— Слышь, Генка, — Пашка поравнялся с ним и заглянул в лицо, — а у тебя вообще когда-нибудь друзья были?
— Были, — пожал плечами Генка, — давно только, — он немного помолчал. Генка считал, что пустота давно съела внутри него все воспоминания, а уж эти и подавно, но сейчас пелена словно растворилась, исчезла и замелькали картинки из детства. Когда это было? Два, а может три года назад, вроде бы недавно, нет, не недавно, а очень давно, так давно, что это время ушло навсегда, редко приходя в снах и напоминая в них о времени, когда пустоты еще не существовало.
— А сейчас? — не унимался Пашка, но задав вопрос немного тише, чем следовало, как будто понимал, что Генке на это нечего ответить.
— Есть и сейчас, — соврал Генка, — Сашка вон, почти каждый день заходит, — Генка умолчал только об одном: приходя к нему Сашка сразу садится за компьютер, купить ему свой его родители не могли, и поэтому он часто вечерами, когда делать было совсем нечего заходил к Генке и сидел весь вечер за играми.
— Понятно, — кивнул Пашка, но Генка почему-то решил, что он ему не поверил.
Они свернули с тропинки и пошли по невысокой траве. Генке показалось, что тут он не ходил уже целую вечность. Вроде все знакомое, вот мягкие, сочные стебли травы податливо гнуться под сапогами, вот темная гладь воды равнодушно отражает серое небо и противоположный берег, но холодное ощущение что ты один в целом мире пропало. Генка почувствовал не то чтобы отсутствие пустоты, а ее отступление, когда трусливый противник быстро сворачивает свои позиции, стараясь не показать своего страха. В окружающем мире словно прибавилось красок, как если в цветном телевизоре сначала совсем убрали цвета, а потом стали их потихоньку добавлять. Генка, а за ним Пашка спустились к самой воде.
— Вот здесь я обычно рыбачу, — Генка показал рукой на воду у берега, повторяю и предупреждаю — здесь одни бычки.
— Сорная рыба, — заметил Пашка.
— Что значит сорная? — не понял Генка.
— Ты что не знаешь? — удивился Пашка, — они икру и мальков других рыб едят, если в озере завелись бычки, то считай другой рыбы в озере нет, они ей просто не дают размножаться. Даже хищники, которые ими питаются постепенно вымирают.
— А чем же они питаются, когда другой рыбы не остается? — спросил Генка.
— Не знаю, — Пашка почесал свободной рукой лоб, — друг друга едят, наверно.
— Ладно, давай хоть бычков наловим, — ответил Генка. Они быстро разложили удочки, насадили наживку на крючки и закинули их в озеро. Генка достал из кармана два полиэтиленовых пакета, и один протянул Пашке.
— Все, теперь только ждать осталось, — прокомментировал он, садясь на пакет.
Пашка по примеру Генки расселил пакет на траве и сел на него. Они некоторое время молчали, глядя на неподвижные поплавки. Когда Пашкин поплавок дернулся и он подсек рыбу на поверхности показался не маленький головастый бычок, а солидный подлещик. Генка этому немного удивился, а потом весело рассмеялся.
Пашка был поглощен вытаскиванием рыбы на берег и не обратил на его смех внимания, а Генка просто понял, что пустота окончательно проиграла, и радовался этой невидимой для других победе. Наконец, когда Пашка снял рыбу с крючка и положил ее в пакет с водой, он спросил:
— Ты что смеешься? Я вроде нормально подсек.
— Это я не над тобой, это я вообще… — Генка продолжал улыбаться, просто хорошо, что ты рыбу поймал.
— А, тогда понятно, — Пашка тоже улыбнулся, — ты рад что в озере осталась еще нормальная рыба, а не эти пустые бычки.
— И этому тоже, — ответил Генка, ему стало очень легко, от того что можно вот так сидеть и рыбачить вместе с Пашкой. Генка еще не мог назвать его своим другом, но чувствовал, что с Пашкой он обязательно подружиться и в городе пустота не настигнет его. Пашка меж тем насадил на крючок новую наживку, закинул удочку и снова уселся на пакет. Он задумчиво посмотрел на воду, потом на деревья росшие на соседнем берегу.
— Скоро осень будет, — ни с того, ни с сего заметил он.
— Ну и что? — не понял Генка.
— Ничего, — ответил почему-то погрустневший Пашка, — просто лета как-то вообще не было, и мне кажется, что осень никогда не наступит. Чтобы наступила осень должно пройти лето. Осенью я в школу пойду, с ребятами увижусь.
— А я вот в школу особо не рвусь, — ответил Генка, — скучно мне там.
— Это ясно, — вздохнул Пашка и тут же стряхнул с себя грусть, — ничего может у нас в классе я тебя с кем-нибудь познакомлю. Ну из девчонок, понимаешь?
