— Тишина! — вдруг бодро крикнул чулок с кисточкой. — Запись!
Зрители почтительно умолкли.
— Ловко ты! — прошептал удивлённый Олежка.
— Я, брат, знаю. Я, брат, в кино снимался. Статистом. Толпу изображал. В «Слоне и верёвочке».
Олежка включил магнитофон, повернул рукоятку громкости.
Реполов цокал, посвистывал.
Катушка с плёнкой вертелась, шла запись.
Олежка считал обороты катушки:
— Один… Два… Три…
Как только реполов нацокал пять оборотов, Олежка магнитофон выключил. Облегчённо вздохнул: первая фауна записана!
После реполова Олежка записал чечёток, золотистую ржанку, пустельгу, зябликов.
В блокноте отмечал, кто за кем поёт.
Клёст растопорщил перья и сердито почёсывался, умывался.
— С левой ноги встал, — сказал статист из «Слона и верёвочки». — Надо подзадорить.
Он замахал своей зелёной шапкой и состроил рожу.
Клёст хлопнул крыльями и закричал. Обиделся на рожу или испугался зелёной шапки.
Олежка запустил плёнку. Хотя клёст и не накричал на все пять оборотов, но на полтора хватило.
Вдвоём работать было весело, и ребята познакомились.
Статиста кино звали Митькой, проще — Митяем. Он взялся делать для Олежки в блокноте отметки.
Волнистые попугайчики с голубыми восковинами клювов трещали оглушительно и бесперебойно.
— Трепачи невозможные, — сказал Митяй. — Всю плёнку займут.
Большой красный попугай ара так гаркнул в микрофон, что Олежка сразу вспомнил о вибрации и отодвинулся подальше от клетки.
А большой белый попугай какаду молчал.
Олежка и Митяй приготовили магнитофон и начали ждать.
Ара всё кричал, а какаду долбил клювом яблоко и помалкивал.
К ребятам подошла служительница, взглянула на магнитофон:
— Чем вы здесь занимаетесь?
— Производим запись птичьих разговоров, — ответил Митяй. — Изучать будем. Фауна. Вот он будет, — показал Митяй на Олежку.
— Работайте, только птиц понапрасну не волнуйте.
— Таких разволнуешь! — кивнул Митяй в сторону ары и волнистых попугайчиков. — Сам психом станешь.
— А почему какаду молчит? — спросил Олежка.
— Носатый этот, — сказал Митяй.
— Вам он тоже на плёнку нужен?
— Обязательно! — подтвердил Митяй. — Нам все нужны, кто чирикает или рычит.
— Тогда приготовьтесь, сейчас он заговорит.
— Мы давно готовы.
Служительница ласково обратилась к носатому:
— Фима, хочешь ещё яблоко?
— Квэ! — ответил Фима. — Квэ!
Поблагодарив служительницу, Олежка и Митяй пошли к клеткам, на которых висела табличка «Семейство ястребиных — сип белоголовый, орлан и кондор».
Ястребиные были угрюмы. Сидели на толстых жердях. Любопытства к ребятам не проявили.
Митяй использовал свой проверенный способ: замахал шапкой. Кондор не выдержал, рассердился на шапку и подал голос.
Записали.
Сип раздирал когтями мясо. На шапку внимания не обратил.
Тогда Митяй достал поблизости из кустов прутик и, чтобы не заметили служители, просунул его в клетку.
Шевельнул мясо.
Сип мгновенно ринулся к решётке и так крикнул, что Митяй отскочил от клетки и едва не свалил Олежку с магнитофоном.
Прутик сип разломал лапами.
— Не повезло! — горевал Олежка. — Ты, Митяй, попал на плёнку. Шум твой, когда отскочил.
— Что — я! Он мой шум перекричал!
Олежка вспомнил: пора идти к Лёньке Нестерову. Он рассказал про Лёньку Митяю, и они заторопились в лекторий.
Лёнька уже освободился от белки. Дежурил сменщик.
Митяй опять представился как статист «Слона и верёвочки».
Лёнька не обратил на «Слона и верёвочку» внимания: он надевал на руку красную повязку с буквами КЮБЗ.
Ребята вышли из лектория.
Олежка сказал Лёньке, что они с Митяем остановились на ястребиных.
— Значит, пойдём в слоновник.
В слоновнике под одной крышей жили слон, тапир, бегемот и носорог. Стояли большие весы и лежали запасы сена и берёзовых веников.
— На что веники? — спросил Митяй у Лёньки.
— Слон ест.
— Ну да!
— А как же ты со слоном снимался и не заметил, что он ест.
— Тот слон не этот был. Тот нажимал на булки.
Лёнька договорился со смотрителями, чтобы микрофон позволили подсовывать палкой за ограду, поближе к животному.
Первому микрофон подсунули носорогу. Но он спал и даже ухом не повёл, чтобы записаться на плёнку.
