В углу заканчивает новогоднюю стенгазету Алла Нежданова. Гладко зачесанные волосы над гладким белим лбом. Алла учится в шестом классе, Светлана — в четвертом. Может быть, Алла и не старше годами, но разница кажется огромной. Алла учится на круглые пятерки. Ее все так уважают и в школе, и в детском доме... Вот если бы можно было стать такой, как она!
Из мальчиков, пожалуй, самый симпатичный Юра, пожиратель книг. Только что дочитал одну книжку, поставил ее на место в шкаф и сразу выбрал другую, в двух томах.
— Юра, ты как, одним глазом первый том будешь читать, а другим второй?
— Что? — отозвался Юра солидным баритоном.
— Я говорю: у тебя два глаза и две книжки. Очень удобно: сразу оба тома будешь читать.
— Кто, я? — опять переспрашивает Юра высоким мальчишеским дискантом.
Смешно у него ломается голос. Юра очень способный и какой-то упрямо-усидчивый. В школе им довольны. А в детском доме учитель, который занимается с мальчиками столярным делом, говорит, что у Юры золотые руки.
Почему золотые? Странное выражение. Золотые руки представляются чем-то металлическим, тяжелым, неподвижным... Вчера замолчал радиоприемник. Юра открыл заднюю стенку, потрогал, подвинтил. Проволочки, лампочки какие-то... Это было похоже на колдовство. Приемник опять работает на полную мощность.
Не золотые, скорее можно сказать — умные руки.
У Аллы тоже хорошие руки. Гибкие пальцы уверенно водят карандаш. Вернее, кажется, что карандаш сам бегает по бумаге, заканчивая новогоднюю стенгазету. Алла хорошо рисует. Она хочет после школы пойти в архитектурный институт.
— Аня, ты кем будешь, когда вырастешь?
Аня перестает вышивать, удивляется вопросу, задумывается на минуту.
— Я еще не знаю.
— Валя, а ты?
Бесполезно спрашивать: если не знает Аня, Валя тоже не знает, это ясно. И руки у них еще совсем маленькие, детские, бесхарактерные.
— Юра, а ты кем хочешь быть?
— Что? — переспрашивает Юра, оторвавшись от книжки.
— Я говорю, кем ты будешь, когда вырастешь?
— Кто, я?
У него раздражающая манера переспрашивать и задумываться во время разговора. Кажется, что, прежде чем начать говорить, он падает откуда-то с облаков или выходит из лесной чащобы.
— Да! Ты! — повысив голос, повторяет Светлана.
— В ремесленное пойду.
— В какое ремесленное?
— Что?
Юра опять успел уже подняться на облака или вернуться в свою лесную чащобу.
— Звонок к себе проведи, вот что! — сердится Светлана.
— Какой звонок?
— Чтобы сначала позвонить к тебе четыре длинных, два коротких, потом спрашивать!
Юра добродушно усмехается:
— Ладно, позвонила. Можешь спрашивать.
— Ремесленных училищ много. Ты в какое пойдешь?
— В такое, чтобы потом строить дома.
— Тогда тебе нужно идти, как Алле, в архитектурный институт.
Юра возражает ядовито:
— Помнишь, как у Некрасова: «Папенька, кто построил этот дом?» — «Архитекторы, душечка».
Витя смеется, Алла улыбается. Аня и Валя остаются серьезными: они не читали еще «Железной дороги».
— Значит, учиться после седьмого класса не будешь?
— Что?
— Дзинь, дзинь! Учиться, говорю, не будешь?
— Кто, я? Почему не буду? Я в заочный техникум поступлю.
— Витя, а ты?
Бесполезно спрашивать: если Юра надумал идти в ремесленное училище, вместе с ним пойдет и Витя. Хорошо вот так с кем-нибудь дружить: куда один, туда и другой.
Понятно, что и Юре и Алле хочется научиться строить дома: перед войной Алла жила в Минске, а Юра — в Сталинграде.
— Светлана, а ты кем будешь? — спрашивает Витя.
— Я буду учительницей. Кончу семь классов — поступлю в педагогическое училище.
Светлана чувствует, что покраснела, — в первый раз она сказала об этом вслух.
Аня и Валя перестают вышивать, чтобы взглянуть на подругу под этим новым углом зрения.
Наконец Аня говорит:
— Тебе подходит.
Алла одобрительно кивает головой.
Юра отзывается на этот раз без всякого звонка:
— Нет, Светлана не может быть учительницей.
— Почему не могу?
— Потому что на первом же уроке ты своих учеников разорвешь на мелкие части!
Светлана смеется:
— Не разорву.
— Разорвешь, — хладнокровно возражает Юра.
— А вот возьму и не разорву!
— Возьмешь и разорвешь.