— Не надо, — резко возразил Генка, но сразу же перешел на более мягкий тон, — гулял я с одной из моего класса. Вспоминать противно. Но не это главное. Ты знаешь, что здесь семью убили? — Пашка в ответ молча кивнул и сразу стал серьезным, — вместе с родителями убили и их дочку, ее Алей звали. Она была совсем другой, непохожа на всех тех, кого я в жизни знал.
Генка замолчал. Пашка тоже ничего не говорил и лишь внимательно смотрел на него. И тут Генку прорвало. Он рассказал как он встретил Алю, как они гуляли и разговаривали, про пустоту, и в конце, как он пришел к ней домой последний раз. Выговорившись он снова замолк. Но Пашка теперь уже первый нарушил молчание.
— Генка, — его голос звучал серьезно, и в нем чувствовалось участие, страшно это все, но ты не отчаивайся. Надо идти вперед, двигаться, тогда ты сможешь не только победить пустоту, но и вспомнить Алю. А с девчонкой из наших я тебя познакомлю, обязательно познакомлю, даже знаю с кем именно. Она очень как бы это сказать — светлая, — и сделав паузу быстро сказал: — Нельзя жить с мертвыми, если ты еще жив.
Генка вскочил и хотел было сразу заехать в лицо Пашке. Но его взгляд, спокойный и открытый, остановил его. «Нельзя бить правду», — промелькнуло в голове. Пашка не боялся ни удара, ни его самого.
— Если хочешь меня ударить — ударь, тебе легче станет, а потом ты поймешь что я прав, — глядя ему в глаза тихо проговорил Пашка. Генка опустил руку и отвернулся. На глаза навернулись слезы. Но показывать эту свою слабость он не хотел.
— У тебя клюет, — заметил Пашка. Генка очень обрадовался этому обстоятельству которое позволило заняться рыбалкой и не продолжать разговор. Он подсек, но леска только дернулась и снова рванулась обратно. Рыба была явно больше чем обычный подлещик. Наконец с трудом, боясь оборвать леску Генка вытащил на берег яростно бьющего большим хвостом карпа.
— Здорово! — воскликнул Пашка, и шутливо добавил, — и это по-твоему бычки?
Это замечание, вернее, тон которым оно было сделано, добрый и веселый, окончательно смыло Генкину злость и раздражение. «Сорная» рыба, пустая рыба ушла, вместе с пустотой. «У пустоты много вассалов, — подумал Генка, — но они все трусливы и убегают, когда рядом нет их хозяйки». А вслух удивленно заметил, запихивая карпа в пакет с водой:
— Крупный, еле вытащил, — Генка восхищенно смотрел на большую рыбину.
— Тебе надо более толстую леску взять. Если у тебя такой нет, то могу свою отдать, у меня дома лески навалом, я еще весной запасся, — предложил Пашка, так словно минуту назад ничего между ними не произошло и Генка не хотел его ударить.
— Не надо, — отозвался Генка, — у меня дома тоже есть.
Они немного помолчали, глядя то на воду, то на удочки. Каждый не решался сказать то, что хотел. Наконец Пашка неопределенно спросил:
— Так как? — словно Генка прекрасно знал о чем идет речь, впрочем так оно и было.
— Хорошо, — сдержанно отозвался Генка, а про себя добавил: «Я пойду за тобой».
Пашка улыбнулся, полез в карман своей курточки и достал сначала пару бутербродов, а после них небольшой складной перочинный ножичек. Генка невольно заинтересовался этим предметом и на поплавки больше не глядел. Он видел много и маленьких перочинных и больших охотничьих ножей, даже один раз держал в руках десантный штык-нож и офицерский кортик. Но этот маленький блестящий ножик в руках Пашки приковал его внимание какой-то странной элегантностью и утонченной красотой. Генка никогда не был поклонником и тем более фанатом ножей, он вспомнил одного знакомого сверстника, у которого имелось около пятидесяти штук разных сувенирных ножичков, тот любил их пристегивать к рюкзаку и поясу, и гремя всем этим хозяйством ехать в метро, кайфуя от вида оборачивающихся или шарахающихся от него пассажиров. Генка, как-то будучи в гостях у этого мальчика просмотрел всю его коллекцию, но она не произвела на него никакого впечатления. А вот Пашкин перочинный нож был особенный, он походил на скальпель и на маленький кинжал одновременно. Тем временем Пашка разрезал бутерброды пополам и предложил Генке:
— Держи.
— Не, спасибо, я не голоден, ты лучше ножик свой покажи, — попросил он.
— Только осторожно, он очень острый, — предупредил Пашка. Он протянул ему перочинный ножик, предварительно перевернув его и держа за лезвие. Генка взял вещицу в руки и внимательно осмотрел. Вроде все просто, полированное железо, деревянная рукоятка, даже не никелированный и не хромированный металл. Но все же была в этой вещи какая-то притягательность. И еще отсутствовали напрочь данные о фирме-производителе, тут Генка догадался, что этот нож — самодельный.
