— Держи.
— Не, спасибо, я не голоден, ты лучше ножик свой покажи, — попросил он.
— Только осторожно, он очень острый, — предупредил Пашка. Он протянул ему перочинный ножик, предварительно перевернув его и держа за лезвие. Генка взял вещицу в руки и внимательно осмотрел. Вроде все просто, полированное железо, деревянная рукоятка, даже не никелированный и не хромированный металл. Но все же была в этой вещи какая-то притягательность. И еще отсутствовали напрочь данные о фирме-производителе, тут Генка догадался, что этот нож — самодельный.
— Красивый, — заметил он, передавая его назад Пашке.
— Дед сделал, и мне на день рождения подарил, — стал рассказывать Пашка, — он на все руки мастер был, а его отец, то есть мой прадед, искусным кузнецом по всей области славился. Сам дедушка токарем на заводе всю жизнь проработал, а когда на пенсию ушел, то разные штуки начал мастерить. То часы с кукушкой сделает, то шкатулку из дерева вырежет. Этот нож он из нержавейки сделал, а лезвие — особый сплав, он за ним на свой завод ездил. Я его ни разу не затачивал, а он у меня считай лет уже пять, режет как бритвой, а деревяшку для рукоятки каким-то особым составом пропитал, не гниет и не горит, если спичку поднести.
— А если в костер бросить? — не думая брякнул Генка.
— Ну в костре сгорит конечно, но я же этого делать не собираюсь. У меня его многие выменять или продать просили. Но понимаешь, он мне самому очень нравиться, — Пашка сделал паузу, подыскивая слова, — и дед говорил, что это особый подарок. Его никому нельзя отдавать. Ну я имею в виду насовсем.
— Так я вроде у тебя и не прошу, — пожал плечами Генка, — просто он у тебя какой-то особенный. Не могу объяснить.
Пашка помолчал и тихо сказал:
— Дедушка говорил, что каждая вещь, сделанная мастером, имеет свою душу, ну или ауру, как сейчас говорят, а массовые вещи, ширпотреб, они бездушные, пустые. Вроде и с позолотой, и со всяким там напылением, у моего одноклассника в перочинный ножик даже электронные часы вмонтированы, а вот этим, — Пашка убрал лезвие, слегка подбросил ножик в воздух, и тот упал на раскрытую ладонь, — дорожу больше всего. Понимаешь, это моя вещь.
— Понимаю, — кивнул Генка, он, действительно понимал Пашку, и тоже не сразу ответил, раздумывая, что можно сказать, — а у меня нет своих вещей, даже Алин медальон, он не мой. Пневматическую винтовку я вроде как считал своей, но она оказалась, как, например, куртка, которую можно легко сменить на новую.
— Свои вещи надо сделать самому, найти, или чтобы их тебе подарили. Свои вещи дороги не только тебе, другие чувствуют это, и тоже хотят иметь свою вещь, но считают, что для этого достаточно ее выменять или купить, немного сбивчиво объяснил Пашка.
— А почему свои вещи нельзя купить? Мастер же должен продавать то, что он делает? — не согласился Генка.
— А много ты видел сейчас мастеров, которые торгуют своими вещами? — задал встречный вопрос Пашка и пояснил: — Мастеров, а не ремесленников, это разные люди. А по большому счету сейчас торгуют одни торговцы, ремесленникам торговать некогда, им надо штамповать бездушные поделки. А раньше у тебя были свои вещи?
Генка задумался вспоминая. Что-то такое вроде было, но очень давно.
Зажигалка, которую ему подарил знакомый отца. И которую он потом потерял во дворе, отчего проплакал весь вечер. Ножик для сбора грибов в деревне, выточенный им самим из старого кухонного тесака, вставленный в самодельные деревянные ножны, а рукоятка обтянута полосками дерматина и синей изоленты. Сгинувший неизвестно куда в городской квартире. Генка как ни пытался тогда его найти, так и не нашел. Может, он до сих пор пылится где-нибудь за шкафом, может его выкинули родители, решив, что это слишком опасная игрушка для их сына. Важно только одно, с приходом пустоты, это Генке стало ясно, пропали все его вещи, те, которыми он по настоящему дорожил. Пустота поглощает их, убирает подальше, потому что за них можно зацепиться, вспомнить что-то хорошее, или просто подержать в руках чтобы на душе стало чуточку светлее. Ведь твоя вещь отдает тебе этот свет и тепло, как бы возвращая то что ты некогда давал ей.
— Ген, ты что молчишь? — отвлек его от этих размышлений Пашка.
— Да так, — Генка неопределенно кивнул головой в сторону, — вспоминал. Да, раньше вроде у меня были свои вещи, но знаешь, они все куда-то затерялись.