— Не разорву! — повышает голос Светлана.
Алла, подняв голову от стенгазеты, укоризненно и предостерегающе говорит:
— Юра!
Но Юра упрям. Он повторяет спокойно:
— Алла, она их разорвет.
Бесит то, что Юра и не думает поддразнивать, он говорит серьезно. Просто он уверен, что Светлана действительно разорвет своих учеников на первом же уроке. Это его глубокое убеждение.
Светлана вскакивает, хлопнув ладонью о стол, и кричит:
— Не ра-зо-рву!
— Светлана, ты не только их, маленьких, ты меня, большого, сейчас на мелкие части разорвешь!
Светлана мгновенно остывает, ей опять становится смешно. Она садится на прежнее место:
— А вот возьму и не разорву.
— Кого? Их или меня?
— Сначала тебя не разорву, а потом их.
— Правильно, Света, — одобряюще говорит Алла. Витя вмешивается в разговор:
— Чтобы стать учителем, нужно иметь большую силу воли.
Витя любит изрекать разные истины. В детском доме его зовут философом. Говорит он с медлительной важностью и как-то необычно расставляет слова. Иногда кажется, что он переводит с иностранного языка, которым не очень хорошо владеет.
Светлана спрашивает недоверчиво:
— А у тебя она есть, сила воли?
— Да, у меня она есть.
— Например?
— Вот, например, я летом звеньевым был. Ребята играли в футбол, а я оформлял дневник. Мне не хотелось, а я оформлял. Значит, она у меня есть, сила воли.
— Ну, это еще не большое доказательство!
— Начинать нужно всегда с небольшого.
Топот маленьких ног в коридоре, и как будто заплакал кто-то. Распахнулась дверь, Оля и ее подруга ввели Славика, истекающего слезами. На голове у Славика почему-то висел красный заводной автомобиль.
— Нянечку позовите! — кричала Оля.
— Светлана, смотри, что случилось!
А случилось вот что. Автомобиль в комнате девочек все-таки завели. Сначала он очень хорошо ездил по Олиной тумбочке. А потом Славику пришла неожиданная мысль спустить автомобиль с собственной головы. Два раза автомобиль благополучно съехал, как с горки, вниз, а на третий раз тонкие и довольно длинные спереди волосы мальчика были захвачены вращающимся колесом. В результате автомобиль, как пришитый, висел на прядке волос, что было, конечно, очень больно, а главное — страшно. Девочки пытались отцепить его, поворачивая колесо в обратную сторону, но это причиняло малышу только новые страдания. Наконец Оля с подругой взяли Славу за руки и повели по коридору, взывая о помощи.
Аня-Валя вскочили и бросились к двери:
— Где Тамара Владимировна?
— Подождите, — властно остановила их Светлана. — Аня, держи его. Славик, не шевелись.
Она взяла со стола Анины ножницы и осторожно просунула их между колесом автомобиля и нежной розовой кожей, конусообразно поднявшейся в этом месте подобно маленькому вулкану.
Наталья Николаевна вошла как раз в тот момент, когда Светлана подрезала прядку волос у самого корня.
Освобожденное колесо заскрежетало и закружилось, желтым цыплячьим пухом разлетелись подрезанные волосенки. Славик, сразу почувствовав облегчение, радостно засмеялся. Теперь смеялись все, смеялись неудержимо, а Наталья Николаевна весело сказала:
— Тебе, Светлана, хирургом быть: рука твердая!
— Она, Наталья Николаевна, не хирургом, она учительницей хочет стать, — возразила Аня.
— Для этого тоже нужна твердая рука, — сказал незнакомый женский голос.
Светлана обернулась и только теперь заметила, что Наталья Николаевна вошла не одна.
Девочка с волнением всматривалась в лицо гостьи.
Где же, где же они встречались раньше?.. Нет, не встречались!
Немолодая уже, а глаза по-молодому живые и в светлых волосах ни одного седого не видно.
Красивая? Конечно, нет! Но у нее лицо, на которое приятно смотреть.
Вошедшая улыбнулась, и Светлана радостно воскликнула:
— Я знаю, кто вы! Вы Костина мама!
Оказалось, что Зинаида Львовна приехала, чтобы позвать Светлану к себе на каникулы.
— Наталья Николаевна разрешает. Если хочешь, можно прямо и поехать сейчас. Успеешь в полчаса собраться?
Светлана вместо ответа бросилась к ней на шею и вылетела из комнаты собираться.
Тем временем Зинаиде Львовне стали показывать детский дом. Славик тянул ее за руку:
— К нам пойдемте!
Наталью Николаевну отозвали, и Зинаида Львовна осталась одна на половине малышей. У них была отдельная спальня, столовая и комната для игр.
