы ведь наверняка говорили об этом в воскресной школе?
– Я и раньше это знала, – сказала Штеффи громче и с вызывающей интонацией. Вероятно, тетя Альма думает, что она ничему не училась дома. Словно они открыли для себя десять заповедей только на острове.