— Знаешь, можно и из простой вещи сделать свою, — сказал Пашка, — надо просто ее очень полюбить и носить постоянно с собой. Тогда вещь станет другой. Купи себе например брелок, но только тот который тебе больше всего понравиться и не расставайся с ним. Со временем это и будет твоя вещь.
— Наверно, я так и сделаю, — улыбнулся про себя Генка, твердо решив, что когда он вернется в город, то обязательно купит какую-нибудь простую безделушку и сделает из нее свою вещь. Ведь это же так просто. Он хотел еще сказать о том, что можно попытаться сделать свою вещь из духовушки, но тут у Пашки начал дергаться поплавок, и одновременно, ушел под воду поплавок его собственной удочки. Они вытащили еще пару подлещиков. Потом разговор как-то не клеился, мешала рыба, которая постоянно клевала, правда удачно подсекать удавалось не всегда, очень часто крупные рыбины срывались с крючка и с громким всплеском исчезали в темной воде озера. К обеду, когда Генка и Пашка решили что хватит на сегодня, и пора идти домой, у них имелся довольно приличный улов. Собирая снасти Генка, с изумлением заметил, что Пашка снимает рубашку. Видя его округлившиеся глаза Пашка чуть не рассмеялся.
— Я только до того берега сплаваю и обратно, — бесшабашно заявил он.
— Ты что рехнулся?! — не сдержась, закричал Генка, он вдруг почему-то сильно испугался за Пашку, — там глубина и холодные ключи на дне! Мне местные рассказывали, да и холодно сейчас!
— Нормально, — улыбнулся Пашка оставшись в одних плавках и уже начавший заходить в воду, — я же тебе говорил, что купаться люблю и вообще воду. Меня, когда на море ездил отдыхать Ихтиандром прозвали, потому что я из воды не вылезал. А насчет холода ты не беспокойся, я закаленный. Только гриппом зимой болею.
— Да ты… — попытался возразить Генка, но Пашка уже нырнул и быстро поплыл, оставляя на поверхности воды разбегающиеся волны. Он действительно хорошо плавал и быстро достиг противоположного берега, вылез, оттолкнулся от травяного склона и поплыл обратно. Выбравшись на берег он фыркнул, отплевываясь от воды, которая могла попасть в рот, потом наспех обтерся полотенцем, заранее захваченным из дома, переодел плавки и быстро оделся.
Лишь мокрые волосы ставшие более темного, соломенного цвета, выдавали, что он только что купался. Генка лишь неодобрительно покачал головой.
— Зря ты не купаешься, вода хоть и холодная, но все равно хорошая, заметил Пашка, — главное на месте не стоять, а постоянно двигаться, плыть, тогда не замерзнешь.
— А зимой ты тоже плаваешь? — немного ехидно спросил Генка, — ты тогда морж.
— Нет, — ответил Пашка, — зимой я не плаваю, но зато летом — в любую погоду.
— И никогда не простужаешься? — удивился Генка без тени усмешки.
— Никогда, — подтвердил Пашка. Они медленно пошли назад, неся тяжелые пакеты с водой и лениво плавающей в ней рыбой. Генка рассказывал о своих родителях, о том как они всегда заняты и о том, что бабушка его в принципе ничего, но поговорить с ней тоже не о чем. Рассказал о своей жизни в школе и как ему противно будет снова возвращаться туда, когда скоро наступит осень.
— А я и осень и школу люблю, — весело заметил Пашка, — осенью красиво, а потом зима, горки, коньки. Белый снег. Красота, в общем.
— А как же тучи, слякоть, грязь? — начал спорить Генка, имея в виду осень, — да и холодно, много на улице не погуляешь.
— Ну и что? — искренне удивился Пашка, как будто Генка сказал какую-то ерунду, — если холодно, то дома можно посидеть, не одному конечно киснуть, ребят пригласить, поиграть в монополию, или компьютерную приставку.
— Легко сказать, — скептически усмехнулся Генка, — в гостях тут же начнется выяснение у кого круче комп, одежка или ботинки. Сплошное хвастовство, — в его тоне начало проскальзывать раздражение, — ну на фига мне эти «гриндерсы» на железной подошве? Неудобные, ноги в них устают, да и сами разваливаются быстро. Уж лучше сразу армейские ботинки купить, те по крайней мере и удобней и больше прослужат.
— Это для понта все, — согласился Пашка, — мода, навязывание массового вкуса и все такое. Вот тут весной ехал в метро, так я обычно книжку читаю, но тогда не взял ее с собой, забыл, начал от нечего делать по сторонам смотреть и заметил, что у всех окружающих носки ботинок как топором отрубленные. Плоские. А у меня обычные. Я чуть не рассмеялся. Ведь неудобно наверно, но люди все равно в таких ходят. Потому что мода, и ширпотреб.