— Ночное животное, — сказал смотритель. — Днём спит.
— Я же говорил — бревно, — не выдержал Митяй и вычеркнул из блокнота «номер двенадцать — голос носорога».
Слон тоже был молчалив.
Размахивал хоботом, открывал узкий рот и, переминаясь с ноги на ногу, протяжно вздыхал.
Подсунуть ему микрофон побоялись: отнимет ещё.
Записали не голос, а громкое дыхание слона.
Бегемот показал себя во всю мощь. Ребята застали его за едой. Он глотал веники и урчал от удовольствия.
— Ещё один чудак с вениками! — удивился Митяй.
Олежка накрутил все пять оборотов.
С тапиром вначале не повезло. Только Олежка включил магнитофон, и тапир начал жаловаться, что он обижен — бегемот ест, а ему ещё не дают, — как вдруг маленькая девочка спросила на весь слоновник:
— Мама, это лев?
И, пока Лёнька убеждал девочку помолчать, потому что она мешает работать дяде, Олежка пустил плёнку назад, стёр вопрос девочки и начал запись сначала.
Митяй задержался у бегемота. Он был потрясён, с какой быстротой бегемот расправляется с вениками.
У смотрителя Митяй, к своему удивлению, выяснил, что бегемот, кроме веников, ест ещё крапиву и дрожжи.
Обезьянник был закрыт. За окнами вспыхивали огни автогенной сварки: ремонтировали клетки.
Выручил Лёнька. Сходил к заведующему и получил разрешение.
В обезьяннике сразу накрутили двадцать оборотов.
Каждая обезьяна пожелала высказаться о приходе ребят, об автогенной сварке, о соседе по клетке.
Павиан чуть не украл микрофон, а бурый капуцин изловчился и сдёрнул с головы Митяя зелёный чулок.
Митяй опешил от подобной наглости.
А капуцин напялил на себя чулок и повис на перекладине вниз головой. Кисточка чулка дотянулась до пола и обмакнулась в миску с рисовой кашей.
Капуцина долго уговаривали перестать висеть над рисовой кашей и отдать чулок. Но капуцин не соглашался.
И, только когда взамен чулка служительница предложила ему горсть семечек, он согласился и вернул чулок.
— Да-а, тут гляди в оба, — сказал Митяй, отряхивая шапку от каши.
Пока отряхивал и «глядел в оба», макаки вытащили из кармана блокнот и карандаш.
Помогли опять семечки.
После обезьян Олежка, Лёнька и Митяй выпили по стакану газированной воды и устроились передохнуть на скамейке возле будки фотографа.
Фотограф снимал в Зоопарке детей, сажал верхом на пони. Родители едва удерживали желающих сидеть верхом, чтобы соблюдали очередь и не дрались.
Лёнька сказал, что пони очень старый и живёт не в клетке, а в будке фотографа.
Отдохнув, ребята направились к хищникам.
Лёнька опять договорился со смотрителями, чтобы им разрешили войти за барьер, поближе к клеткам.
Время для записи было подходящим: раздавали мясо.
Лёнька, Олежка и Митяй перетаскивали магнитофон от клетки к клетке. Номер девятнадцатый — ягуар. Номер двадцатый — леопард дымчатый.
Рыкнул и лев Чандр, и погавкал его приятель пёс Тобик. Они вместе воспитывались с детства и неразлучны до сих пор.
Тобик часто спит под лапой льва, уткнувшись носом в гриву. По вечерам Тобика выпускают из клетки побегать. Чандр не ложится спать, ждёт.
А Тобик бегает по Зоопарку и пугает в темноте зверей: от него пахнет львом.
Маленький пятнистый оцелот подошёл к микрофону, понюхал его, зевнул, ничего не сказал и ушёл. Он уже поел и разленился.
Медведь-губач при виде ребят повалился на спину и задрал все четыре лапы.
— Балуется, — строго сказал Лёнька. — Очень несерьёзный медведь.
Губач начал кувыркаться и колотить себя лапой по животу.
Митяй сказал:
— Весёлый малый!
Но голос медведь так и не подал.
А когда ребята отошли от клетки, он вдруг обиженно закричал.
Тигр поел и крепко спал. Сквозь прутья клетки свесился длинный хвост.
Ребята долго и терпеливо ждали — тигр не просыпался.
Митяй осторожно подёргал за хвост — не помогло.
— Тоже бревно, — сказал Митяй. — Только полосатое.
Пришлось тигра оставить в покое.
— Мне ещё кинжаку нужен и змеи, — вздохнул Олежка.
— Не кинжаку, а кинкажу, — поправил Лёнька. — Он здесь за углом. А змеи сидят в террариуме под стёклами. Записать их невозможно.
— А если вместо змей крокодила?
— Что крокодилы! — ответил Лёнька. — Скалят зубы!
